Дракон, эрл и тролль, стр. 87

Энджи подошла к лошади.

— Не торопись, Анджела, — мягко остановил ее Брайен. — В седло лучше сесть Джеймсу. Садись позади и держись крепче, иначе греха не оберешься.

Джим вскочил в седло, вынул одну ногу из стремени и протянул жене руку. Она уперлась ногой в стремя, с помощью Джима взобралась на круп лошади и обхватила мужа за талию.

— Поедем лесом, — сказал Брайен. — Может, и вы успеете подъехать к трибуне хотя бы одновременно с Мнрогаром. Он еле тащится. Сиуорд!

— Иду, милорд! — ответил голубоглазый с соломенными волосами крепыш, ведя на поводу Бланшара де Тура.

Брайен вскочил в седло, и всадники тронулись в путь, пустив коней легким галопом. В лесу аллюр менять не пришлось. Всадники свободно скакали между редкими деревьями. Здесь не было ни непроходимых чащ, ни девственных зарослей с поваленными на землю стволами и густой сетью ползучих растений. Деревья рубили лишь с дозволения графа, а потому лес регулярно прочесывали графская челядь и арендаторы, подбиравшие все, что способно гореть. Заведенный порядок, а граф дозволял рубить лес крайне редко, давал хозяину Сомерсета возможность не только беречь свою собственность, но и совершать верховые прогулки по лесу без риска сломать шею.

В лесу пути всадников разошлись. Брайен выбрал кратчайшую дорогу к трибуне, чтобы незаметно для посторонних глаз смешаться со зрителями.

Джим и Энджи подъехали к трибуне чуть позже Брайена. Оба спешились, Джим привязал лошадь к дереву. Со стороны ристалища к трибуне приближался Черный Рыцарь. Мнрогар монотонно бил коня сапогами, но тот еле двигался, не обращая внимания на понукания всадника.

Джима охватило предчувствие близкой беды. Вряд ли тролль, проживший на земле две тысячи лет, забыл о нанесенной ему обиде, да и кабан не из тех, кто позволяет глумиться над своей плотью. Но оставалось лишь ждать, как повернутся события.

Джим и Энджи поднялись по боковой лесенке на трибуну и увидели, что Геронда сберегла их места. Спустившись на несколько рядов, они присоединились к Геронде и сидевшему рядом Брайену. И хотя Геронда принялась с места в карьер без умолку трещать, живописуя Анджеле несравненные подвиги Черного Рыцаря, Джим понял, что она знает причину столь долгого отсутствия Энджи на трибуне. Геронда не спросила подругу, где та была. Выходит, и четырнадцатый век не чужд конспирации.

Джим повернул голову. Красочный рассказ Геронды о подвигах Мнрогара его мало интересовал, но вот то, о чем Каролинус беседует с графом и епископом, а Джим не сомневался, что под монашеским одеянием скрывается князь церкви, было бы весьма любопытно знать.

На трибуне, как раз против центра арены, было сооружено возвышение, на котором и сидел граф вместе с избранными гостями. Однако о чем шел разговор на помосте, слышно не было. Да и как можно услышать что-то, кроме трескотни Геронды, когда вокруг нарастал шум, к краю трибуны подъехал Черный Рыцарь.

Раздался приветственный звук трубы. Опустив трубу, герольд графа повернулся в сторону Черного Рыцаря и торжественно провозгласил;

— Можешь подъехать к его светлости графу Сомерсетскому и его высочеству принцу.

Закованный в черные доспехи, верхом на вороном коне, таком же мощном, как и сам всадник. Черный Рыцарь двинулся вдоль трибуны. Теперь он ехал еще медленнее и, казалось, пристально разглядывал сквозь узкую щель в шлеме каждого зрителя, источая угрозу.

Принюхивается, решил Джим. Он понимал — перед троллем стоит непростая задача. Ветер, как назло, дул в лицо зрителям, что было не на руку Мнрогару.

Шум на трибуне постепенно стихал. Зрители, мимо которых проезжал Черный Рыцарь, смолкали и с напряженным вниманием следили за каждым поворотом его головы. Мнрогар подъехал к середине трибуны, развернул коня и остановился. На ристалище наступило затишье.

Черный Рыцарь с минуту стоял неподвижно, оглядывая трибуну, потом медленно перевел взгляд на помост и уставился на графа и его окружение.

Ожидание зрителей достигло высшей степени напряжения. В повисшей над ристалищем тишине Джим сумел разобрать слова Каролинуса:

— Скажи ему что-нибудь, Хьюго.

— Сэр Черный Рыцарь, — откашлявшись, проговорил граф, — как мы ни опечалены поражением наших рыцарей, мы воздаем хвалу твоему мужеству и признаем, что ты достойно сражался. Однако ты возвестил о своем прибытии на ристалище, когда турнир уже закончился, и потому мы не вправе признать тебя победителем сегодняшних состязаний. Тем не менее, мы рады, что ты оказал нам честь, продемонстрировав свое воинское искусство.

Мнрогар медленно поднял руки и снял шлем, явив публике свой ужасный лик. Теперь на трибуне настала такая тишина, будто зрители боялись перевести дыхание.

— Ты! — воскликнул граф.

Мирогар не удостоил его ответом. Он вперил взгляд в Агату Фалон, сидевшую по правую руку графа.

— Как ты здесь оказалась, внучка? — спросил Мнрогар.

— Взять его! — гаркнул граф.

Стражники бросились выполнять его приказание.

Глава 39

— Введите его! — приказал граф.

Хозяин Сомерсета сидел в высоком председательском кресле за длинным столом и походил на жаждущего крови судью, еще до разбирательства вбившего себе в голову вынести смертный приговор закоренелому преступнику.

Расположенная в башне замка комната, которую граф избрал для суда над Мнрогаром, утопала в мутно-красноватом свете факелов, укрепленных в железных скобах по стенам; косые солнечные лучи едва пробивались сквозь узкие бойницы. В комнате горел и камин, но он лишь выхватывал из темноты мрачную фигуру сидевшего спиной к нему графа, а не освещал помещение, За столом справа от графа сидел принц, пребывавший явно не в лучшем расположении духа, а еще дальше епископ, в черной сутане и с массивным золотым крестом на груди. Рядом с епископом примостился священник, щуплый человечек, которого Джим видел однажды за обеденным столом в Большом зале. Слева от графа сидел Каролинус.

Недалеко от стола, на поставленных в ряд у одной из стен стульях, расположились Джим, Анджела и Брайен, а у противоположной стены в мягком кресле, выделанном из бочки, восседала Агата Фалон. Она казалась совершенно невозмутимой.

Джим и Энджи делали вид, что все обстоит как нельзя лучше, хотя оба были встревожены; Энджи, чтобы сохранить внешнее спокойствие, даже держалась за руку Джима, пряча ее в складках своей широкой юбки. Брайен был мрачен.

Хотя, казалось, на что было досадовать Брайену? Он выиграл турнир и получил в награду не только коней и доспехи уступивших ему в бою рыцарей, но и полную шапку золота из рук принца, поздравившего его с победой от имени самого короля.

Дело в том, что Брайен хотел есть. По его разумению, обед был гораздо важнее того спектакля, который вот-вот должен разыграться в комнате. Конечно, Брайен успел немного перекусить. Но что это за еда, которой кормили гостей все Рождество? Разве ее было вдоволь? А вино? Неужто оно текло рекой? Да и сегодняшний обед вряд ли доставил кому-то удовольствие. Мало того, Брайена оторвали от стола, когда он едва утолил первый голод. И для чего? Для непонятного разбирательства, которое граф и судом-то открыто не называет, боясь скомпрометировать Агату Фалон. Хозяин Сомерсета имел полное право вершить суд на своей земле, однако он повел дело скрытно, втайне от большинства гостей, оставив тех за обеденным столом в Большом зале.

Джима тревожила Энджи. Он чувствовал, что она волнуется.

— Что с тобой? — тихо спросил Джим.

— Думаю о том, чем закончится эта сумятица. Ведь это мы помогли Мнрогару сыграть роль Черного Рыцаря.

— Не падай духом, Энджи, — сказал Джим. — О поставленном нами спектакле знает один Каролинус, а он нас не выдаст.

Не выдаст ли? — подумал Джим. В последнее время Каролинус стал скрытен. Может, он ведет собственную игру, а Джима просто использует в своих целях? Джим не сомневался: Каролинус симпатизирует им с Энджи. Но, если Царство магов воздавало должное Каролинусу, то ответно и он шага не мог ступить без Царства магов. Зайди речь о лишении Каролннуса его ранга, маг, чего доброго, пожертвует дружбой с Энджи и Джимом, чтобы спасти себя. С Черного Рыцаря сорвали маску, и это может привести к непредсказуемым последствиям.