Хроноагент, стр. 68

Я даже пугаюсь, слишком уж резкий и неожиданный этот переход от состояния мурлыкающей кошки к облику разъяренной тигрицы. Ну, уж с ней-то спокойной жизни точно не будет.

— Леночка, не выдвигай ультиматумов! У нас в запасе еще целых два дня и три ночи…

Я подозревал, что Лена — импульсивная натура, но не догадывался, насколько резко у нее это выражено. Переход от делового разговора к гневу был неожиданным. Еще более неожиданным для меня и резким стал переход от гнева к нежности.

— Хорошо бы так, милый. Но, насколько я знаю Магистра, он уже сейчас жалеет, что дал нам пять суток… Да ну его, будем жить, как будто у нас не двое суток впереди, а целых два года… Иди ко мне и целуй меня… Так… прекрасно…

К сожалению, Лена как в воду глядела.

Глава 7

Враг не ведал, дурачина,

Тот, кому все поручил он,

Был чекист, майор разведки

И прекрасный семьянин.

В. Высоцкий

Рано утром Лена “творит” спиннинг и тащит меня ловить рыбу. Она оказалась права: рыба в озере не только водится, но и водится в изобилии. Уже через десять минут я одну за другой вытаскиваю двух щучек.

Лена приходит в восторг и начинает перечислять, какие блюда можно из этих щук приготовить. Я еще раньше понял, что моя подруга неравнодушна к хорошей кухне, а теперь до меня доходит, что она — просто гурман. Тут меня черт тянет за язык сказать ей, что я не только знаю одно блюдо, неизвестное ей, но и могу его приготовить, а именно: рыбу, запеченную в углях. Глаза Лены загораются неестественным блеском, и она тут же отправляет меня осуществлять этот замысел, напутствуя:

— Даю тебе на это один час, а я пока сплаваю вон туда, за лилиями. Смотри, если испортишь рыбу, я тебя съем вместо нее!

Пока я ищу бумагу, пока заказываю по линии доставки соль и специи, пока закладываю рыбу в угли камина и жду, проходит почти час. Вскоре бумага высыхает, начинает обугливаться, и по комнате распространяется ни с чем не сравнимый аромат. Я уже предвкушаю, как меня похвалят, и сочиняю небрежные ответы на комплименты в адрес моих кулинарных талантов, но внезапно все это прерывается сигналом вызова.

Включаю блок связи, и на экране возникает Магистр.

— Привет, Андрэ! Как чувствуешь себя? Отдохнул?

— Твоими молитвами, — бурчу я, припоминая то, что вчера вечером говорила Лена.

— Очень хорошо, — продолжает Магистр, не замечая моего недружелюбия, — рад за тебя. А где Элен?

— Представления не имею, — вру я с самым невинным видом.

— Странно, ее ответчик сообщил мне, что она — у тебя…

— Ну да, она заходила ко мне вчера, мы поговорили, и она ушла, а куда — не сказала, наверное…

— Наверное, она уходила за цветами, — подхватывает Магистр. — Где ты взяла такие великолепные лилии?

Я оборачиваюсь и краснею. Сзади стоит Лена с охапкой лилий в руках и с венком на голове, все в той же своей откровенно прозрачной накидке.

— Привет, Магистр, — улыбается моя подруга, нисколько не смутившись. — Что тебе надо?

— Вас обоих, и срочно.

— “Схлопку” на тебя. Магистр! Дай хоть позавтракать. Андрей приготовил запеченных щук — пальчики оближешь! Чуешь, какой аромат идет?

— Разумеется, нет, наша техника до этого еще не дошла, но по твоим глазам я вижу, что это что-то необыкновенное. Не будьте эгоистами, берите вашу рыбу — и ко мне. Я с утра тоже ничего не ел. Кстати, время обедать, а они еще только завтракать собираются… Хватит болтать, даю пять минут.

— Двадцать, мне надо заскочить домой и одеться.

— Только из уважения к тебе — десять. К твоим услугам линия доставки. Кстати, не забудь выкуп.

Изображение гаснет.

— Интересно, что я опять у него оставила? — задумчиво говорит Лена. — А впрочем, ерунда! Одевайся, Андрей… Линия доставки… пошел ты со своей линией… буду я одеваться в стандартные мешки… Хотя… сочинять времени нет… Где каталог синтезатора? Так… не то… опять не то… вот это подойдет… так… на ноги… подойдет… Ох! Чуть не забыла…

Бормоча таким образом, Лена лихорадочно листает каталог синтезатора и набирает коды на пульте. Затем она отбрасывает каталог, кладет левую ладонь на сенсорную пластину-датчик и закрывает глаза, сосредоточиваясь. Синтезатор мигает, и Лена начинает извлекать из его недр предметы туалета, приговаривая:

— Бета я, в конце концов, или мешок с опилками… Да нет — мешок, платье узковато сотворила… Андрей, помоги влезть и застегни.

Я помогаю Лене втиснуться в необычное белое с серебряной отделкой платье, с широкой юбкой чуть ниже колен, открытой до пояса спиной и полностью открытыми плечами.

“Интересно, как оно будет держаться на груди?” — думаю я, застегивая “молнию”. Платье держится каким-то непостижимым образом…

— Ты откуда такое взяла?

— Из каталога, разумеется, сочинять было некогда, не забудь рыбу, причешись, — на одном дыхании выдает моя подруга, обувая при этом белые открытые туфельки на высокой шпильке.

— Вперед! — восклицает она, направляясь к двери нуль-Т, натягивая на ходу белую лайковую, длинную, почти до локтей, перчатку, на которой она даже в спешке не забыла изобразить своих голубых ящериц. Уже войдя в кабину и натягивая вторую перчатку, Лена ругается:

— Вот дура! Перчатки сотворила, а трусы забыла!

— Ничего, ты только подол не задирай и ногу на ногу высоко не закидывай…

Я с трудом увертываюсь от разящей маленькой ручки в белой перчатке.

— Ничего реакция, — замечает Лена, — хорошо хоть в этом я Магистру не солгала, ты вполне боеспособен, — продолжает она, набирая код.

— Слушай, а почему ты всегда ходишь в перчатках да еще таких длинных?

— Здесь так принято, не знаю, из какой фазы пришел этот признак хорошего тона. Женщина на людях должна быть в перчатках, и чем выше ее положение, тем они должны быть длиннее… Хватит болтать, пошли.

Магистр сидит за компьютером и меланхолически вертит в руках одну из перчаток, в которых Лена была накануне.

— Выкладывайте вашу рыбу, умираю с голоду.

Когда от щук остались одни косточки, а я выслушал полагающиеся мне комплименты и должным образом на них ответил, Магистр перешел к делу:

— Простите, друзья мои, что я вынужден прервать ваш отдых. Двое суток — за мной, слово Магистра. Дело срочное. В фазе, подобной той, откуда Андрэ недавно к нам прибыл, в ближайшем будущем обнаружена серьезнейшая аномалия, настолько противоречащая естественному ходу истории, что мы объявили общую тревогу. Проследив источники аномалии, мы обнаружили, что события, породившие ее, развиваются именно сейчас. Необходимо срочное внедрение в ближайшие сутки. К такому срочному внедрению у нас не готов ни один хроноагент. Тогда я подумал о тебе, Андрэ. Ты как, принял решение?

Я не знаю, что ответить. Слишком уж это неожиданно. Я им что — мешок с опилками, как Лена говорит?

— Все нормально, Магистр, — слышу я голос Лены, — Андрей принял решение.

Я смотрю на нее. Моя подруга сидит в кресле и, наматывая, как и накануне, на пальчик прядь волос, внимательно на меня смотрит.

— Да, я готов.

— Прекрасно. Приступим к деталям. Объект внедрения — сержант полиции округа Колумбия, США, Джон Блэквуд.

На экране возникает портрет мужчины тридцати пяти лет в полицейской форме.

— Холост, сирота. До поступления в полицию состоял в компартии США. Сутки назад к Блэквуду обратились бывшие товарищи по партии. Они изложили ему план государственного переворота и хотели, чтобы он помог им в его осуществлении. Дело в том, что 2 ноября состоится прием в Белом доме по случаю победы Красной Армии под Смоленском. Блэквуд назначен старшим наряда, обеспечивающего порядок. Вот в чем состоит план переворота.

На дисплее возникает изображение какой-то конторы. Блэквуд сидит в окружении восьми человек.

— Понимаешь, Джон, — слышится голос. — Сегодня, когда Красная Армия разбила Гитлера под Смоленском, полный успех нам обеспечен. Мы арестуем президента и обратимся к народу с призывом о поддержке. На местах все готово, надо только захватить власть в центре, хотя бы на несколько часов. Твоя задача — просто не мешать и не дать полицейским открыть огонь, чтобы не было случайных жертв. Сами мы стрелять не собираемся. Что же ты молчишь, Джон? Ведь ты — один из нас. Мы знаем, что в полицию ты попал не по доброй воле и не от хорошей жизни. Ты тогда сказал, что остаешься с нами и мы можем всегда на тебя рассчитывать. За эти пять лет мы хоть раз обратились к тебе за помощью? Нет! А теперь этот час настал, Джон.