Рыцарь-Дракон, стр. 106

– Сэр Джеймс! – воскликнул он. – Где вы были? Сэр Жиль вот-вот умрет; он хочет вас видеть!

Джим подошел к дереву, в тени которого лежал Жиль. Люди позаботились о том, чтобы устроить раненого поудобнее: под голову ему на манер подушки положили несколько стеганых курток латников, а шлем и те части доспехов, что можно было снять, не потревожив ран, лежали рядом с рыцарем. Мелюзина по-прежнему не отходила от него: она стояла на коленях у его изголовья и что-то говорила, несмотря на то, что, по всей видимости. Жиль не мог ей ответить.

Едва завидев Джима, она замолчала и перевела на него глаза.

– Наконец-то! – сказала она. – Поторопись, пожалуйста! Ему надо поговорить с тобой, а сил для разговора почти не осталось. Тебе придется приложить ухо прямо к его рту.

Джим опустился на колени и взял Жиля за руку, но та, совершенно обескровленная, казалась холодной и чужой в пальцах Джима.

– Лучше бы мне лишиться чего угодно, только не тебя. Жиль, – проговорил он.

Он увидел, что умирающий пристально смотрит на него, и уловил слабый огонек жизни в его глазах.

– Я услышу все, что ты скажешь, – пообещал Джим. – Я приложу ухо к твоим губам.

Не вставая с колен, он наклонился и прижал ухо прямо к холодным губам Жиля, но мгновение спустя опомнился и отвел голову на долю дюйма назад, чтобы дать Жилю сказать то, что он хотел. Джим напряг слух.

– Море… – с огромным трудом прошептал Жиль. – Там… похорони…

– Даю тебе слово. Жиль, – Джим сжал руку друга, – будь спокоен. Тебя похоронят в море. Обещаю!

Джим не понял, что случилось в следующий момент – то ли Жиль просто вздохнул, то ли какой-то неясный звук, родившись в его груди, вырвался через губы, но глаза рыцаря закрылись, а лицо разгладилось.

– Бедняга, – сказала Мелюзина: она так и не выпустила его руку.

Жиль еще был жив. Он дышал, и грудь его слабо вздымалась.

– Вода, – промолвила Мелюзина, опуская глаза. – Совсем как я: перед смертью ему нужна вода.

Джим поднялся на ноги и обнаружил, что его полукругом обступили латники во главе с принцем, неотступно наблюдавшие за Джимом и Жилем. Во всех глазах светилась одна и та же надежда: люди смотрели на Джима и думали, что он сможет что-нибудь сделать, чтобы сохранить рыцарю жизнь.

Джим медленно покачал головой.

– Он хотел сказать мне, что желает быть погребенным в море, – сообщил он окружающим. – Я пообещал, что сделаю это.

Джим повернулся к Жилю спиной, хотя даже предположить не мог, что это возможно. Его горло сжалось, он прокашлялся и принялся пробиваться сквозь полукруг латников, чтобы вернуться на прежнее свое место – под флаг, где граф Камберленд и король Франции Иоанн по-прежнему обсуждали условия перемирия. Даже на самый поверхностный взгляд было ясно, что проблема, как остановить рубак на поле боя, как и прежде, оставалась проблемой. Когда Джеймс подошел, король и граф беседовали о том, как будут погребать мертвецов.

– Да, – говорил король Иоанн. – Да, милорд граф, эта идея мне нравится. Я сам возведу часовню и определю ей содержание, чтобы они вознесли молитвы за французов, павших сегодня на этом поле.

– Не сомневаюсь, что и король Эдвард сделает то же самое для англичан, павших здесь же, – добавил граф. – Само поле мы прикажем освятить, и все погибшие сегодня англичане будут погребены на нем.

– В одной могиле, – кивнул король Иоанн. – Да, с телами французов поступят так же. Так нам и подобает сделать, чтобы этот день не забылся; это, в соответствии с нашими дальнейшими намерениями, привлечет к себе внимание всего мира скорее, нежели факт несостоявшегося перемирия. Наши павшие воины, покоящиеся вместе, хотя и в раздельных могилах, – вот что наложит печать молчания на уста, готовые задать вопрос.

– Мы обыщем все поле, чтобы не упустить ни одного погибшего английского рыцаря. Простые люди, то есть не джентльмены, – тут граф махнул рукой, – упокоятся в лесу, чтобы своим присутствием не умалить торжественности того факта, что здесь лежат наши джентльмены.

– И французские дворяне тоже, – подхватил король Иоанн. – Простые солдаты и особенно генуэзцы не должны лежать на поле; их мы похороним в стороне. Тут и говорить не о чем…

– Простите, – вставил Джим.

Какое-то мгновение граф и король не слышали его или просто не хотели обращать на него внимания. Наконец они медленно повернули головы и посмотрели на него.

– Думаю, это один из ваших англичан, – прошептал король.

– Да, к моему величайшему стыду, – зарычал граф, не отводя от Джима глаза. – Сэр, вы столь неотесанны, что я теряюсь в догадках, из какой глуши вы явились сюда? Мы с королем Франции беседуем…

Граф говорил с Джимом таким тоном, что тот едва не заскрипел зубами, однако попытался придать своему голосу столько спокойствия и учтивости, сколько смог.

– Я знаю, – начал он. – Ваше величество, милорд, прошу простить меня за вторжение. Я бы не осмелился вмешаться в вашу беседу, если бы не услышал, что вы собираетесь похоронить рыцарей с обеих сторон в общих могилах и построить часовни для молитв об их душах. Это прекрасная идея. Я бы хотел только обратить ваше внимание на то, что одного из павших сегодня рыцарей необходимо похоронить не здесь, а в другом месте.

Граф Камберленд вперил глаза в лицо Джима, и коротко подстриженная борода графа, не говоря уж о его седоватых усах, встала дыбом.

– Что еще за необходимость; кто он вообще такой?! – взревел граф. – Еще чего! Будет похоронен вместе с остальными! Иначе зачем строить часовню и говорить, что здесь лежат все англичане?!

– Боюсь, – выдавил Джим, с трудом сохраняя спокойствие и умиротворенность в своем голосе, – что это невозможно…

– Черт бы тебя побрал! – взорвался граф. – Это ты будешь мне тут говорить о необходимости, о том, что я чего-то должен?! Да где ты набрался наглости-то такой?! Я сказал, что он будет лежать здесь, и он будет лежать здесь! А теперь ступай прочь!

– Вы не понимаете, – отчаявшись, сказал Джим. – Я же говорю о сэре Жиле де Мер. О рыцаре, который, как мы уже говорили, спас принца от рыцарей Мальвина, посланных, чтобы убить его. Так неужели он не заработал права быть похороненным где он хочет и когда он хочет?

– Будет лежать вместе с остальными! – орал граф. – Пошел вон! Не то я тебя вышвырну отсюда!

– Вышвырнете отсюда, милорд? – впервые в голосе Джима зазвучал отклик давно охватившего его, но до сей поры сдерживаемого гнева. – С вами только четыре человека.

Он не стал говорить, что у него самого, напротив, пятьдесят воинов; впрочем, в этом не было особой нужды: глаза у графа были на месте.

– Пошел вон! – повторил милорд.

По природе Джим не был особенным упрямцем, но сейчас эта черта внезапно ожила в нем и расцвела пышным цветом.

– Я уйду после того, как вы хорошенько усвоите себе, что сэр Жиль, согласно его желанию, будет похоронен в море. Я дал ему слово, что так и будет.

– Да что мне твое слово! – взвился граф. – Ты думаешь, что я испугаюсь твоего красного щита или того, что о тебе рассказывают? Ты хочешь со своей горсткой людей вынудить меня делать то, чего желаешь ты, потому что я один? Не тебе решать это дело! Его уже решили – я и его королевское величество. Он будет похоронен вместе с остальными, и никто ничего тут не изменит. Я сказал!

Внезапное упрямство полностью овладело Джимом.

– В таком случае вы напрасно сотрясаете воздух; того, о чем вы говорите, не будет, – заявил Джим. – Я уйду. Но, уходя, еще раз повторяю, что сэр Жиль не будет похоронен на этом поле. Он будет погребен там, где просил, – в море.

Граф побагровел от ярости.

– С таким нахальством я еще никогда не сталкивался! – взорвался он. – Клянусь Небесным Воинством, ты можешь сколько угодно твердить, что твой приятель, этот чертов рыцарь, будет похоронен в море. Можешь даже попытаться утащить отсюда его тело. Но как только начнется перемирие – а это точно случится через двадцать четыре часа, а то и раньше, – я пошлю по твоему следу достаточно людей, чтобы они загнали тебя, как кролика, и вернули его кости и вонючую плоть на них туда, где они должны лежать.