Адская кухня, стр. 18
Оставив бесплодные попытки, Пеллэм возвратился на Тридцать шестую улицу и направился к обгорелому остову дома Этти.
Его предостерег не шум — отсутствие шума: гулкий стук, доносившийся со стройки напротив, внезапно стал тише, поскольку его источник заслонило тело молодого латиноамериканца. Не оборачиваясь, Пеллэм поставил сумку на асфальт и сунул руку внутрь. Однако не успел он нащупать «кольт», как ему в затылок уперлось что-то металлическое — как он решил, дуло пистолета.
— Сворачивай в переулок, — произнес мелодичный голос с испанским акцентом. — Пошли.
9
Густые брови латиноамериканца срослись над носом, а веки чуть запали, словно он затаил глубокую злобу на весь мир.
Они с Пеллэмом стояли в переулке за зданием, в котором размещалась контора Луиса Бейли, на грязной брусчатке. Спертый воздух был насыщен затхлым запахом гнилых овощей и прогорклого масла. Пеллэм стоял, скрестив руки на груди, и спокойно смотрел на направленный на него крошечный черный пистолет.
Он снова оглядел своего похитителя. На запястье розовый шрам. Совсем свежий. На тыльной стороне ладони, между большим и указательным пальцами, — полустертая татуировка в виде кинжала. Пеллэм долго жил в Лос-Анджелесе; он сразу же узнал знак, указывающий на принадлежность к банде.
— Habla ingles? [26] — спросил Пеллэм.
Латиноамериканец заглянул в сумку. Держа пистолет направленным в грудь Пеллэма, он нагнулся и частично вытащил видеокамеру.
— Я буду очень признателен, если ты оставишь эту штуку в покое. Это…
— Заткнись.
Парень не нашел «кольт». Положив камеру на место, он выпрямился.
— Ты из «Кубинских лордов», — сказал Пеллэм.
Он обратил внимание на то, что парень такой же высокий, как он сам. Большинство латиноамериканцев, которых он знал, были невысокими.
— Я вас искал, — продолжал Пеллэм.
— Меня?
— Одного из вас.
— Зачем?
— Поговорить.
Сросшиеся брови изогнулись, выражая удивление.
— Что ж, говори.
— Я снимаю фильм про Адскую кухню. Мне хотелось бы поговорить с членами банды. Или это у вас клуб?
— А чем ты занимался в тот день?
— В какой тот?
— Что ты искал? Ты на этой улице приставал ко всем с расспросами. Снимал на камеру. Зачем?
Пеллэм молчал.
Латиноамериканец с отвращением фыркнул.
— Ты хочешь сказать, это сделали мы? Ты хочешь сказать, это мы сожгли тот дом?
— Я снимаю фильм. Мне…
Густые брови грозно сдвинулись.
— У нас есть канал теленовостей. В Нью-Йорке. На испанском языке. Знаю, ты о нем даже не слышал. Его девиз: «Primero con la verdad.» [27] Ты в это веришь? Для тебя la verdad siempre primero? [28] Правда на первом месте? — Скрестив руки на груди, парень мозолистым большим пальцем почесал старый, глубокий шрам на подбородке. — Ты журналист? Репортер?
Пеллэм кивнул на вымощенный брусчаткой переулок.
— Вы прямо вот здесь играете в баскетбол? Продаете велосипеды? Устраиваете для малышей катание на пони? Одним словом, занимаетесь всем тем, чем занимаются в клубах?
— Что ты от меня хочешь?
— Я слышал, ваши ребята болтались здесь перед самым пожаром.
— Он слышал… И что, это обязательно должно быть правдой? Раз белый человек говорит, что los cubanos [29] подожгли дом, это обязательно должна быть правда. Черный человек так говорит, и это обязательно должна быть правда. — Пеллэм ничего не ответил, и парень продолжал: — Ты не думаешь, что это сделала та черномазая старушка. Ты думаешь, это сделал я. Почему? Потому что ты любишь ниггеров больше, чем латиносов.
Пеллэм не мог предположить, что в груди латиноамериканца еще остается место для ярости, однако сейчас по лицу парня разлилась новая волна злости. Он расставил чуть шире ноги, обутые в дорогие кроссовки, и у Пеллэма мелькнула мысль, что он сейчас выстрелит. Пеллэм краем глаза огляделся по сторонам, ища, куда откатиться при выстреле. Он подумал было о том, чтобы броситься за своим «кольтом», но пришел к выводу, что не успеет.
Какую линию поведения принять: извиниться или перейти в наступление?
Нахмурившись, Пеллэм шагнул вперед.
— Я здесь делаю свою работу, — гневно бросил он. — Не хочешь отвечать на мои вопросы — это твое дело, черт бы тебя побрал. Но у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои долбанные нравоучения.
Черные глаза сузились в щелочки.
«Сейчас он меня пристрелит. Проклятие! Так я и знал. Надо было облизать ему задницу!»
Но парень не нажал на спусковой крючок. И не ударил Пеллэма рукояткой пистолета в лицо — чего тот тоже опасался.
Убрав пистолет, латиноамериканец направился вокруг дома Этти, знаком предложив Пеллэму следовать за ним. Поднырнув под желтой лентой полицейского ограждения, парень поднялся по лестнице к тому, что осталось от крохотного подъезда. У него за спиной Пеллэм быстро вытащил из сумки «кольт» и засунул его сзади за пояс джинсов. Подхватив сумку, он пошел следом за парнем.
Тот ударом ноги распахнул входную дверь и шагнул в вестибюль, испачкав футболку об обгоревшее дерево косяка. Пеллэм услышал звон разбитого стекла и громкий треск. Минуту спустя молодой латиноамериканец вышел на улицу, сжимая в руке металлическую табличку. Парень швырнул табличку Пеллэму, тот неловко ее подхватил. Список жильцов дома. Длинный, тонкий палец члена банды «Кубинские лорды» постучал по фамилии: «К. Рамирес».
— Это моя тетка. Ты доволен? Она жила здесь с двумя ninos [30]. Сестра моей матери! Доволен? Ты все понял? Я ни за что не подожду дом, в котором живут мои родственники. И знаешь что еще? Эта дама, моя тетя Кармелла, она видела, как в прошлом месяце один из ирландцев Джимми Коркорана трахнул молотком по голове одного типа. Тетя Кармелла дала показания в суде. Теперь этот ирландец за решеткой, а Джимми — он очень разозлился на нее за то, что она сказала. Ну, дружок, как тебе нравится вот это? Теперь ты доволен? Узнал всю правду? Правду о белом ирландце? А теперь убирайся отсюда. Чтобы ноги твоей не было в Адской кухне!
— Кто такой этот Коркоран? Джимми Коркоран?
Парень вытер со лба пот.
— Возвращайся в свою телестудию и расскажи всем, что «Кубинские лорды» никогда не занимаются подобным дерьмом!
— Я не журналист.
— Так что нам с тобой больше говорить не о чем. Ты уже знаешь la verdad [31].
— Твоя фамилия Рамирес? — спросил Пеллэм. — А как тебя зовут?
Постояв, парень поднес к губам палец, призывая к молчанию, затем ткнул Пеллэму в лицо.
— Всем расскажи!
Он оглядел Пеллэма с ног до головы, словно стараясь запомнить получше, а затем не спеша шагнул из тени сгоревшего здания на раскаленное, яркое солнце.
Но Джимми Коркоран оказался призраком.
Никто о нем даже не слышал, никто не знал вообще никаких Коркоранов!
Пеллэм бродил по кварталу, останавливаясь у пуэрториканских винных погребков, корейских лотков с овощами и зеленью, итальянских мясных лавок. Никто не знал Джимми Коркорана, но у всех в голосе появлялось какая-то странная веселая нотка — как будто люди были огорчены тем, что им приходится отвечать отказом.
Пеллэм заглянул в мексиканское кафе.
— Этот Коркоран обитает где-то здесь, — добавил он, пытаясь разговорить хозяина.
Хозяин, древний мексиканец со сморщенным лицом, уставился на поднос с пирожками и, затянувшись, молча кивнул.
Поняв, что от него ничего не добиться, Пеллэм купил кокосовый напиток и вышел на улицу. Подойдя к группе молодых парней в футболках, толпящихся у газетного киоска, он задал им свой вопрос. Двое поспешно ответили, что никогда не слышали ни о каком Джимми Коркоране. Остальные трое и вовсе забыли те зачатки английского, которые знали.