Хомо Аструм, стр. 8
Ратлит засмеялся, но потом смолк и неожиданно спросил:
— А сколько времени они находятся в отключке?
— Всего несколько часов, — ответила Алегра. — Забавное заболевание.
Я почувствовал сильный зуд во всех местах, до которых было не дотянуться: под лопатками, где-то в глубине ушной раковины, в гортани. Вы никогда не пытались почесать пальцем себе в гортани?
— Что же нам делать-то? — вздохнул Ратлит. — Сидеть и ждать?
— Мы можем о чем-нибудь поболтать, — с готовностью предложила Алегра. — Кажется, мне говорили, что обморок золотистых длится не слишком долго.
Наверное, она говорила эту фразу сотни лет.
— Хорошо, — согласился Ратлит. — Мне ведь нравится болтать с тобой. Именно из-за этого я явился сюда в первый раз, когда мы еще не были...
— Отлично! — обрадовалась Алегра. — Люблю болтать... Я хотела бы рассказать вам о любви. Любви к кому-нибудь...
Ужасная конвульсия скрутила мой желудок. Казалось, все его содержимое подкатило к горлу и вот-вот выплеснется наружу.
— ...я имею в виду настоящую любовь...
Еще чуть-чуть и тело забьется в предсмертной агонии.
— ...кого вы хотели бы неотрывно связать с собой, а не о сексуальном влечении, которое вы ощущаете, даже толком не познакомившись с объектом ваших вожделений. Образ тех, с кем вы хотите связать свою жизнь, должен быть связан с образом вашего воображаемого идеала. И при этом вы и ваша возлюбленная или возлюбленный должны стараться поступать так, чтобы эта связь не разрывалась, а становилась все крепче...
И сквозь волну нежности, разом смывшую всю боль, прозвучал голос Ратлита. Каждое его слово было драгоценным камешком, из которых он выкладывал вокруг себя удивительную мозаику.
— Алегра, я хотел бы поговорить с тобой не о любви, а об одиночестве.
— Я пошел домой, — неожиданно для себя объявил я. — Вы мне потом расскажете, что же в самом деле случилось с этим Очарованным Принцем.
Они остались разговаривать, с наслаждением паря в царстве галлюцинаций, а я, двигаясь на ощупь (но на этот раз без помощи Алегры), с трудом обнаружил выход. Глотнув свежего воздуха, подождал, пока голова прочистится, а потом отправился домой. Но я понятия не имел, провел ли я в жилище Алегры пять минут или пять лет.
Глава 4
А когда на следующее утро я зашел в ангар, Санди ремонтировал восьмифутовые зубцы конвейера на верхней площадке лесов.
— Мы сможем приступить к наладке через двадцать минут, — сказал он, свесившись вниз.
— Надеюсь, сегодня больше ничего не придется ремонтировать.
— Ага.
— Черт возьми! — выругался я. — Хотел бы я не видеть ни одного золотистого недель этак шесть.
— Все, что он хотел, — полная наладка. На это потребуется часа два.
— Зависит от того, где это судно побывало, — ответил я. — Откуда оно?
— Там позади есть...
— Ладно, — отмахнулся я и направился к двери офиса. — Пока ты тут возишься, просмотрю документы за последние шесть месяцев...
— Босс! — запротестовал Санди. — Знаю я вас! Зароетесь в бумагах на весь день!
— Тогда лучше поскорее начать. — Я снова направился к двери. — А пока не беспокой меня.
Когда тень корпуса закрыла окно конторы, я вышел, уже переодевшись в спецодежду, и объявил, что даю Санди пять минут на то, чтобы закончить с конвейером и заняться чем-нибудь полезным. Потом я поднялся на леса.
Когда я вышел из лифта, Санди, словно извиняясь, наградил меня улыбкой, исказившей черты его изуродованного шрамом лица. Золотистый, которого я не видел снизу, стоял рядом и инструктировал его. Когда я подошел поближе и прокашлялся, золотистый повернулся ко мне. Он продолжал говорить, не собираясь повторить для меня то, что уже сказал раньше, видимо решив, что Санди потом сам все мне расскажет. Вот такие эти золотистые. А этот к тому же носил безупречную синюю рубаху, бронзовые кулоны, браслеты.
В ушах поблескивали серьги. Волосы выглядели такими же бронзовыми, как побрякушки, кожа казалась темно-красной. А синевато-серые глаза и крепко сжатый рот придавали ему надменный вид повелителя вселенной. Когда мне надоело выслушивать объяснения, Санди начал разбирать крепления, и вскоре мы сняли все защитные панели.
И только тогда золотистый замолчал. Начать работать — это то единственное, что мы могли сделать, чтобы прервать его бесконечные указания. Теперь, облокотившись на перила, он стоял и щелчками блестящих, наманикюренных ногтей выбивал трубку. У него были удивительные ногти — вытянутые и по форме напоминающие трефы, они казались белоснежными по сравнению с его кожей. А потом я перестал глазеть на золотистого — великана шести с половиной футов ростом — и стал помогать Санди.
Мы работали минут десять, когда совершенно неожиданно на лесах появился босоногий и загорелый юноша лет восемнадцати-девятнадцати. Его длинные черные волосы свисали до плеч, грязные лохмотья, которые не сгодились бы и на половую тряпку, были обмотаны вокруг пояса. На больших пальцах рук и ног сверкали кольца желтого металла — ко мне в ангар явился еще один золотистый. Как будто одного было мало!
Сначала я решил, что юноша только что вылез из корабля.
А потом до меня дошло, что выход из корабля совсем в другой стороне. Значит, юноша вошел в ангар и поднялся к нам на лифте.
— Эй, брат! — Золотистый парень засунул три пальца за пояс и остановился возле нас. Мы с Санди в это время все еще боролись с креплением, но юноша не обратил на нас никакого внимания. — Похоже, я застрял на этой Станции. Да и с деньгами не густо. Куда ты направляешься?
Золотистый, сделавший заказ, пощелкал ногтями и лишь потом ответил:
— Хоть ты и считаешь меня своим родственником, убирайся-ка отсюда подальше.
— Погоди, брат. Выдели мне койку на своей посудине. Я бы с удовольствием убрался из этой навозной кучи.
— Пшел вон, или я убью тебя!
— Но послушай, братишка, по воле злой судьбы я оказался в этом проклятом богом уголке вселенной. Пойми...
Неожиданно золотистый со светлыми волосами шагнул вперед, высоко подняв свою четырехфутовую трубку. Он взмахнул ею с такой силой, что она со свистом рассекла воздух. Черноволосый оборванец отскочил и выхватил из своего тряпья что-то черное. Со звоном из рукояти выскользнул семидюймовый клинок. Трубка снова рассекла воздух и задела плечо парнишки, а потом с лязгом ударила о корпус звездолета. Оборванец вскрикнул и рванулся вперед. Два тела сшиблись, покачнулись, упали на пол. Раздалось странное бульканье, и руки нашего заказчика соскользнули с шеи парнишки. Тот, шатаясь, поднялся на ноги. Его нож был окрашен красным.
Тело золотистого на полу содрогнулось. Он откатился в сторону, окрасив леса своей кровью, еще раз перевернулся и, проскользнув под перилами, головой вперед нырнул вниз. До цементного пола было двести пятьдесят футов.
Нож больше не был нужен, и юноша вытер клинок о бедро, плюнул вниз через перила и спокойно сказал:
— Ты мне никакой не родственник.
Щелчок, и клинок исчез в рукояти. Юноша стал спускаться с лесов.
— Эй! — позвал его Санди, когда к нему вернулся голос. — А как же... Я имею в виду... Теперь-то это ваш корабль!
Среди золотистых существовали свои законы наследования — в чести было лишь право сильного...
Золотистый оглянулся, посмотрел на Санди.
— Я дарю его тебе, — фыркнул юноша. У него были широкие, могучие плечи, и он шагнул в лифт с таким видом, словно заходил в телефонную кабинку. Вот таким был этот золотистый.
Санди выглядел испуганным. Он сразу не поверил своему счастью. Но удивление его скрылось за гримасой отвращения.
— Что, раньше не видел таких стычек? — поинтересовался я у него.
— Нет... Правда, я был возле Бара Грега через пару часов после той знаменитой резни. Ну, помните, когда золотистые перепились и стали резать друг друга по чем зря?
— Перепились или отрезвели, — вздохнул я. — Поверь мне, особой разницы нет. Трезвые они или пьяные — они безумцы. — Я покачал головой. — Все забываю, что ты тут болтаешься всего три месяца.