Карточный домик, стр. 49
Передача доставила Урхарту глубокое удовлетворение. Как только она закончилась, раздался телефонный звонок. Хриплый голос в трубке Урхарт сразу же узнал.
— Моисею удалось разделить надвое Красное море, — сказал Лэндлесс. — Посмотрим, сможет ли Майкл поймать волну.
Оба довольно рассмеялись и положили трубки.
Суббота, 30 октября
В субботу у Матти был выходной день. Утром она отправилась на своем «БМВ» на бензоколонку, залила полный бак бензина и покатила по направлению к Дувру. Она с трудом пробилась сквозь толпы праздношатающихся и покупателей, заполнившие торговые улицы Гринвича, и почувствовала огромное облегчение, вырвавшись на А2 — проложенную еще римлянами дорогу, около двух тысяч лет соединяющую Лондон с сердцем графства Кент. Оставив позади себя кафедральный Кентербери, через неснолько миль она свернула возле небольшой деревушки Бархам. Где-то поблизости и была здесь Норбингтон, другая деревенька, еще меньшая, но Матти не нашла ее на своей дорожной карте. Помогли ей местные жители, и вскоре она оказалась возле большого викторианского дома с малозаметным указателем в кустах и с надписью: «ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР».
Перед домом стояло несколько машин. Входная дверь была открыта. Возле дома гуляли люди. Она приготовилась увидеть крепкого сложения санитаров в белых халатах, которые патрулировали бы двор во избежание возможных побегов пациентов. Ничего этого не было. Оставив машину на дороге, Матти осторожно двинулась к входной двери.
У нее упало сердце, когда к ней подошел здоровенный мужчина в твидовом костюме. Седые, лихо, как у военных, закрученные усы заставили ее подумать, что это охранник и что ее засекли как постороннюю.
— Извините меня, уважаемая, — перехватил он ее у самой двери. — Не видели ли вы кого-нибудь из обслуживающего персонала? Хорошо, конечно, что в дни посещений они стараются держаться в тени, чтобы не мешать родственникам, но, с другой стороны, если кто-то из них понадобился, их просто невозможно найти! Матти выразила сожаление, что не может ничем помочь, и с облегчением улыбнулась. Оказывается, ей посчастливилось приехать в самый удачный день, когда можно будет осмотреться и затеряться среди других посетителей.
Взяв со стола в холле одну из брошюр, она выбрала в стороне кресло и, устроившись поудобнее, приступила и ее изучению. Уже по первым строчкам она поняла: работа этого центра основана на принципах, совершенно отличных от тех, которые она себе представляла. Никаких смирительных рубашек, никаких замков на дверях, медицинский персонал насчитывал всего двадцать три человека. Однако это были хорошо подготовленные и опытные работники, готовые посоветовать больным, подбодрить их. Обратившиеся сюда за помощью алкоголики получали ее в атмосфере, более похожей на роскошные загородные пансионы, а не соответствующей этому профилю лечебных учреждений. Матти еще более порадовалась, обнаружив в брошюре поэтажный план размещения пациентов в двадцати трех одноместных комнатах здания, которым она и воспользовалась, чтобы не блуждать в поисках того, кто был ей нужен.
Она нашла его в саду на скамейке. Он спокойно наслаждался отличным видом на долину и мягким теплом лучей октябрьского солнца. Ей не хотелось его обманывать, но, собственно, для этого она и приехала!
— Это ты, Чарльз! — воскликнула она, подходя. — Какой сюрприз! Вот уж не ожидала тебя здесь встретить!
Он взглянул на нее, но, судя по выражению лица, совершенно не узнал.
— Я… простите, — пробормотал он. — Я что-то не припомню…
— Матти Сторин. Неужели не помните? Нескольно недель тому назад мы провели с вами в Борнмуте очень приятный вечер.
— Извините, мисс Сторин, но я не помню. Дело в том, что я алкоголик и поэтому здесь и нахожусь; очевидно, несколько недель назад я был в таком состоянии, после которого вряд ли что-нибудь помню.
Ее растрогала его откровенность и мягкая, безмятежная улыбка.
— Не смущайтесь, пожалуйста! Самым трудным, но вместе с тем и самым необходимым шагом, ноторый я должен был сделать перед лечением, было признание самого этого факта. Существовал миллион способов скрывать это, особенно от самого себя, и, только когда я открыто взглянул себе в глаза, я вновь обрел возможность воспринимать окружающий меня мир таким, какой он есть. Это основа, на которой зиждется вся деятельность оздоровительного центра.
Матти внезапно почувствовала, что покраснела. Ей стало стыдно. Она поняла, что вторглась во внутренний мир больного человека.
— Чарльз, если ты не помнишь, кто я, то ты, конечно, не помнишь и того, что я журналистка.
Улыбка мгновенно слетела с его лица. Теперь оно выражало досаду.
— Так я и знал, что рано или поздно это должно было случиться, хотя Генри и надеялся, что здесь меня оставят в покое…
— Позволь все тебе объяснить, Чарльз. Я приехала сюда совсем не для того, чтобы усложнить твою жизнь, и когда я отсюда уеду, то сохраню в тайне место, где тебя нашла. Думаю, что это моральный долг прессы.
— Может быть, это так и есть…
— Но мне нужна твоя помощь. Не говори пока ничего. Только послушай.
Он поощрительно кивнул головой.
— Твой брат, премьер-министр, был вынужден уйти в отставку в связи с обвинениями, будто он помогал тебе спекулировать акциями и таким образом быстро нажиться.
Он поднял руку, пытаясь остановить ее, но она отвела ее.
— Чарльз, все эти обвинения я нахожу бессмысленными. Как, например, можно поверить в то, чтобы вы с братом решились поставить на карту пост премьер-министра ради возможности заработать какие-то несколько тысяч фунтов! Более того, я полагаю, что в течение некоторого времени кто-то старался подорвать позиции твоего брата, систематически устраивая утечки дискредитирующей его информации. Правда, это всего лишь мои подозрения, поскольку у меня нет подтверждающих их прямых улик. Поэтому я и приехала сюда в надежде узнать от тебя что-то более ощутимое и конкретное.
— Мисс Матти, поскольку мы с тобой, кажется, давние друзья, ты забываешь, что я -пьяница. Я даже не помню, где и когда мы с тобой встретились. Моим словам вообще нельзя доверять.
— Чарльз, я не судья и не прокурор, а всего лишь пытаюсь воссоздать картинку-головоломку из тысячи разрозненных и перепутанных кусочков.
Он посмотрел вдаль, через холмы, туда, где был Дувр и за ним Ла-Манш, как бы пытаясь увидеть то, что ускользало из его памяти,
— Поверь мне Матти, мне бы очень хотелось что-нибудь вспомнить. Непереносима сама мысль, что я обесчестил Генри и вынудил его подать в отставку. Но я ничего не знаю о какой-либо купле-продаже каких-то акций, совершенно ничего! Я не знаю, что здесь правда, а что -нет. Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь.
— А как ты думаешь, ты бы что-нибудь помнил об этих акциях, если бы действительно покупал их?
— В течение последнего месяца я был уже совсем больным… -Он слабо улыбнулся. — И очень пьяным человеном. И теперь я почти ничего не помню.
— А ты не мог бы вспомнить, где достал деньги на покупку акций или что сделал с прибылью?
— Понимаешь, я просто не могу себе представить, чтобы в моей квартире где-то лежали большие деньги и я бы о них не помнил, а еще вернее, чтобы я их не пропил. Понятия не имею, откуда такие деньги могли появиться и куда исчезнуть. Но даже я не смог бы пропить 50 000 фунтов стерлингов за несколько недель.
— А как насчет фальшивого адреса в Паддингтоне?
— Полная загадка. Даже трезвым я не могу сказать, где вообще находится эта улица Прейед-стрит, так что нелепо предположить, чтобы я мог ее разыскать в пьяном виде. От того места, где я живу, это где-то на другом конце Лондона.
— Но ты использовал этот адрес, утверждают они, для своей переписки с банком и получения по подписке партийной литературы.
Чарльз Коллинридж громко расхохотался.
— Матти, ты начинаешь восстанавливать мою веру в себя. Как бы пьян я ни был, но проявить какой-либо интерес к партийной литературе? Этого я даже представить себе не могу. Я протестую, когда во время парламентских выборов они суют в мой почтовый ящин всякие брошюрки и прочие пропагандистские материалы, но ежемесячно платить за них! Хуже меня нельзя оскорбить!