И один в поле воин, стр. 25

МАЙОР МИЛЛЕР ХОЧЕТ ПОДРУЖИТЬСЯ С ГОЛЬДРИНГОМ

Генерал Эверс уже собрался идти в казино обедать, когда Лютц сообщил ему:

— Герр Миллер просит принять его.

— Чего он повадился к нам? — недовольно спросил Эверс. — Снова что-то придумал? Может, и меня собирается проверить?

— Возможно, но скорее меня.

— Просите.

— Вы снова с какими-то неприятностями, Миллер? — Наоборот, на этот раз я принёс вам приятную весть, господин генерал, — ответил Миллер, садясь.

Вопреки его заявлению о том, что весть приятна, лицо майора было достаточно кислым.

— Вчера мы осуществили свой план, произвели проверку вашего офицера по особым поручениям лейтенанта фон Гольдринга.

— Ну и что? — с интересом спросил генерал.

Миллер обстоятельно и точно рассказал о событиях в номере гостиницы Шамбери, не скрыв и того, что магнитофон точно записал весь разговор.

— Лангхейн получил две пули в правое лёгкое, он сейчас в госпитале и, наверно, не скоро выйдет оттуда… Генерал искренне расхохотался. Его поддержал и Лютц.

— Ну, господин Миллер! Теперь вы убедились в благонадёжности Гольдринга?

— Совершенно!

— Герр Лютц, сегодня же приготовьте реляцию о награждении лейтенанта фон Гольдринга «Железным крестом» второй степени.

— Яволь! — ответил Лютц.

— Ведь лейтенант не знал, что перед ним сидит оберштурмбанфюрер СС Лангхейн. Ведь так, господин Миллер?

— Так точно. Я уверен, что если бы барон догадался, кто разговаривает с ним, то проверка не закончилась бы кровопролитием. Но теперь мы совершенно убеждены в благонадёжности лейтенанта фон Гольдринга.

— А теперь, господин Миллер, не хотите ли пообедать с нами? — пригласил Эверс.

Рассказ Миллера о результатах проверки фон Гольдринга явно привёл генерала в хорошее настроение.

— Сочту за честь, господин генерал, — поклонился Миллер.

За обедом, который в отличие от многих предыдущих прошёл живо и весело, только и было разговоров, что о храбрости фон Гольдринга. К концу обеда генерал был в таком приподнятом настроении, что провозгласил тост за успех начавшегося на Восточном фронте наступления, которое многим из присутствующих даст возможность уже в этом году побывать в Москве.

Генрих никак не ожидал, что слух о событиях в Шамбери так быстро достигнет Сен-Реми. Но вышло так, что слава опередила его. Когда по приезде он направился в штаб, у входной двери его остановил штабной офицер обер-лейтенант Фельднер.

— А, барон, — приветливо и почтительно проговорил тот. — Со счастливым возвращением. О ваших героических делах мы уже слышали. Рад поздравить вас первым.

— О каких делах? — не сразу догадался Гольдринг.

— Не скромничайте, о вашем подвиге генерал рассказал всем офицерам вчера после обеда. А ему обо всём сообщил герр Миллер.

— А-а, вот вы о чём… Спасибо за поздравления.

Генрих вошёл в вестибюль и уже хотел было подняться по лестнице, но внимание его привлёк солдат, который, увидев лейтенанта, вскочил со скамьи, стал навытяжку. Это был юноша лет девятнадцати-двадцати, белокурый, худощавый, с умными голубыми глазами. Именно выражение его глаз и заставило Генриха остановиться. Во взгляде юноши сквозило столько печали, даже отчаяния, что не заметить этого было нельзя. У ног солдата лежал вещевой мешок.

— Кто вы такой? — спросил лейтенант.

— Ефрейтор Курт Шмидт, герр лейтенант, — чётко ответил солдат.

— Откуда?

— Служил во второй роте второго батальона сто семнадцатого полка, а сейчас получил назначение на Восточный фронт.

На глазах молоденького солдата, казавшегося совсем мальчиком, задрожали слезы.

— А почему вас туда переводят?

— По рапорту командира роты обер-лейтенанта Фельднера.

— В чём же вы провинились перед обер-лейтенантом?

— Четыре дня тому назад обер-лейтенант Фельднер был немного выпивши. Ему показалось, что я не так приветствовал его, хотя, честное слово, я приветствовал его как полагается. Тогда он начал командовать: «лечь», «встать». Я выполнял его приказы, пока у меня хватило сил. Но вскоре я устал — я вообще слабый, и не смог подняться… Он отругал меня, а потом написал рапорт, будто я отказался выполнить его приказ, и просил отправить меня на Восточный фронт.

— Всё, что вы мне рассказали — правда?

— Святая правда, герр лейтенант. Как перед богом! Юноша посмотрел на Гольдринга с такой мольбой, что ему стало жаль этого мальчика в солдатской шинели.

— А вы очень боитесь Восточного фронта?

— Там, герр лейтенант, уже погибли два моих брата. У матери остался я один, и когда она узнает, что меня послали на Восточный фронт, она не переживёт этого.

— А почему вы не сказали обо всём генералу?

— Даже командир полка не захотел говорить со мною…

— Приказ об откомандировании при вас? — немного подумав, спросил Генрих.

— Вот. Мне приказано подождать тут попутную машину на Шамбери.

— Так вот, Курт. Я поговорю с генералом. Но надо выдвинуть какую-нибудь причину, чтобы вас здесь оставили. Если хотите, я могу сказать, что вы мне нужны как денщик… Согласны?

— Я буду выполнять все ваши распоряжения и работать как никто другой.

— Давайте ваши документы, и ждите меня здесь. Солдат быстро, словно боясь, что офицер передумает, дрожащими руками вынул бумаги и отдал их лейтенанту. Генрих поднялся на второй этаж и вошёл в кабинет Лютца.

— А-а, Гольдринг, рад вас видеть! — Лютц вышел из-за стола и крепко пожал руку Генриху. — Генерал просил, чтобы вы немедленно зашли к нему.

Отдав гауптману расписку штаба о вручении пакета, Генрих отправился к генералу.

— Ну, лейтенант, расскажите, как всё это было? — воскликнул Эверс, как только увидел Гольдринга. Генрих рассказал все, до малейших деталей.

— Я представил вас к награде «Железным крестом» второй степени, — сообщил Эверс.

— Очень благодарен, господин генерал. Я сегодня же напишу об этом Бертгольду. Я уверен, что он будет также благодарен вам за заботу обо мне. Этот ответ был приятен генералу.

— Передайте оберсту искренний поклон от меня, — попросил он.

— Герр генерал, разрешите мне обратиться к вам с одной просьбой.

— Пожалуйста.

— Здесь в вестибюле находится солдат, которого направляют на Восточный фронт по рапорту обер-лейтенанта Фельднера. Я не хотел бы говорить об этом, но, уверяю вас, — обер-лейтенант поступил несправедливо, особенно если учесть, что солдат этот очень слаб физически и что два его брата сложили головы на Восточном фронте. А мне нужен денщик. Я прошу, господин генерал, разрешить мне взять его в денщики.

— И это все? — генерал был даже немного разочарован, что не может сделать чего-нибудь большего для офицера, так отличившегося.

Взяв из рук Генриха документы Курта, генерал перечеркнул на одной из бумаг свою старую резолюцию и сверху крупным почерком написал: «Оставить при штабе как денщика лейтенанта барона фон Гольдринга».

— Очень благодарен, герр генерал! А теперь, когда вы так быстро исполнили мою первую просьбу, разрешите обратиться к вам со второй…

— Возможно, выполню и эту! — улыбнулся Эверс.

— Тогда я попрошу принять от меня десять бутылок шампанского, старого французского шампанского, которое я разыскал в Лионе специально для вас. Как-то гауптман Лютц сказал мне, что вы любите хорошее шампанское. Эверс рассмеялся.

— Эту вашу просьбу я выполню ещё с большей охотой, чем первую.

— Разрешите идти? — спросил Генрих.

— Можете идти. Только сегодня же подайте рапорт о предоставлении вам недельного отпуска по семейным обстоятельствам.

— О! Бесконечно благодарен, герр генерал. Об этом я давно мечтал, но просить не решался.

Когда Генрих спустился вниз, Курт Шмидт вскочил со скамьи и, забыв о субординации, бросился к лейтенанту.

— Ну, Курт, — сказал Генрих, — теперь вы мой денщик.

Радость, осветившая лицо молодого солдата, невольно передалась и Генриху. Он с ласковой улыбкой поглядывал на этого юношу в солдатской шинели, который с такой силой сжимал свою пилотку, словно старался вдавить её в собственные ладони.