Свеча в окне, стр. 80

— Бронни.

Ослабевший от ужаса голос ее сорвался.

— Бронни, я могу спрыгнуть вниз?

— Я не знаю, миледи, — отозвался он. — Там так темно, что мне дальше первой ступеньки ничего не видно.

Руки ее от волнения задрожали. Двигаясь, как гусеница, Сора волнообразными движениями спустилась на полную длину поддерживающей ее лестницы. Зацепилась коленями за последнюю ступеньку, проклиная свои юбки она медленными движениями нащупала самый конец веревки. Набрав в грудь воздуха, Сора опустила ноги раскачала свое тело и повисла, болтаясь, посреди холодной пустоты над пропастью.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Сора, казалось, висела так много дней, лет, пока руки ее не начали дрожать от напряжения. Тогда она отпустила веревку. Она упала, приземлилась. От удара лодыжки хрустнули; земля оказалась гораздо ближе, чем она предполагала. Она сидела в грязи, потирая ноги, смеясь и плача.

Бронни услышал ее и прокричал:

— Миледи, миледи, вам больно?

Собравшись с силами, она хрипло прокричала в ответ:

— Со мной все в порядке! Но, Бронни, ты не мог бы помахать факелом и сказать мне, где тут тела?

— Тела?

Голос у него сначала был озадаченным, затем в нем зазвучало облегчение.

— Нет, там вовсе не так уж плохо, как он вам наговорил, миледи.

Сора фыркнула.

— Я удивлена.

— Это не главный замок, поэтому он тут не держит затворников, а если уже и держит, то наверняка не дает им умереть таким вот простым способом. Он их мучит до смерти, он такой.

Безудержно обрадовавшись столь краткой характеристике, которую выдал Николасу Бронни, она уточнила:

— И никаких тел?

— Нет. Но там точно имеются крысы, и прохладно. Возьмите мой камзол.

Он сбросил вниз свой камзол, и тот спланировал на голову Соры.

— Поймали?

— Да, спасибо тебе. А нет больше…

Сверху раздались вибрирующие звуки глухого рева, Сора поморщилась. Даже из темницы Николас и его ярость были узнаваемы.

— Поспеши к нему, Бронни. Теперь, когда я знаю, что я не одна, мне хорошо. Вот только крысы.

— О миледи… у… мне так не хочется бросать вас. Вы же такая благородная дама, и вообще.

— Кш-ш, — замахала на него руками Сора, хотя он и не мог ее видеть. — Я не хочу, чтобы Николас передумал насчет меня.

— Да — Да.

Она услышала, как Бронни поднимает крышку люка.

— А вы уверены?

— Со мной все в порядке.

Люк уже почти закрылся, как Бронни вновь откинул его.

— Миледи?

— Иди, Бронни.

Она произнесла это твердым голосом, и Бронни подчинился ей.

Глухой удар крышки люка прозвучал для нее совсем как окончательный приговор. Камзол, который она сжимала в своих руках, еще хранил тепло Бронни, и Сора черпала спокойствие из вещественного доказательства того, что она не совсем одинока. Обняв колени руками, она прильнула к ним щекой и задумалась о себе. Положение затворницы в темной пещере не должно тревожить ее. Какая ей разница, что тут нет света? Это пространство никак не отличается от любого другого. Она терялась, пока не определяла параметры любого помещения.

Тем не менее казалось, что столб воздуха давит ей на олову под тяжестью закрытого люка. Потолок, который, как ей было известно, находился так же высоко, как небо, казался слишком низким; ей представлялось, что она стукнется об него головой, если встанет во весь рост, стены приблизились; пол как будто накренился под ней. Она задыхалась от удушливой вони плесени. Запустив пальцы в грязь. Сора набрала пригоршню отчаяния.

Как же ее занесло сюда?

Еще вчера она давала разрешение на ремонт крытых соломой крыш в деревенских домах Берка. Она выезжала на лошадях с управляющим, позвавшим ее подсчитать урожай, собранный арендаторами; она пересказывала цифры брату Седрику, а тот их записывал.

Питер поручил ей выполнять обязанности по осеннему учету только для того, чтобы отвлечь от мыслей о Уияльме, но он сказал, что с радостью разрешит ей заняться этим, и она поверила.

Каждый вечер он возвращался с охоты, весь перепачканный грязью и ликующий, приносил ей оленя или вепря для засолки и запаса на зиму. Сора понимала, что демонстрация этих мужских даров предназначалась не для нее. Это делалось ради Мод, которая стояла рядом с Сорой и выражала подобающее восхищение кровавыми кусками мяса, брошенными Питером к их ногам. Вспыхнувшая любовь между господином и служанкой превратилась в устойчивый костер, дарящий постоянное тепло красных углей и вспыхивающий изредка языками гнева. Питер и Мод были поглощены друг другом, и Соре было завидно, одиноко и стыдно.

Мод перестала крутиться вокруг нее со своими вечными ухаживаниями, Питер рассеянно оказывал ей элементарные знаки внимания, мальчики были постоянно поглощены заботами молодых воинов, а Уильяма не было.

Лишь только Була продолжал бдеть рядом с нею, плюхаясь своей огромной мордой Соре на колени, когда она сидела, и путаясь у нее между ногами, когда она гуляла. Слуги шутили по поводу его преданности во время суеты с окончанием осенних работ до наступления первых заморозков.

Она мысленно вернулась к необычному поведению Булы на тропинке. Дура, корила она себя. Глупая, глупая девица. Погрузиться до такой степени в собственное несчастье, что не понять собственного же пса. Если бы она была более внимательна к собаке, то сидела бы сейчас дома в Берке, прильнув к камину, а не к камзолу, по которому прыгают блохи.

Дома, улыбаясь на Мод и Питера; дома, дожидаясь возвращения Уильяма.

Дома, поджидая, когда загонят Булу и он обрушит на нее свою преданность и любовь. Ругать его за то, что он шныряет под ногами. Смеяться, когда он лупит в восторге лапами, если она щекочет ему ребрышки.

Если бы она была внимательна к псу, то сейчас бы он жив, а не валялся бы приманкой для червей в лесу. Ей хотелось оплакать Булу, однако слезы не шли из глаз. Вина ее была слишком глубока, а боль слишком свежа. Ее план требовал размышлений, а не чувств. Она уже однажды предала Булу; она не предаст его вновь, не сумев убежать и отомстить за его гибель.

Сора беспокойно покачала головой. Николас хочет превратить ее в беспомощного, слабовольного человека. Он хочет, чтобы она была предана тут забвению, устрашилась и взмолилась отпустить ее, а она не даст ему ничего из того, что он желает. Ничегошеньки.

Сырость тут не пузырилась по стенам; грязь оказалась сухой пылью, сочившейся сквозь пальцы Соры. Вероятно, это был известняк, поскольку замок располагался высоко над океаном, а этот край Англии был знаменит своими белыми скалами. Даже если Уильяма сюда сбросят, он, наверно, не разобьется.

Господи, сделай так, чтобы Николас разрешил ему спуститься по лестнице. Господи, сделай так, чтобы Николас любым способом спустил сюда Уильяма.

Даже если Уильям будет ранен, когда очутится в ее темнице, она по крайней мере будет знать, что он не мертв. Даже если он поранится при падении, он останется все тем же Уильямом, достаточно сильным для того, чтобы одолеть всех их врагов.

В те жуткие секунды, когда Николас душил ее и ей казалось, что с жизнью ее покончено, Сора поняла, что Уильям способен спасти ее. Когда грудь готова была лопнуть от распирающего ее воздуха, Сора поняла, что вместе с Уильямом они смогут уничтожить этого демона.

Если бы только Николас клюнул на хитрость и привел бы к ней Уильяма. Мольба, обращенная к Николасу, чтобы Уильяма не сажали в тюрьму вместе с ней, была слабым ходом, но в том измученном состоянии ничего лучшего ей в голову не пришло. Она пожаловалась, что Уильям слишком многого ожидает от нее, и в этом доводе коренилось достаточно правды для того, чтобы Николас поверил ей. Только бы он не слишком сильно задумался над этим. Если бы только он уверил себя, что положение его настолько неуязвимо, что он может позволить соединить их.

Николас производил довольно жуткое впечатление. Сора рассмеялась про себя. Как же ее пронесло мимо истины? Николас был одержим. Все в нем кричало об этом. Как же она не смогла этого распознать? Создавалось впечатление, что в нем живут два человека, и оба — дьявольски умны. Дитя, сидящее в нем, жаждало любви, родитель защищал это дитя.