Собиратель костей, стр. 31

Вечный город. Пока живёт человечество, оно будет непрерывно строить и разрушать его. Снова строить с муравьиным упорством и снова разрушать с лёгкостью безумия. Место и эпоха не имеют значения. Все, что мы можем, – строить или разрушать.

Я понимал, чем был на самом деле отцовский замок. Он был Башней, поднявшей наш род над грязью и прахом, вырвавшей нас из замкнутого круга животного существования. Виртуальные пейзажи были прошлым Башни или её вероятным будущим; свёрнутые ландшафты – альтернативой погубленной природе. Я сам создавал одно время новые уровни. Но чем больше этажей вверх, тем больше этажей вниз. Чем ближе рай, тем ближе ад. В тот момент, когда мой отец услышал ангельское пение, он услышал и вопль Иуды…

Башня, поднявшаяся до небес. Что может быть прекраснее? Я хочу увидеть, как она рухнет.

И я увижу это.

11

И вот наконец мы добрались до места, указанного Чёрной Вдовой. Нелёгкий путь, но теперь все позади. Мы в долине. Две скалистых гряды, извивающихся рядом, делают её почти недоступной с севера и с юга. В западном узилище бушует водопад, а в восточной горловине Подземные устроили Турникет. Они хотели, чтобы мы заплатили за проход.

Хозяин расплатился.

Со всеми.

* * *

Смазанное воспоминание: он набирает комбинацию. Его пальцы пробегают по кнопкам кодового замка со скоростью и точностью хорошего пианиста.

Рака бесшумно открывается.

Мне до боли в сердце, до ломоты в суставах хочется заглянуть в неё, но хозяин вручает мне инструменты – трофеи, захваченные у Подземных. «Копай!» – приказывает он.

Я рою землю на вершине холма. Раскапываю старую, очень старую могилу. Я делаю это при свете звёзд и луны.

Габриэль утверждает, что холм удивительно похож своей формой на Голгофу. Склоны черны; на них ничего не растёт. Лишь кое-где у подножия виднеются серые пятна. Кажется, это кости зверей, рассыпавшиеся в прах. Не думаю, что кости Шёпота сохранились лучше, но хозяину видней.

Копаю долго. Уже погрузился в яму по горло. Чередую взмахи лопатой и удары заступом. Все труднее выбрасывать землю наверх.

Около часа назад я наткнулся на полусгнившие остатки деревянного креста. Заступ легко раздробил их. Я копаю глубже и глубже. Кто-то сильно постарался, зарывая мертвеца, словно клад. Кто-то не пожалел времени и сил, чтобы спрятать его понадёжнее. Но нет ничего такого, что нельзя было бы найти, имея желание и настойчивость.

Я уже наткнулся на черепа и чакланские звезды. Последние я тщательно очистил от грязи и протянул хозяину. Габриэль, постоянно торчавший над краем могилы, посмотрел на них и отбросил с презрением.

Я не вижу его лица, которое остаётся в тени, и это меня пугает. Всякий раз, поднимая глаза, я различаю только грозный силуэт на фоне звёзд. Его плащ кровавого цвета развевается и трепещет, словно ангельские крылья…

Прохожу слой, в котором находятся фрагменты двух скелетов. После этого углубляюсь ещё на метр. Теперь я полностью в яме, с головой, и до края мне не достать. Земля осыпается. Я очень устал. Бросаю наверх все меньше и реже. Чёрные комья попадают мне на волосы и за воротник. Омерзительное ощущение и невнятная примета. Суеверие, преодолённое Габриэлем. Даже суеверия работают на него.

Наконец заступ с треском раскалывает берцовую кость. В ту же секунду где-то вдали начинают выть волки. Их целая стая. Луна – сияющий хормейстер. Но я не вижу и луны. Для меня она зашла за край могилы.

Великая минута: музыка волчьего воя, ледяные уколы звёзд, Чёрный Ангел, заслоняющий большую часть небесных огней. Я прикасаюсь к чему-то, лежащему по ту сторону обыденной жизни.

«Осторожнее, СЫНОК», – ласково шепчет Габриэль. Впервые он говорит без издёвки. И холод пробегает по моей спине от того, как он произносит слово «СЫНОК». Я чувствую, что это не просто снисходительное обращение… На какое-то мгновение он поворачивается, и на его лицо падает неверный свет луны. Оно становится похожим на… Да. На лицо моего отца. КРОВНОЕ РОДСТВО.

От этого не откажешься и никуда не денешься. Разум молчит, когда говорит КРОВЬ.

…Одну за другой я извлекаю из земли кости и передаю ему. Он аккуратно складывает их в открытую раку. Рака наполняется доверху. Я не вижу, но СЛЫШУ, что кости не проваливаются на дно. Я вырыл все, что тут было. Не хватает лишь нескольких фаланг. Примерно двух пальцев. Не важно…

Габриэль поднимает лицо к небу и смеётся.

Меня трясёт так, что стучат зубы. Я слепну от ужаса. Мне кажется, что сейчас хозяин начнёт засыпать меня рыхлой землёй и похоронит здесь заживо. Вместо Шёпота. Возможно, поступить так предписывает Ритуал…

Ломая ногти, я отчаянно пытаюсь выбраться наружу, хотя знаю, что это невозможно. Разрытая могила уже слишком глубока, а сырая земля слишком скользкая. Самостоятельно мне не выкарабкаться…

Кошмарная смерть. Но разве я не знал заранее, что все кончится этим? Разве я не понимал, что ОН использует нас?

«Отец, ты ведь не оставишь меня здесь?..» – шепчу я.

Габриэль бросает мне конец верёвки. Я не сразу хватаюсь за него. Возможно, это последняя шутка и другой конец сейчас упадёт в яму. Никаких следов преступления, хотя плевать ему на следы! Я разделю участь двух чакланов, спрятавших труп Шёпота.

Я набираюсь мужества и дёргаю за верёвку. Он держит надёжно. Я стремительно вылетаю из ямы и вижу, что Двуликая помогала хозяину. Я испытываю странные, неописуемые чувства. Эти двое… Кем они приходятся мне НА САМОМ ДЕЛЕ?

И кем тогда был Шёпот? Незаконнорождённым ребёнком моего деда, чудом избежавшим смерти благодаря милосердной повитухе? «Лишним» братом отца, моим таинственным дядей, память о котором начисто выскоблили? Претендентом на престол, фактором нестабильности, заранее устранённым осторожными Лордами? (В этом мире случаются чудеса – корзины с бастардами иногда доплывают до берега. Их находят сорокалетние старухи, не познавшие любви и радости материнства…) Или он был чистокровным чудовищем, продолжавшим «дурную ветвь» рода? Или настоящим монархом, у которого вероломно отняли трон, королём, обречённым на изгнание и гибель в нищете и безвестности? Какая теперь разница, спросите вы?

Он жил во мне до сих пор (и, кроме него, те, кто составлял ДЕВЕРУ). Я почувствовал, как он зашевелился в другом слое неведомой жизни, разбуженный нами, когда мы потревожили его кости. Тени предков бродили внутри меня; и если могилы молчали, то тени постепенно обретали голоса…

Не распад, а слияние сквозь время. Старая закваска и бурлящие соки юности.

Голос крови.

Невнятный, но яростный зов.

* * *

Уже близка утренняя заря. Габриэль без промедления инициирует Ритуал Джонаса. Я помню все – до той минуты, когда человек без лица приблизился к нам, взойдя по западному склону холма, и начиная с того момента, когда Габриэль вдруг заявляет, нависнув надо мной:

– …Поэтому я решил снова отправить тебя куда подальше. Или стереть.

Он распахивает плащ и достаёт свой Волшебный Фонарь.

– За что?!! – ору я.

– Глупейший вопрос, – замечает Габриэль. – Не «за что», а «потому что». Время пришло. Джонас шепнул мне, что уже пора. А ты разве ЕГО не слышал?

* * *

Помнится, я долго молчал, уставившись на него ненавидящим взглядом (так мне казалось – на самом же деле, по свидетельству Евы-Двуликой, мой взгляд был умоляющим). Джонас был мёртв уже по крайней мере два столетия.

Я пытался подобрать образ… Ах да – тот муляж, вышагивавший деревянной походкой вверх по склону холма. Вместо лица – чёрная дыра, уводившая в другие измерения… Джонас, бедняга. Что ОНИ с тобой сделали?!

– Так, задержка в развитии, – констатировал Габриэль. – Придётся преподать тебе ещё один урок. Надеюсь, последний. И не зыркай исподлобья, щенок! Я оказываю тебе бесплатную услугу, занимаясь твоим просвещением. По правде говоря, это чертовски скучно. Однако же недаром лучшие из учителей утверждали, что учить надо, развлекая. Я бы добавил: и развлекаясь. Вот и развлечёмся!