Блокада. Книга 5, стр. 172

— Я, товарищ подполковник, — преувеличенно громко откликнулся Анатолий. Свою линию поведения он определил в самый последний миг: держаться строго по уставу. Никаких лишних слов. Никаких воспоминаний. Только «да», «нет», «есть» и «слушаюсь»…

— Мы ведь с вами знакомы! — произнес Звягинцев, несколько удивляясь такой отчужденности Анатолия. — Моя фамилия Звягинцев.

— Так точно, товарищ подполковник…

Теперь в замешательстве оказался уже Звягинцев: он не знал, о чем ему разговаривать с этим парнем, для чего остановил его.

И это замешательство Звягинцева почувствовал Анатолий. Ему было неведомо, встречался ли Звягинцев с Верой, рассказала ли она ему о том, что произошло между ними в последний раз. И тем не менее решил, что надо использовать его замешательство, постараться сократить неприятную встречу, поскорее уйти. Но уйти так, чтобы не вызвать никаких подозрений.

В душе же Звягинцева шевельнулась смутная надежда: «Может быть, этому человеку что-нибудь известно о Вере?» Однако спросил его о другом:

— Почему вы… с топором?

— Ребята просили дров нарубить. Для печки, — бодро ответил Анатолий.

— Где служите? — опять спросил Звягинцев, мысленно негодуя на себя за то, что задает ненужные вопросы.

— При штабе, — ответил Валицкий, и лицо его опять приняло отчужденное, замкнутое выражение. Он явно давал понять, что не только не обязан, но и не имеет права, не зная должности остановившего его командира, давать ему более точные сведения…

— Вот что… — не глядя на Анатолия и как-то нерешительно продолжал Звягинцев, — я хотел вас спросить… вы… Королеву давно не встречали?

— Очень давно, товарищ подполковник, — ответил Анатолий, ловя ускользающий взгляд Звягинцева. И добавил уже с явным вызовом: — Война ведь идет. Разве сейчас до этого?.. Я даже отца родного с прошлой зимы не видел!

«Ваш отец погиб, умер от голода!» — чуть было не крикнул Звягинцев. Но промолчал, почувствовав еще большую неприязнь к этому человеку. То, что Анатолий, которого Вера когда-то любила, совершенно не интересуется ее судьбой, то, что также, по-видимому, безразлична ему судьба собственного отца, потому что до сих пор не знает о его смерти, не могло вызвать у Звягинцева ничего, кроме отвращения и злости.

Он попытался подавить в себе эти чувства. Подумал, что, может быть, несправедлив к Анатолию. Десятки тысяч бойцов не знают сейчас о судьбе своих родных и близких…

— Извините, — совсем не по-военному сказал Звягинцев. — Я просто думал, что…

Он не успел досказать, что именно думал. В этот момент послышался голос Малинникова:

— А я тебя возле машины ищу… Черта лысого, а не часы в этом военторге купишь! Подворотнички вот взял. И на твою долю тоже…

Анатолий не упустил этого момента.

— Разрешите быть свободным, товарищ подполковник! — отчеканил он, обращаясь к Звягинцеву.

— Да, да. Идите, — сказал в ответ Звягинцев.

Анатолий четко повернулся и моментально исчез в лесу, слегка помахивая топором.

— Кто такой? — глядя вслед ему, спросил Малинников.

— Так… знакомый.

— Служили, что ли, вместе?

— Нет, — покачал головой Звягинцев. — Вместе мы не служили…

22

Генерал Жуков вернулся из войск в штаб Воронежского фронта далеко за полночь. Ему доложили, что звонил Сталин и будет звонить снова в два часа.

На подготовку к докладу Верховному оставалось всего двадцать минут. Фактически же звонок аппарата ВЧ раздался через девятнадцать, то есть в два часа без одной минуты.

— Соединяю с товарищем Сталиным, — послышался в телефонной трубке густой бас Поскребышева.

А еще через мгновение до слуха Жукова донесся другой, хорошо знакомый ему голос:

— Здравствуйте, товарищ Жуков. Есть мнение, что вам следует выехать на Волховский фронт.

Сказав это, Сталин умолк, давая собеседнику возможность осознать смысл услышанного. В такой паузе действительно была необходимость: мысли Жукова занимал сейчас не Ленинград, а юг России — там, в районе Сталинграда, агонизировала окруженная советскими войсками 6-я немецкая армия под командованием генерал-полковника Паулюса.

…Гитлер требовал от Паулюса продолжать сопротивление, чего бы это ни стоило. Пытался поднять дух генерала, посылая ему одну за другой телеграммы о дивизиях и корпусах, якобы идущих на выручку окруженным. Настанет день, и фюрер произведет Паулюса в фельдмаршалы, но по иронии судьбы лишь для того, чтобы тот мог сдаться в плен именно в этом качестве. А пока что другой фельдмаршал, Манштейн (который тоже по иронии судьбы получил вещественный символ своего высокого чина — маршальский жезл — после крупной неудачи под Ленинградом), действительно пытался пробить брешь в кольце советского окружения. Однако безрезультатно…

Но задачи Красной Армии на юге не исчерпывались разгромом немецких войск под Сталинградом. В конце декабря сорок второго года велась интенсивная подготовка к окружению и уничтожению другой мощной группировки противника — острогожско-россошанской.

Операцию эту предстояло провести командованию двух фронтов — Воронежского и Юго-Западного. А координация их действий была поручена заместителю Верховного главнокомандующего генералу армии Жукову.

И вот теперь он получил неожиданный приказ выехать на не близкий отсюда Волховский фронт. К манере Сталина сразу объявлять свое решение, без каких бы то ни было вступительных слов, Жуков привык. И все-таки то, что он услышал от Верховного сейчас, на какие-то мгновения повергло его в состояние недоумения. Где-то в мозгу Жукова все еще звучала фраза, которой он собирался начать свой доклад Сталину о ходе подготовки Острогожско-Россошанской операции.

— …Необходимо на месте убедиться, — снова заговорил Сталин, — все ли сделано для того, чтобы на этот раз Питер был бы наконец избавлен от блокады.

И опять умолк, как бы ожидая, что скажет Жуков.

В подобных случаях объяснения между Сталиным и представителями Ставки всегда бывали предельно лаконичны: «Да — да», «Нет — нет». Согласие или возражение.

Возражений не последовало. Жуков только спросил:

— А как быть с подготовкой к операции здесь?

— Что вы предлагаете? — в свою очередь спросил Сталин, делая ударение на слове «вы» и этим подчеркивая, что он готов выслушать совет Жукова.

— Думаю, что в курсе дела Василевский. Он лучше других сможет завершить операцию. А в районе Сталинграда справится Воронов.

— Согласен, — ответил Сталин. И, вопреки своей обычной привычке не возвращаться к уже исчерпанной теме, продолжил разговор: — В Питер выезжает в качестве представителя Ставки Ворошилов. Но… — Сталин чуть запнулся, подыскивая слова поточнее, и, видимо не найдя таких слов, сказал неопределенно: — Мы полагаем, что вам все же необходимо поехать на Волховский. Вы меня поняли?

— Да, — подтвердил Жуков.

— Ждем вас в Москве, — сказал Сталин, и в трубке послышался сухой щелчок.

Всюду, куда ни посылал Верховный Жукова, ему, как правило, сопутствовал успех. Разумеется, дело было не только в самом Жукове. События, в которых он играл руководящую роль, были обусловлены множеством объективных обстоятельств — военных, политических, экономических и чисто психологических. Но командовал-то войсками, громившими врага, Жуков, и с его именем история по праву связала многие крупные победы Красной Армии над немецко-фашистскими захватчиками.

Имя Жукова было одним из первых среди полководцев Великой Отечественной, да и всей второй мировой войны.

Только, пожалуй, под Ленинградом в сорок первом ему не удалось добиться решающего успеха. Впрочем, само понятие «успех» на том этапе войны было весьма относительным. То, что провалился генеральный штурм Ленинграда, предпринятый фон Леебом в сентябре, воспринималось как несомненный успех, и с этим опять-таки было накрепко связано имя Жукова. Но враг тогда не был разгромлен и даже не был отогнан с ближних подступов к Ленинграду. Блокада осталась не прорванной, и Ленинград оказался обреченным на страшные жертвы.