Сумеречные миры, стр. 93

Генрих задумывается и отрицательно качает головой.

— То-то! Именно это я и имею в виду. Что будет с автоматом, с лазером или бластером, который ты, поверженный, выронишь из рук? Хорошо, если агент ЧВП окажется таким же добросовестным, как Андрей. А если он пройдет мимо и оставит твое оружие без внимания? Можешь представить, что получится, если твое оружие подберет кто-либо, и каких бед он с ним натворит? Нет, друг мой, в игры по правилам ЧВП мы играть не будем. Не имеем права! Сколько хлопот нам доставил этот Горшайнергол? А представь, если бы его у Синего Флинна захватил не Андрей, а настоящий Хэнк?

Мы все невольно рисуем в своем воображении страшные картины. Когда Хэнк уничтожил уже полкоролевства, я трясу головой, отгоняя жуткое видение, и говорю:

— Маг прав, полностью прав! Такие игрушки нельзя оставлять в недоросших для них фазах. Счастье наше, что Кристина вовремя сумела осуществить прямой переход. Мне все время не давала покоя мысль: а что будет, если сэр Хэнк вспомнит имя Меча и решится развязать его силу?

— Это была бы катастрофа, и не только для той фазы! — отвечает Жиль. — А вы знаете, что планировалось на тот случай, если бы миссия Андрея закончилась неудачно? Горшайнергол был бы все равно изъят из той фазы. Такое решение было принято Советом единогласно. Туда пошел бы отряд специального назначения. Обитателей постоялого двора пришлось бы усыпить или временно парализовать, если бы нагилы устояли против воздействия гипнотического излучения.

— Даже так?! — удивляется Андрей.

— А как иначе? — отвечает Магистр. — Кстати, сначала в качестве основного рассматривался именно этот вариант. Но я настоял, чтобы вначале попробовать обойтись без применения таких воздействий. Жиль и Кристина меня поддержали.

— Ты настоял?! — я вскакиваю с места. — Ну, Магистр, я уже ничего не понимаю!

— И не поймешь. Неужели ты думаешь, что я о тебе действительно такого мнения, какое высказал накануне? Педагогика, друг мой, и моральный настрой перед заданием! Не скрою, сначала я предложил свою кандидатуру. Но меня быстро убедили, что идти должен ты, и я не стал особо спорить. Но надо же было как-то настроить тебя перед работой. Ты — человек рисковый и увлекающийся и очень не любишь отступать. Так что, согласись, моя накачка пошла тебе на пользу.

— Ну тебя в схлопку. Магистр, с твоими педагогическими методами! Наливай лучше, да выпьем!

Все смеются, Лена обнимает меня и, успокаивая, гладит по голове. А Магистр разливает водку.

— А мне! — слышится голос Кристины. Под всеобщий хохот мы не услышали сигнала Нуль-Т.

— А, вот и Крис! — обрадованно говорит Магистр и достает еще одну рюмку. — За Андрэ мы уже пили, теперь пьем за тебя, Кристина!

Кристина залпом выпивает протянутую Магистром рюмку, морщится, из глаз брызжут слезы, она заходится в кашле. Жиль укоризненно качает головой:

— Филипп, разве можно непривычной женщине подсовывать твое зелье, пусть даже и популярное в вашей среде?

— Пардон! — спохватывается Магистр и подает Кристине бокал вина. — Запей, Крис.

Кристина запивает, закусывает и, придя в себя, говорит Магистру:

— Ну, Фил, никогда тебе этого не прощу! Твоя отрава всю память мне отшибла. А ведь я хотела сказать что-то очень важное.

— Вспоминай.

— Тут вспомнишь, пожалуй. Сначала напоят, а потом с делами пристают.

— А так по русскому обычаю положено, — смеется Андрей. — Сначала напои, накорми, а потом дело пытай.

— По-моему, ты, Кристина, хотела сказать нам что-то о побочных эффектах прямых переходов, — неожиданно говорит Катрин.

— Точно! — обрадованно подхватывает Кристина. — А как ты догадалась?

— Помнишь, мы с тобой обсчитывали уравнения перехода? У нас появлялись незначительные остаточные члены. Их численные значения были настолько близки к нулю, что мы тогда решили ими пренебречь. Я на досуге собрала их вместе, проанализировала и обнаружила, что они составляют гармонический ряд. Это меня насторожило, но до конца я разобраться не смогла. Теперь могу предположить, что эти остаточные члены где-то дают гармонику.

— Кэт, ты — гений! Ты, сама того не подозревая, разработала математический аппарат для изучения серьезной проблемы, вставшей перед нами. Каюсь, я совсем забыла об этих остаточных членах и даже растерялась, когда компьютер выдал результаты анализа темпорального поля этой фазы. Правильно, Кэт, они дают гармоники, да еще какие! И не где-то, а именно в той же фазе. Другими словами, в результате наших действий сегодня в этой фазе образовались еще два перехода, как реакция на те, которые мы открывали. И открылись они не в нашу фазу, а в другие фазы, причем совершенно произвольно. Но в отличие от наших, которые перестали существовать, как только мы прекратили воздействие на темпоральное поле, они продолжают существовать и действовать. Вы понимаете, о чем идет речь? Это те самые, непредсказуемые, спонтанные переходы, в которых блуждал Андрей. Де Ривак назвал их «крадикс зуфель».

Воцаряется всеобщее молчание. Мы все смотрим друг на друга и осмысливаем сложившуюся ситуацию. Ничего себе! А мы-то, дурни, обрадовались: овладели механизмом прямого перехода, теперь нам само Время — не брат! Как же, овладели! Первым молчание нарушает Магистр. Он закуривает и обводит присутствующих невеселым взглядом:

— Так! — Он затягивается. — Надеюсь, дискуссия о целесообразности или нецелесообразности интенсивного использования прямых переходов нашла свое логическое завершение?

— Слов нет, Филипп, — соглашается Жиль. — Теперь уже нет никаких сомнений, что до тех пор, пока мы не научимся подавлять эти гармоники, возникающие при открытии прямых переходов, эти переходы допустимо будет использовать только в самых исключительных случаях. Вроде сегодняшнего. Кто не согласен?

В ответ — ни слова. Глупо оспаривать то, что и так ясно.

Молчание снова прерывается, на этот раз сигналом Нуль-Т. В сопровождении Стремберга в комнату входит мужчина невысокого роста, лет около тридцати. Жгучий брюнет с типично итальянскими чертами лица. Его живые черные глаза внимательно и настороженно оглядывают нас.

— Разрешите представить вам нового сотрудника нашего Сектора, — говорит Стремберг. — Школяр Микеле Альбимонте, кандидат в хроноагенты экстра-класса.

Глава 41

Микеле Альбимонте. По-моему, я уже слышал это имя. Вот только не припомню, когда и при каких обстоятельствах.

А он явно ощущает себя не в своей тарелке. Впечатление такое, что под нашими внимательными взглядами он чувствует себя голым. А ведь это и на самом деле так. Бьюсь об заклад, что эта одежда настолько непривычна ему, что он действительно ощущает себя в ней неловко. Да и вся обстановка: компьютеры, Нуль-Т, синтезаторы и прочие чудеса явно выводят его из равновесия.

На помощь ему приходит Катрин. Она подходит, берет его за руку и спокойно, доброжелательно говорит:

— Здравствуй, Микеле. Мы очень рады тебя видеть. Меня зовут Катрин, можно звать просто — Кэт.

После этого Катрин начинает знакомить Микеле со всеми присутствующими. Глаза Микеле рассеянно перебегают с одного представляемого на другого, особо ни на ком не задерживаясь. Только когда Катрин представляла Лену и меня, растерянность в них сменяется другим выражением: на Лену он смотрит с изумлением, а на меня, точнее, на мои доспехи, с недоумением, которое переходит в недоверие. По-моему, он хочет потрогать мои доспехи, чтобы убедиться в их реальности.

— Ты хочешь убедиться, настоящие они или нет? Не стесняйся, потрогай, — предлагаю я. — Они самые что ни на есть настоящие.

В глазах Микеле отчетливо читается вопрос: «Почему?» Настолько отчетливо, что Лена поясняет:

— Просто Андрей еще не успел переодеться после и задания.

Сразу становится ясно, что это объяснение Микеле ничего не говорит. Он все еще не понимает. Тогда Стремберг вмешивается: