Свеча в окне, стр. 17

Сжав локти, Сора ожидала его дальнейшей реакции. Смех, возникший у него в глубине груди, все нарастал, пока к стропилам не вознесся воистину животный хохот. На смену ее тревоге пришло негодование, потом злость.

— Что тут смешного?

— К каким еще мелким уловкам вы прибегли, чтобы провести меня? — прохрипел он.

Она положила руки на пояс и выпалила:

— К целой сотне уловок.

Это повергло его в новые приступы веселья.

— Отправляйтесь спать, Сора.

— А вы еще хотите выпить? — осведомилась она.

— Нет, больше пить мне ни к чему. Я просто вспомнил о кое-чем другом, что делает меня мужчиной. Давайте, отправляйтесь в кровать, пока не стало слишком поздно.

Она двинулась к винтовой лестнице на онемевших ногах, но вдруг остановилась.

— Что случилось? — спросил он.

— На моей кровати спят мальчишки, — пробормотала она. — Я улягусь на скамье.

— А-а. — Он задумался. — Ложитесь у меня, в верхних покоях. Я лягу здесь, со слугами. А где же все?

— Я отослала их спать в амбар.

Он снова рассмеялся.

— Идите спать.

Человек, находившийся в темном углу галереи и тихо вслушивавшийся во все происходившее под ним, видел, как Уильям взял свою трость и двинулся вниз, во двор замка. Он отметил, сколь много сил вернулось к Уильяму благодаря стараниям Соры, приметил он и их теплоту и уважение друг к другу, и в его извращенном уме Сора присоединилась к Уильяму как еще одна мишень, которую необходимо уничтожить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Июнь — месяц любви. Месяц, когда сам воздух пропитан любовью, он переполняет мои легкие и согревает чресла. — Вдыхая послеполуденный ветерок, от которого светлые волосы разлетелись ему на лоб, Уильям дернул поводья, переводя коня на рысь.

— Отец! — крикнул Кимбалл, связанный поводом с отцом и отброшенный рывком лошади в сторону от лесной тропинки. — Ты так наедешь на меня.

— Ну, так ты погоняй своего пони, — резко ответил отец, хлопнув по кобыле сына своей дубовой тростью. Тихий протест сына не мог прервать хода его мыслей, и он продолжил: — В июне появляются на свет ягнята, жизнь с новой силой устремляется вперед. Вдохните аромат цветов! Вдохните запах свежей травы! Даже трава преображается в ковер любви, щедро предлагая себя возлюбленным, несмотря на то, что их объятия оставят на ней свой след.

— Ура, ура, конец июня, и скоро всех на волю зов плоти позовет! — продекламировал Клэр.

— Клэр! — В голосе Соры звучали удивление и смущение. — Кто научил тебя этим стихам?

— Лорд Питер научил, — спокойно ответил мальчик, придерживая повод, на котором вел лошадь сестры.

— Ты хоть знаешь, что это означает?

— Да. Это означает, что слуги теперь будут отправляться в амбар вместо того, чтобы не давать мне спать по ночам.

Уильям взорвался смехом.

— Ура, ура, — повторил он.

Сора вздохнула.

— Ну ладно, — ободрил он ее. — Совокупление плебеев нас сегодня не касается. Наслаждайтесь восприятием прекрасного английского дня. Глубоко вдыхайте арома ты цветов и трав. Чувствуйте, как лошадь движется у вас меж бедер. Слушайте, как любовно воркуют в ветвях деревьев, спариваясь птицы!

— Уильям!

— Попробуйте представить, что мальчишек с нами нет.

— У меня не столь богатое воображение, ответила Сора.

Уильям подумал и спросил:

— Кимбалл, где мы?

Кимбалл с видом знатока огляделся вокруг.

— У южного угла наших земель, поблизости от ручья Фингр-Брук.

— Я так и думал, — с удовлетворением промолвил Уильям. — Почему бы вам, парни, не устроить Сору и меня у воды, а самим посостязаться в скачках на лугу к востоку отсюда.

— Есть, сэр! — хором откликнулись они и пустили лошадей по лесной тропке быстрее.

— Мы много проехали сегодня, мадам, — объяснил Уильям Соре. — Мне бы хотелось вытянуть ноги на траве. Слишком много времени прошло, с тех пор как я последний раз бывал в лесной тиши.

Сора ничего не сказала. Умиротворенная, она и не знала, что сказать. Эта глупая идея нашла в ней отклик своей глубокой тоской. Езда верхом вместе с Уильямом и мальчиками зажгла в ней в эти весенние дни страстное желание нормальной жизни. Практичная женщина, какой она была, прежде чем попала в Беркский замок, отступила перед этой жаждой жизни. Не могла она даже в мыслях своих уже больше покоряться печальной судьбе, где не было место ни мужу, ни детям. Мечтания, как облака, проплывали в ее сознании: мечтания об Уильяме и его жаркой страсти, об их детях, цепляющихся ей за юбку, о долгой жизни, которая зажжет свечи в окружавшей их темноте так, что свет их чувства станет всем заметен.

— И что ты скажешь, милый, добрый друг? — спросил Уильям с нежностью в голосе.

Отбросив прочь остатки своих несбыточных мечтаний, она откликнулась:

— Мне тоже так хочется погрузить свои ноги в прохладную воду английского ручья. Ведите нас, мои храбрые юноши.

— Вам придется оставить лошадей здесь, — распорядился Кимбалл. — Дальше тропинка для них слишком узкая и заросшая.

Мальчики устроили Уильяма и Сору на берегу у высоких валунов и оставили их.

— Какой покой, не правда ли? — Уильям прислонился спиной к нагретому солнцем камню. — Это одно из моих любимых мест. В мыслях я все еще способен видеть эти огромные дубы, широко раскинувшие свои ветви. Течение ручья несет гальку. Ива опускает ветви в воду, давая им напиться. И все зелено, как зелено быть может только в Англии весной. — Приподнявшись на локте, он спросил. — Прав я? Так сейчас это все выглядит?

— Да, — вздохнула она от удовольствия. — Именно так все сейчас и выглядит. Как счастливы вы, что в сознании вашем видите этот уголок.

Он воспринял ее слова с серьезностью.

— Да, я думаю, я счастлив.

— А я счастлива тем, что вы воспели для меня его красу.

— Мадам, я ведь известен тем, что на пирах слагаю самые прекрасные стихи. Дамы падают в обморок от моего красноречия.

— И от вашей скромности, — со смехом согласилась Сора.

— И от этого тоже. — Он снова прилег на камень. — Снимите обувь, как хотели, и побродите по ручью.

Сора развязала свои сандалии и задумалась: а надо ли ей это делать?

Словно прочитав ее мысли, он поддержал ее в этом желании.

— Ручей чистый, а камни на дне круглые и ровные, приятные для босых ног.

— Как пожелаете, милорд! — сказала она и съехала по камням в воду. Чистейшая вода ласкала ей пальцы и доходила всего до щиколоток. — О Уильям. — Она вздохнула. — Все так, как вы сказали, и даже еще лучше.

— Доверьтесь мне, Сора. Я никогда не обману вас. Прозвучавший в его словах глубокий смысл встревожил ее. Каким бы ни был демон, ввергнувший Уильяма в ту ночь в депрессию, он был изгнан, и Соре лестно было думать, что именно ее здравый смысл снял это наваждение. И все же в глубине ее сознания теплилось смутное сомнение. Ей почти казалось, что новый взлет его духа связан с тем, что она призналась в своей уловке. Словно он возрадовался тому, что освободил ее от этой монашеской маски, а теперь, предвкушая следующий шаг, ожидал, когда она окончательно раскроет лицо. Ей даже показалось, что в ходе того разговора, неделю назад, она совсем перестала контролировать развитие их отношений, словно они поменялись ролями: теперь учителем был он, а учеником — она.

Осторожно переступая, чуть-чуть выдвигая одну ногу перед другой, Сора изучала дно. Нога ее соскользнула в ямку, она ударилась пальцами о камень и вскрикнула.

— Что случилось? — спросил он. — Вы увидели змею? Она встала на месте, как вкопанная.

— Змею?

— Змеи кишат в этом благодатном крае. Сколько раз ловил я здесь рыбу и на мою лесу цеплялась змея, огромная, почти как…

— В воде? — вскричала Сора и бросилась прямо перед собой. От ужаса она потеряла ориентацию, но была уверена, что все равно выберется на берег.

— Ну да, но есть и змеи, гнездящиеся на суше.

Она снова закричала, на этот раз громче, спотыкаясь на скользких камнях, и Уильям уже больше не мог сохранить серьезность. Он взорвался хохотом и катался с боку на бок от переполнившего его веселья.