Надежды и радости, стр. 56
Перед тем как въехать в крепостные ворота, Колльер спешился, подошел к открытой двери башни и поднялся по винтовой лестнице наверх. Небольшая полутемная комната была до отказа забита беженцами, в основном женщинами и детьми. Все они сидели или лежали на холодном каменном полу.
Роксаны среди них не было. Расспросы также не дали никаких результатов. Правда, кто-то слышал, что ее отец получил рану и вернулся домой под охраной группы верных ему сипаев. Гаррисон подумал, что Роксана, возможно, тоже была вместе с ним... Человек, сообщивший об этом, добавил, что рана полковника была скорее всего смертельной...
Гаррисон молча спустился вниз. Сердце его тревожно стучало. Снова вскочив в седло, он пришпорил коня, и тот стремительно взлетел на вершину холма. Отсюда было всего две мили до военного гарнизона. Гаррисону показалось, что это расстояние он пролетел за несколько секунд...
Перед ним открылась страшная картина. Большинство офицерских домов пылало. Заборы и изгороди были повалены. Цветочные клумбы растоптаны. Фруктовые деревья поломаны. В сохранности осталось всего несколько домов. Среди них был и дом Шеффилда. У его дверей с заряженными ружьями наперевес стоял небольшой отряд верных полковнику сипаев.
Гаррисон подлетел к крыльцу, на ходу спрыгнул с коня и, превозмогая боль кровоточащей под наполовину размотавшимися бинтами раны, вбежал в дом. Распахнутая с силой дверь ударилась ручкой о стену, отбив кусок штукатурки.
– Роксана! – отчаянно закричал Колльер.
Ответом было только эхо. Он крикнул снова. Но дом, казалось, вымер.
Неожиданно дверь справа от него тихонько отворилась, и на пороге возник садовник Гондия.
– Господин капитан! – проговорил он тихим голосом. – Господин полковник лежит в гостиной.
Гаррисон бросился туда.
По сильному и неприятному запаху, стоявшему в комнате, Колльер сразу же понял, что рана полковника действительно смертельна. Гондией, а может быть, Роксаной, были зажжены две свечи и разбрызганы по гостиной какие-то благовония, чтобы заглушить запах. Но это мало помогло. Не говоря ни слова, Колльер прошел в глубь комнаты и сел на стул рядом с постелью умирающего.
– Господин полковник, – тихо сказал Гаррисон. – Может быть, вам что-нибудь нужно?
Шеффилд повернул голову на голос Колльера и прошептал, не открывая глаз:
– Я не могу поверить... Не смогу... Никогда не смогу...
Макс говорил так тихо, что Колльеру пришлось придвинуться к нему почти вплотную, дабы что-нибудь расслышать.
– Сделайте глоток бренди, – предложил Гаррисон. – Черт побери, где же врач?! Или, по крайней мере, опиум?
Шеффилд чуть приподнял голову:
– Не надо ничего. Ни бренди, ни опиума, ни врача...
Гаррисон протянул руку и провел ладонью по лбу полковника, покрытому крупными каплями пота.
– Скажите, полковник, где Роксана?
Максвелл издал какой-то звук, выражавший скорее отчаяние, чем боль. Колльер посмотрел на садовника. Тот неопределенно покачал головой.
– Но где же она?! – взмолился Гаррисон.
– Она пошла искать маленькую Сэру, – наконец ответил Гондия.
– Куда?
Садовник развел руками:
– Право, не знаю! Куда-то в город.
В город... Зловещее значение этого слова заставило Колльера вздрогнуть.
– О Боже мой! – только и смог прошептать он.
Вскочив со стула, Гаррисон стремительно выбежал из дома, с громкими рыданиями повторяя имя жены. Острая боль пронзила его сердце. Когда же он наконец пришел в себя, то обнаружил, что вновь сидит в гостиной у постели Максвелла. Полковник умирал в одиночестве, вдали от обеих дочерей. И только садовник стоял в дверях с поникшей головой. Колльер видел, как крупные слезы текли по щекам верного слуги...
Не говоря ни слова, Гаррисон протянул руку, положил ладонь на лоб Макса и так дождался конца, повторяя одними губами имя дочери Шеффилда...
Глава 20
Адейн... Адейн исчез... Исчез после того, как грубые руки стащили Роксану с седла и бросили на землю... Грязные пальцы вцепились ей в волосы. Роксана вырывалась, царапалась, ударила кого-то кулаком в лицо, а ногой – в живот...
Теперь она лежала на грязном полу в полутемной комнате среди таких же, как и она, избитых, истерзанных женщин. Многие из них были с детьми...
– Откройте дверь! – раздался голос одного из нескольких мужчин, тоже попавших в число пленников. – Откройте! Или она заперта?
Другой мужчина поднялся на ноги и со всей силы ударил в дверь плечом. Она со скрипом распахнулась, впустив в грязную темницу несколько лучей уже почти зашедшего солнца.
– Поднесите детей поближе к двери! – крикнула Роксана. – Пусть подышат воздухом.
Сидевшие и лежавшие ближе к двери потеснились, освобождая место женщинам с детьми. Но стоило маленькому мальчугану попытаться переступить порог, как темные руки грубо схватили его и отшвырнули назад. Испуганный крик ребенка и отчаянный вопль его матери, казалось, еще более озлобили стражей-сипаев, тут же загородивших собой приток свежего воздуха и света.
Роксана протиснулась к дверям и презрительно сказала одному из них:
– Если вы хотели запугать всех этих несчастных детей, то, несомненно, достигли своей цели! Будьте довольны! Взрослым сильным мужчинам удалось справиться со слабыми младенцами! Поздравляю с победой!
Второй из мучителей сделал шаг вперед и ударил Роксану по лицу. И хотя удар был не очень сильным, она почувствовала, как тонкая струйка крови побежала по нижней губе. Роксана повернулась спиной к ударившему ее сипаю, загораживая собой детей и давая тем самым понять негодяю, что сама-то она нисколько его не боится. И хотя это геройство было скорее показным, оно, похоже, произвело впечатление на сипая. Во всяком случае, он отошел на шаг от двери и в каморку снова ворвался поток свежего воздуха.
Но попытки сипаев терроризировать пленников отнюдь не прекратились. То один, то другой переступал порог темницы, угрожая мечом и осыпая несчастных непристойной бранью. При этом доступ свежего воздуха снова прекращался и каморку окутывал полный мрак, вызывая испуганные крики детей и женщин.
Вконец измученная, Роксана опустилась на каменный пол и прислонилась головой к стене. Платье ее насквозь пропиталось потом. Сознание затуманилось. Больше всего на свете она сейчас хотела бы выпить глоток воды. Роксана чувствовала, что еще немного, и она потеряет сознание. Закрыв глаза, Роксана прислушивалась к крикам и стонам, наполнявшим комнату вперемежку со злобной руганью стоявших в дверях сипаев.
Одна из женщин, мать четверых детей, принялась вслух молиться за избавление малышей от всей этой муки. Роксана тоже начинала думать, что сейчас их всех могло спасти только вмешательство Всевышнего, а потому в душе присоединила свой голос к молитве несчастной матери...
Ближе к утру Роксану оторвал от беспокойного сна чей-то негромкий разговор. Она взглянула в сторону двери, которая в этот момент вновь была открыта, и увидела, что одна из пленных женщин, видимо, метиска, негромким голосом старалась убедить сторожа-сипая, что сама она исповедует ислам и не является христианкой. Поняв тщетность этой попытки, она вернулась к своим детям, опустилась на пол и, прислонив голову к стене, закрыла глаза. Роксана последовала ее примеру и скоро заснула...
С наступлением утра дверь с грохотом распахнулась, разбудив всех, кому все-таки удалось в ту ночь заснуть. Многие пленники вскочили на ноги и в тревожном ожидании посмотрели в сторону выхода. Сипай с заряженной винтовкой в руках знаком приказал всем выйти на улицу.
Пробивавшиеся сквозь зеленую листву солнечные лучи пока еще не были горячими, а ласкали мягким теплом. Легкий бриз касался измученных лиц, пробуждая в них жизнь. Роксана зажмурилась и тоже подставила лицо солнцу.
Наступившую было тишину нарушил мужской голос. К пленникам обращался один из сипаев. Он объявил, что все они по милости падишаха могут рассчитывать на снисхождение в виде смертной казни. Сказано это было безо всякой иронии. Ибо, согласно индийскому вероисповеданию, неверные, подвергнутые смертной казни, имеют право на место в раю. Роксана уже где-то об этом читала.