Азия на халяву, стр. 19

Березина, история двенадцатая, в которой автор заглядывает в собственную молодость.

С каждым месяцем путешествовать за границу становилось все проще, а по бывшему Союзу — все сложнее. Самые интересные места теперь настолько труднодоступны, что как бы вообще не существуют. Про них помнят лишь специалисты и местные жители (там, где есть хоть какое-нибудь население). А через несколько десяков лет о многих из них не будет знать никто. Уже сейчас немного найдется людей, которые смогут сказать, что такое хребет ТорреПорреИз, вулкан-остров Ширинки, эксплозивное поле Хыйхойхэйхай, котловина иройландуз или Ороктуктукский Трещинный Лабиринт. Я тоже махнул рукой на развалившийся СССР и переключился на «забугорье». К тому времени мое издательство потихоньку перестало существовать, так и не выпустив в свет перевод «Книги Джунглей» Киплинга, над которым я работал полгода. Гонорар, однако, мне выплатили, что позволило покататься автостопом по Европе и Израилю. Там я немного подработал и стал готовиться к экспедиции в Китай. Выяснилось, что даже с пользующимся всеобщим презрением и ненавистью российским паспортом путешествовать по другим странам дешевле, легче и безопасней, чем по нашей (а в тропики, как я теперь знаю, еще и интереснее). И все же я часто скучаю по утраченной империи, особенно по самым диким уголкам. Ведь ни в одной другой стране мира не осталось таких огромных безлюдных территорий, которые не были бы опошлены и испорчены индустрией массового туризма. Как здорово было бродить по нетронутым горам, лесам и тундрам, каким я тогда был молодым и как ярко воспринимал все новое! Но в мае 1992 года мне удалось ненадолго вернуться в прошлое, навестив одно из самых сказочных мест Союза. Газеты сообщили об извержении вулкана Шивелуч на Камчатке. Конечно, извержения — самое эффектное, что можно увидеть на нашей планете, но истратить триста долларов, отложенных на Китай, я не мог и с отчаянием думал, что редкий шанс упущен. И тут мне снова явилась моя ангелица-хранительница по имени Халявушка. Подруге одной знакомой удалось выйти замуж за француза Николя. Прежде, чем увезти жену в Париж, Коля хотел посмотреть Россию, однако боялся отправиться в неизведанные просторы без надежного проводника из местных. Я предложил ему слетать на Камчатку при условии, что он оплатит мне дорогу. Коля согласился, но меня смущали два обстоятельства. Во-первых, он был слишком «городским» человеком, совершенно не подготовленным к приключениям, без которых поездка на Дальний Восток не обходится никогда. Во-вторых, для иностранцев билеты на самолет стоили втрое дороже — таких денег у парижского студента просто не было. Пришлось пойти на авантюру. Один мой друг чуть-чуть напоминал Колю внешне, и я, взяв его паспорт, по нему провел француза в самолет. Это было довольно рискованно — парень знал по-русски всего несколько слов, так что при паспортном контроле его легко могли отловить. Но не отловили. Еще в Домодедово я высмотрел в толпе пассажиров мужика достаточно «полевого» вида (хотя и в пиджаке) и не ошибся — он оказался бывшим сотрудником Института Вулканологии, геологом-любителем и вообще «нашим» человеком. Так что проблема жилья в Петропавловске тоже отпала. Мы благополучно долетели до Камчатки, полюбовавшись в пути на заснеженную Путорану, знакомый до боли поселок Хандыга и Колымский тракт, а дальше начались трудности. За два года ситуация на полуострове снова резко изменилась. По Институту ходили с потерянным видом сотрудники: об извержении стало известно неделю назад, но никому из них так и не удалось добраться даже в Ключи, не говоря уже про Шивелуч. Вертолет теперь стоил так дорого, что им никто не мог пользоваться, и в Халактырском аэропорту царило запустение. Билеты на самолет до Ключей оказались раскуплены на месяц вперед, теплоход «Петропавловск» больше не курсировал по причине нерентабельности. Есть автомобильная дорога, но на ней в одном месте отсутствовал мост, а в каком состоянии лед на реке, никто не знал. Из-за дороговизны бензина попуток на трассе почти не было, автобус же ходил только до Мильково — это примерно треть пути. Нам ничего не оставалось, как доехать туда и пытаться поймать что-нибудь дальше. В долине Камчатки еще лежали пятна талого снега, на лиственницах только-только набухали почки. В первый день мы напрасно простояли на обочине до вечера, и только утром смогли голоснуть грузовик. Но он довез нас лишь до развилки на Атласово. Мы надрали бересты, развели костерок и стали ждать, собирая с мохового ковра перезимовавшую клюкву. Грустная ястребиная сова глядела на нас с верхушки ели (это как раз самый центр полуострова, и здесь, в более теплом микроклимате, на небольшой территории растет ель). Наконец на дороге появился «газик». Внутри сидело пять человек, все абсолютно пьяные. Рядом с дедком-водилой стояла канистра самогона, к которой он то и дело прикладывался. Но пришлось втиснуться внутрь — другого шанса могло не быть. Вскоре мы встретили грузовик из Козыревска. Шофер сообщил, что извержение давно кончилось — оно свелось к паре пепловых взрывов. Ледоход на Камчатке еще не начался, но лед был в таком состоянии, что переезд закрыли, а паром начнет ходить только летом. «Газик» шел в Эссо, и мы решили отправиться туда: во-первых, красивое место, во-вторых, есть горячие источники, а в-третьих, оно населено в основном коренными жителями — ительменами (камчадалами) и эвенками. К тому же ребята из краеведческого музея недавно восстановили башню старого русского острога. Машина свернула с трассы и пошла к перевалу через Срединный хребет. Но тут дед, окончательно напившись, не удержал руль, и мы оказались в кювете. Нам снова повезло: никто всерьез не пострадал, а всего через час проходивший грузовик вытащил нас на дорогу. Сын старика не пустил его больше за руль и попытался вести «газик» сам. Но он привык к «Жигулям» и вскоре перепутал скорости. Не успели мы проехать и двадцати километров от места первой аварии, как машина оказалась сломанной окончательно. Ребята были в отчаянии: «газик» был основой их благосостояния, поскольку они зарабатывали на жизнь торговлей, доставляя на нем в Эссо разные товары из города. Но делать нечего: пришлось нам всем идти последние 15 километров пешком. В Эссо мы отдохнули пару дней и решили вернуться в Петропавловск. Уже установилась довольно теплая погода, так что мы пошли по дороге, дожидаясь, когда нас кто-нибудь подберет. Ущелье Эссо окружено высокими, покрытыми густой лиственничной тайгой горами и очень красиво. Случайный трактор подбросил нас почти до развилки и высадил на вершине холма, с которого открылся вид на долину Камчатки, заснеженные вершины Восточно-Камчатского хребта, гигантский белый купол Толбачика и на Ключевские вулканы далеко к северу. Даже отсюда они казались чем-то неестественно громадным, особенно идеально правильный конус Ключевской, словно отлитый из льда, с дымящейся верхушкой. На развилке нас подобрал грузовик и в несколько часов довез до города. Пару дней мы слонялись по Петрику, пытаясь взять обратные билеты на самолет, но сумели пробиться только на подозрительный рейс с пятью посадками. До вылета оставалось три дня, и мы решили попробовать съездить на Мутновский — все равно никуда больше из Петропавловска выбраться было невозможно из-за тотального транспортного паралича. От последнего поселка, куда ходит автобус, до Мутновки примерно 60 километров. Мы пошли пешком, надеясь в случае отсутствия попутки переночевать в какой-нибудь из стоящих поблизости охотничьих избушек. Дорога шла вдоль узкой долины, покрытой самым красивым из камчатских лесов

— парковым редколесьем из «танцующей» каменной березы. С погодой повезло необыкновенно: за всю поездку мы ни разу не видели даже маленького облачка. Слева сиял красавчик Вилючик — симметричная двуглавая пирамида, которая летом окрашена в великолепное сочетание угольно-черного, белого и малахитово-зеленого, а сейчас была розовато-золотистой в ярких солнечных лучах. Точно по оси симметрии вулкана проходил вертикальный каньон с большим замерзшим водопадом. На юго-востоке Камчатки выпадает очень много снега, до 20 метров, поэтому весна здесь только начиналась. К полудню мы дошли до засыпанной снегом избушки, рядом с которой дымился обложенный плоскими камнями бассейн — горячий источник. Ниже по склону в зарослях тальника журчала шустрая речка. Я стал растапливать печку, чтобы к моменту, когда мы закончим принимать ванну, вскипятить чайку, а Коля, взяв чайник, пошел за водой. Когда он спустился к ручью, в кустах поднялась мрачная фигура только что вышедшего из берлоги медведя. Тощий облезлый зверь выглядел жутковато, но Николя, к счастью, совсем плохо видел без очков. Он поставил на снег чайник и вежливо сказал: