Последний Рубеж, стр. 45

Уверенный, что к нему спешит помощь, капитан Кирк летит прямиком к Великому Барьеру, откуда никто не возвращался, откуда нет возврата. Кирк летит навстречу своей гибели, что еще надо?

– Капитан, – осторожно произнесла Виксис, – выбранный вами курс ведет нас прямо к Великому Барьеру…

Ни одной черточкой своего окаменевшего лица Клаа не отреагировал на слова первого помощника, и Виксис подумала, что он окончательно сошел с ума и не слышит ее. Но едва-едва шевеля губами, глядя на нее и не видя, капитан Клаа твердо сказал:

– Куда бы ни направился Кирк, мы последуем за ним и уничтожим его.

Виксис не осмеливалась сказать что-либо в ответ. Молча вздохнув, она уставилась на резко изменившуюся картину звездного неба на своем экране – «Оркона» круто переходила на новый курс.

Глава 13

Скотт пришел в себя, огляделся и увидел, что находится в лазарете. Тупая головная боль не очень беспокоила его, и он попытался сесть на койке, но чьи-то ласковые руки легли ему на плечи, попридержали на месте. По силе и нежности этих рук, он узнал, кому они принадлежат, и голос Ухуры ласково сказал:

– Не двигайся и не волнуйся, – у тебя было сильное сотрясение. Но опасность позади.

Она покинула свой пост у изголовья, присела рядом с ним на койку, все еще продолжая успокаивать:

– Теперь ты опять с нами, а мы с тобой.

Удивленно, по-детски беспомощно моргая, Скотт смотрел на Ухуру и пытался вспомнить, что с ним произошло. Но ничего, кроме темной вентиляционной шахты, по которой он шел, направляясь к транспортатору, не вспоминалось. И вдруг до него дошло, что он вспомнил самое нужное. Память его не подвела: транспортатор – вот что нужно было вспомнить. А где он ударился или кто его ударил, лишив сознания, не имеет значения.

По приказу капитана он должен был наладить, наконец-то, работу транспортатора, а кто-то или что-то помешало ему.

– Капитан, – начал он говорить и осекся, вспомнив слова Спока: «Мы никому не должны доверять на этом корабле. Вы видите психическое состояние заложников, Сибок способен проделать то же самое с любым членом экипажа».

«С любым?» – подумал Скотт, вглядываясь в глаза Ухуры. Ему было стыдно перед ней. И даже подумалось, что ему легче было бы заподозрить ее в любовной связи хотя бы с тем же Сибоком. И тут он, к своему огорчению, должен был признаться, что телепатический контакт сродни любовному акту. То же соединение, тот же экстаз, чем-то напоминающий любовный оргазм. И кто их знает, этих телепатов, может быть, все они – импотенты, и удовлетворяют свои потребности именно таким, лишь им доступным, образом?

Что-то неестественное было в блаженной улыбке Ухуры. Глядя ему в глаза, лаская его своим взглядом, она в то же самое время глядела и куда-то поверх него, видела что-то помимо него. Раздумывать не приходилось, и он, протяжно простонав, приложил руку к виску, болезненно сморщился.

Ухура тревожно наклонилась над ним, приложила свою горячую ладонь к его холодному лбу, обеспокоенно спросила:

– Что с тобой? Опять голова болит?

– Очень, – с трудом проговорил Скотт, все больше входя в роль. – И меня мучает какой-то кошмар. Сон – не сон, а какое-то видение, бред, будто какой-то сумасшедший захватил наш корабль, и ведет его к гибели.

Ухура тихонько рассмеялась, и у Скотта пробежали мурашки по всему телу – таким смехом смеются одурманенные наркотиками или безобидные дурачки. Ее рука блаженно-успокаивающе гладила его, а слова были приторно-сладкими:

– Дорогой мой, милый Скотти, поверь мне, он – не сумасшедший и ведет наш корабль курсом спасения.

– Не сумасшедший? – подыграл ей Скотт так, что захотел врезать сам себе по морде.

Но Ухура не замечала фальши, она жила в своем блаженном мире и всякое слово принимала за откровение.

– Конечно, нет, Скотти! С чего ты это взял? Сибок – удивительный, ни на кого не похожий. Он помог и мне, и Зулу, и Чехову найти реальный, а не надуманный смысл нашей жизни. – Она ласково гладила его небритую щеку, в ее взгляде светилась такая любовь, что Скотту вновь стало стыдно: он пользуется ее помешательством и выведывает у больной нужные ему сведения. Но иного пути не было.

Краснея от стыда и от сознания, что время слишком дорого, он приступил к объяснению – Ухура… мне надо… понимаешь, я должен срочно наладить работу транспортатора… позволь мне уйти.

Она разочарованно вздохнула, отстранилась от него и сказала:

– Да, я понимаю тебя. У тебя много работы. Но я так много хотела тебе сказать, объяснить.

– Я тебя понимаю, Ухура, – бессовестно лгал Скотт, все больше и больше ненавидя себя и стараясь поскорее выйти из дурацкого положения. – Я тебя понимаю и обязательно выслушаю, но сейчас у меня нет времени – я должен работать.

– Надеюсь, ты ненадолго уходишь? – спросила она таким голосом, что Скотту захотелось завыть нудным волчьим воем, и чуть ли не бегом он рванулся к выходу.

Но Сибок, сопровождаемый двумя телохранителями, заступил ему дорогу.

– Мистер Скотт, – с напускной доброжелательностью поинтересовался вулканец. – Куда вы так спешите?

Не останавливаясь, как будто перед ним было пустое место, Сибок надвигался вперед, а Скотт отступал шаг за шагом, видя в нем какую-то зловещую силу, не имеющую ничего общего с тем, что привык делать Скотт, – это была сила разрушения, а не созидания.

За Скотта ответила Ухура:

– Он хочет запустить в работу транспортатор. – Голос ее звучал радостно, но в сознании Скотта он отдавался как похоронный звон.

– Ведь он нам понадобится, когда мы доберемся туда, куда…

– Понятно, – прервал ее Сибок и сложил руки на груди, что до смешного напомнило Скотту глубокомысленный жест Спока. – Работа очень интересная, и как мне кажется, имеет некоторое отношение к тому факту, что капитан и двое его друзей сбежали из камеры для арестованных. Вам известно об этом, мистер Скотт? – отбросил всякую околичность вулканец.

– Конечно, известно, – пренебрежительно ответил Скотт.

– Я так и предполагал, – дружественно кивнул головой Сибок и многозначительно взглянул на Ухуру, которая поняла его без слов.

Проходя мимо Скотта, она коснулась рукой его запястья и ласково проворковала:

– Верь ему, Скотти, и ничего не бойся. Ты все поймешь и будешь с нами. – Дверь лазарета распахнулась, и Ухура вместе с телохранителями вышла вон.

Скотт проводил ее снисходительной улыбкой, а когда Сибок сделал шаг, подходя к нему, он не отступил и спросил:

– Ты что, хочешь превратить меня в зомби, как и ее?

Сибок снисходительно улыбнулся и ответил:

– Разве она похожа на зомби? Она просто освободилась от боли, и разве ты видел ее когда-нибудь более счастливой?

– Я не хочу такого счастья, и у меня нет боли, от которой я хотел бы освободиться. А если кому-то из нас и нужна помощь психиатра, так это тебе, а не мне…

Он замолчал, смущенный тем, что наговорил гадостей в сущности незнакомому человеку и что даже такой незначительный проступок опровергает его слова о том, что у него нет боли… Но если даже это и так, то какое отношение к его боли может иметь этот вулканец? Кто дал ему право вмешиваться в чужую жизнь, в чужую душу?..

Но тут мысли его смешались, а лицо вулканца потеряло индивидуальные черты, разрослось до невиданных размеров, вышло из поля зрения, оставив вместо себя светлое пятно неопределенного цвета, от вида которого Скотта охватила паника. Пятно приблизилось вплотную к глазам Скотта, закрывая от него что-то важное, что ему надо было увидеть. В бессильной ярости он попытался оттолкнуть от себя пятно и увидел на нем отпечатанной свою ладонь. Отпечаток был кровавым. А кровь на его ладони была кровью Питера Престона – любимого племянника Скотта.

И наконец-то он увидел, что пятно вовсе не бесцветное, а матово-белое – цвет стекла в двери лазарета, в котором лежал его племянник.

Доктор Маккой сделал все, что мог, но перед смертью он был бессилен. А смерть пришла на «Энтерпрайз», когда его обстрелял «Рилаент», пиратствующий под командованием Кхан Нуниан Сайха. В результате обстрела пострадал инженерный отсек, в котором нес вахту четырнадцатилетний курсант Питер Престон. Он не покинул вахту, не ушел со своего поста, ввел в действие дополнительные мощности и спас «Энтерпрайз» и от повторной атаки, и от полного разрушения.