Настоящая леди (Тайный дневник), стр. 57

Улыбнувшись, она прижалась губами к ласкавшей ее ладони.

У него вырвался невольный стон.

– Если ты будешь продолжать в таком духе, мы никогда не вскроем этот сейф, потому что я никогда не отпущу тебя.

Отодвинув кресло, он встал и помог подняться ей.

– Если мы поторопимся, у нас останется время подняться наверх и заняться тем, о чем я не могу сейчас не думать.

– Как тебе угодно.

Это прозвучало очень церемонно. Она снова предстала в своей привычной роли экономки, но ее обнаженная грудь никак не соответствовала облику этой достойной особы.

Под хорошим руководством его жена может легко преобразиться в пылкую возлюбленную. Такая идея никогда раньше его не занимала, но теперь у него был побудительный мотив, который мог сделать из него неплохого наставника.

Он помог ей одеться, лаская ее только тогда, когда уже никак не мог справиться с собой. Они вместе подошли к сейфу. Когда он опустился на колени рядом с ней, держа зажженную свечу, Мэри издала ликующее восклицание.

– Замок открыт, – сказал она. – Хочешь посмотреть сам?

– Благодарю. – Это было великодушно с ее стороны!

Себастьян протянул руку и быстро распахнул тяжелую железную дверцу. Сейф был пуст. Все было напрасно.

Глава 21.

Он тонет. Он, сын русалки, и он тонет, тонет на этой предательской твердой земле. Йен пытался как мог отбиваться и брыкаться руками и ногами, но нападавший был неумолим. Он погружал его голову в воду, вытаскивал и снова погружал. Наконец, в одно краткое мгновение, когда он оказался на поверхности и смог вдохнуть немного свежего воздуха, Йен заорал, что было сил:

– Мне уже лучше! Честное слово, гораздо лучше! Отпусти меня!

– Правда? – Хэдден приостановил свою деятельность.

– Правда, – пробурчал Йен довольно беззлобно, хотя чувствовал себя хуже некуда.

Хэдден, посомневавшись, все же отпустил его, и Йен, шатаясь, поспешно отступил подальше от корыта.

– Отвратительно.

Он откашлялся и сплюнул в растоптанную копытами грязь конюшенного двора.

– Ведь здесь лошади пьют, – укоризненно обратился он к Хэддену.

– Знаю. – Тот стоял, упершись в бока, созерцая своего сильно помятого, страдающего тяжелым похмельем кузена. – Я ведь сам сюда их приводил не раз.

– Теперь тебе больше не придется этого делать.

Йен, не торопясь, выжал воду из волос, потом скинул мокрую рубашку и долго ее выкручивал.

– Ведь ты брат богатой наследницы, – объяснил он.

– Но ты же мне этого в упрек не поставишь?

Хэдден говорил вполне вежливо, но Йен был уже способен воспринимать сарказм и разозлился.

– А почему бы и нет? Ты ведь намеренно солгал мне про себя, наложил руки на денежки, на которые я сам метил, дал мне затрещину… – он готов был и дальше перечислять мнимые прегрешения Хэддена, но тот прервал его.

– Ты все это заслужил, – сказал он. И это было справедливо.

Йену было нечего возразить.

– А кто затащил тебя вчера в это удобное, выложенное соломой стойло? А к тому же я дал тебе проспаться и разбудил тебя, только когда уже нельзя было больше ждать. – Хэдден указал на солнце. – Уже за полдень, и гости начинают разъезжаться.

– Пусть проваливают поскорее, – раздраженно сказал Йен.

– Да, у них теперь найдется, что порассказать. Каждый рвется первым попасть в Лондон, чтобы все разблаговестить, как очевидец.

– Им бы только везде свой нос сунуть. Бездельники!

– Да, но у меня как раз неотложное дельце к одному из них, так что нам нужно пошевеливаться.

– Интрижка с женщиной? – привычно осклабился Йен.

– Как же, есть у меня на это время! Мало разве у меня работы в конюшне?

Йену было все еще очень трудно понять, что этот завзятый лошадник, этот его собутыльник, этот Фэрчайлд имел все привилегии законного наследника, да вдобавок еще и преимущества богатства. Это так несправедливо, но ведь если посмотреть правде в глаза, в жизни Йена никогда не было никакой справедливости.

Он жалел, что не может презирать Хэддена, как он презирал всех остальных законных Фэрчайлдов. Так ему было бы легче. Но Хэдден был братом Мэри, а ее Йен не презирал. Помимо того, они с Хэдденом были все-таки товарищи. И наконец, сегодня утром Йен был слишком утомлен, чтобы взвинтить себя до бешенства.

– А что такое спешное случилось, что понадобилось вытаскивать меня из моего стойла – которое скорее всего и будет мне теперь постоянным домом, раз я умудрился потерять твою сестру, – и подвергать меня таким изощренным пыткам?

– Ты спрашиваешь, что случилось? Это!

Хэдден сунул ему прямо под нос покрытую нервными каракулями бумагу. Йен взял ее, вытерев руки о штаны. Он прочел то, что там было написано, и недоуменно взглянул на Хэддена.

– А кто убийца?

Хэдден только молча смотрел на него, скрестив руки на груди.

– Ты? – высказал Йен догадку. – Неужели Мэри? – продолжал он, не получив ответа.

Хэдден не подтвердил его высказываний ни словом, ни даже кивком, но кто бы еще это мог быть? Что еще могло бы заставить Хэддена предпринимать ответные действия? И без того нетвердо державшийся на ногах Йен зашатался, пытаясь вдуматься и понять. Но не смог, это было выше его сил. Черт его побери, если он позволит этому гнусному змею – шантажисту погубить его кузенов, вот единственное, что он сообразил сразу.

– Мы этим займемся, – насколько мог бодро, произнес он.

Губы Хэддена скривились в улыбку.

– Я так и знал, что ты захочешь помочь.

Несколько оживившись, Йен спросил:

– У тебя есть какой-нибудь план?

Хэдден обнял его за плечи.

– Есть.

Подъездная аллея была заполнена экипажами. Кучера старательно удерживали горячившихся лошадей. У дверей высокородные гостьи прилежно махали друг другу платочками, сожалея о том, что они теперь расстаются надолго. На балконе их мужья, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, обсуждали лошадиные стати. Толпа постепенно редела. Гости разъезжались, торопясь поделиться с друзьями и знакомыми захватывающей, хотя и не совсем правдивой историей об очередных неприличных происшествиях у Фэрчайлдов.

Семейство Фэрчайлд с завидным упорством исполняло свой долг, выстроившись в дверях и на балконе, чтобы проводить гостей. Но то огромное напряжение, которого им стоило сохранять любезный вид, начинало понемногу на них сказываться. Улыбки становились все более натянутыми, голоса звучали все более резко.

Себастьян стоял рядом с Мэри, как будто для того, чтобы убедиться в том, что приносимые им вновь и вновь поздравления были достаточно учтивыми. Когда толпа гостей поредела, он прислушался, слегка наклонив голову, и затем подтолкнул Мэри поближе к Лесли.

– Послушай-ка, – сказал он настойчиво.

Мэри старалась сделать вид, что она не подслушивает, но ее дядям и в голову не приходило сколько-нибудь сдерживаться.

– Ты что-то похудел, Кэлвин, – язвительно адресовался Лесли к брату. – Все тоскуешь по своей возлюбленной?

И без того грустное лицо Кэлвина еще больше сморщилось, и голосом, в котором желание сливалось с доходящим до поклонения обожанием, он провозгласил:

– Леди Валери изумительна.

Презрительно усмехаясь, Лесли повернулся к Освальду.

– Ты только посмотри, солидный человек, а изнемогает от страсти к женщине. Да и разве это женщина, тьфу, просто стыд! У него просто нет гордости.

– Гордости? – Освальд с трудом оторвал полный собачьей преданности взгляд от окон комнаты леди Валери. – Что такое гордость, когда ты побывал в раю!

Лесли негодующе фыркнул.

– Вздор. Какой может быть рай с этой безобразной старухой!

– А тебе-то откуда знать? – уничижительно усмехнулся Освальд. – Тебя-то она к себе не подпустила.

Лесли бросил на него злобный взгляд.

– Она мне не нужна. Она стара. Она безобразна. Она…

– Она моя единственная настоящая любовь, и если ты скажешь хоть еще одно слово, я тебя убью.