Давно забытая планета, стр. 93

Буря наконец-то кончается. Такой буре здесь не место! Это ошибка природы! На Форсайде — куда ни шло, на Элвисе — ради бога, но на Сэконде

— явный перебор.

Еще час сижу в скафандре, жду, когда осядет пыль. Она падает и падает с неба. Наверно, это никогда не кончится. Откидываю шлем, и тут же одеваю опять. Теперь четверть часа чихать буду. Выхожу наружу. Видимость — метров сорок. К тому же, темно как в лунную ночь. Пыль тонкая, невесомая, так и висит в воздухе. Все вокруг серое. Серый мир.

Вызываю Уголька. Связь неустойчивая. Видимо, пыль поглощает или рассеивает радиоволны. Еще шаттл засыпет. Нет, он же на другом материке. Почему же радары его не нашли? Может, ребята нанесли на него антирадарное покрытие? Или еще до них… Амокерамика, она как, отражает, или поглощает?

— Уголек, проверь, амокерамика поглощает или отражает радарный луч?

— Я Кору попрошу.

В комнате заметно потемнело. Неужели в фонаре аккумулятор сел? Нет, это просто на стекле фонаря скопился слой пыли. Очищаю и наблюдаю, как оно вновь покрывается невесомым пухом. Глупо получилось с этим камнем. Недоглядел. А солдаты — молодцы. Из катапульты, с первого выстрела по движущейся мишени! Теперь дня три не смогу летать. Плохо, что люди видели, как я в дом вошел. Могут на меня охоту устроить. Что мне тогда с ними делать? Не убивать же. Буря очень даже кстати пришлась. Дала передышку. Как минимум, до завтра. Это надо использовать.

Ложусь в угол, носом к двери. По привычке пытаюсь накрыть голову крылом, но скафандр не позволяет. Засыпаю почти мгновенно.

Просыпаюсь от сигнала рации.

— Мастер, Кора говорит, эта керамика поглощает 98% электромагнитного излучения на частоте радаров.

— Ищите в оптическом и инфракрасном диапазонах.

— Ищем.

— Как комиссия?

— Мама очень довольна. Все считают, что в местных делах и политике ты ни бельмеса. Секешь только в машинах и формулах. И вообще, простой, наивный, честный парень. Я подслушала тайное собрание стабилистов, их лозунг теперь — «Не будите спящего дракона». Кстати, это дядя Матфей им его подкинул.

Дядя Матфей. Интересно, это на самом деле так, или фигура речи?

— Хорошо, Уголек, ложись спать. Конец связи.

Просыпаюсь от непонятного шума со стороны города. Стряхиваю пыль и смотрю на часы. Я проспал почти сутки. Местные! 30 часов! Снимаю шлем, выхожу на крыльцо. К дому движется странная процессия. Бьют барабаны, немузыкально завывают трубы, периодически кто-то лупит в гонг. Пристрелить бы мерзавца. Процессия останавливается метрах в двадцати от меня. Вперед выходят трое.

— Обычно я убиваю тех, кто приближается ко мне с оружием, — говорю я. Все поспешно складывают оружие на землю. Любопытно. Значит, командую парадом я.

— Эй, парень с гонгом, иди сюда. — Парень подходит. — Положи свою музыку на землю, — кладет деревянную раму, в которой на цепях подвешен медный гонг. Достаю лазерный пистолет. Узким лучом обрезаю цепи, потом широким расплавляю гонг. Парень в ужасе смотрит на лужицу металла и дымящуюся землю у своих ног.

— Свободен, — говорю я. Он забирает раму и спешит на свое место.

— Так что вы хотели мне сказать? — обращаюсь к парламентерам.

— Властелин Смерти, не наказывай весь город. Мы привели виновных, — строй расступается, я вижу солдат, закованных в цепи. В первом ряду — расчет катапульты, дальше — отделение лучников. Прохожу мимо строя, останавливаюсь напротив командира лучников.

— Где твое оружие, солдат?

Кто-то тотчас подносит лук, колчан стрел, короткий меч. Поднимаю и осматриваю лук. Стофунтовый — мощная игрушка. Для человека, разумеется.

— Этим ты хотел остановить меня?

— Да, Властелин.

— Снимите с него цепи, — приказание моментально выполнено.

— Хочешь испытать свою игрушку на мне? — протягиваю ему лук. Оружие хотя и мощное, но даже скафандр не пробьет.

— Как будет угодно Властелину, — солдат берет лук, кланяется, отходит метров на двадцать. Поднимаюсь на задние лапы, расправляю плечи. Солдат пробует лук, неторопясь достает и осматривает стрелу, кладет на тетиву. Дзинь, дзинь, дзинь — три стрелы отскакивают от стекол очков почти одновременно. Я даже испугаться не успел. Думал, он будет стрелять в грудь или живот. Хорошо, что не в нос целил.

— Отличный кадр, Мастер, — сообщает Уголек. — Стрела прямо в объектив шла.

Солдат возвращается в строй, кладет на землю лук и колчан. На лице никаких эмоций. Надеюсь, у меня тоже.

— Ты храбрый солдат и меткий стрелок, — говорю я. — Освободить их всех.

— Властелин, прошу тебя, прими дары и оставь наш город с миром, — гнет свою линию парламентер. Носильщики выносят вперед и открывают сундуки. Золото, ткани, что-то непонятное, то ли сушеные змеи, то ли корешки.

— Я останусь здесь дней на пять размышлять о бренности живого. Город не трону. Проследи, чтоб никто не нарушал моего уединения. Это, — обвожу широким жестом ряд сундуков, — убери. Не смеши меня. Теперь уходите.

Носильщики подхватывают сундуки и поспешно ретируются. Вся процессия с бесконечными поклонами пятится задом. Поворачиваюсь к ним спиной и иду в дом. На ступенях лестницы оглядываюсь. Процессия уже далеко. Люди бегут трусцой. На месте переговоров осталось что-то вроде открытого паланкина, и в нем кто-то сидит. Подхожу. В паланкине — девушка. В тяжелых, расшитых золотом и драгоценностями одеждах, но привязана. Причем, весьма надежно. Ни встать, ни рукой махнуть. Буду считать, языка взял. Достаю нож и обрезаю все веревки. Девушка молча падает в обморок. Мне под ноги. Массаракш! Поднимаю и затаскиваю ее вместе с паланкином в дом.