Абсолютная Энциклопедия. Том 1, стр. 69

— Все мы во власти Господа, — произнес, также не пошевелившись, Иаков.

Хэл повернулся и пошел прочь. Большого общего, костра в эту ночь не разжигали, так что, когда он повернулся спиной к палатке, его сразу же окутала тьма. Но, разбивая лагерь, в отряде всегда придерживались одной и той же планировки, и кроме того, пока он шагал в темноте, его глаза начали привыкать к ней, и вскоре неяркого лунного света стало уже достаточно, чтобы он смог найти дорогу к своей палатке. Добравшись до нее, он увидел, что внутри горит включенная на минимальную яркость лампочка, тусклый свет которой едва освещает изогнутую поверхность холодных стенок его ночного убежища.

Джейсон крепко спал. Хэл молча разделся, выключил лампочку и забрался в спальный мешок. Он лежал на спине, уставившись в темноту, пребывая в каком-то промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. Перед его мысленным взором вновь вставали картины восхождения по отвесной скале, он опять видел перед собой милиционера из первой группы, которого одобрительно похлопывал по спине его товарищ, и слышал, как тот смеется в ответ. Он снова нажимал спуск игольного ружья и видел, как падали, один за другим, три человека. Он швырял конусные ружья, превращенные им в гранаты, туда, где притаились группы засады. Он следил за тем, как ружье в руках Иакова, развернувшись, нацеливалось в грудь милицейскому офицеру, и отталкивал его ствол в сторону...

Рух, ее лицо в неярком свете угасающего дня... Хэл крепко зажмурил глаза, стараясь заснуть, но на этот раз и разум и тело отказались ему повиноваться. Так он лежал, а его память вызвала призраки трех пожилых людей, они явились и стали в темноте вокруг него.

— Это случилось у него впервые, — произнес Малахия. — Он нуждался в ней.

— Нет, — возразил Уолтер, — впервые это случилось, когда мы умерли. А тогда там не оказалось никого, кто мог бы помочь ему.

— Когда нас убивали, все было по-другому, — сказал Малахия. — На этот раз это делал он сам. И если он не должен опускаться с этой отметки все ниже и ниже, до тех пор пока не утонет, тогда ему нужна помощь.

— Она не сможет ему помочь, — вздохнул Авдий. — Она сама находится во власти Божьей воли.

— Он не погибнет, — решительно проговорил Уолтер. Экзот оказался самым непоколебимым в своем мнении из всех троих. — Он уцелеет без кого бы то ни было и без всякой помощи, если он должен уцелеть. За становление этой части его души отвечал я. И заверяю вас: он переживет не только такое, но и гораздо худшее.

— Если, конечно, ты не ошибаешься, — с грубоватой прямотой заметил Авдий.

— Ошибки здесь недопустимы, — мягко отпарировал Уолтер. — Хэл, ты не спишь только потому, что сделал для себя такой выбор. Все твои действия, даже это, подвластны разуму. А то, что невозможно исправить, следует отложить в сторону до той поры, когда исправление станет возможным, если, конечно, такая пора наступит. Помнишь, чему я тебя учил? Выбор — это единственная вещь, которую невозможно у тебя отнять, вплоть до момента неизбежного выбора смерти. Поэтому если ты хочешь лежать без сна и страдать — лежи и страдай, но учти: это состояние ты выбрал для себя сам, и оно вполне подвластно твоей воле.

Хэл открыл глаза, заставил себя сделать глубокий выдох и обнаружил, что выдыхает воздух сквозь крепко стиснутые зубы. Он расслабил челюстные мышцы, но все равно продолжал лежать, уставившись в темноту.

— Я не могу, — наконец произнес он вслух.

— Нет, ты можешь, — спокойно возразил ему призрак Уолтера. — И это, и многое другое.

Постепенно стянутый внутри него узел ослабел. Стены, ограничившие тесное, замкнутое пространство, в которое он поместил себя сам, распались, и вокруг него снова открылся весь мир.

Он спал.

Глава 21

Утром отряд двинулся дальше и во второй половине дня вышел на холмистую равнину, поделенную на фермерские поля. Люди словно оказались в оазисе после долгого скитания по пустыне, и чувство горечи от потерь, не покидавшее их после кровавой схватки с милицией и сделавшее всех угрюмыми и молчаливыми, стало проходить. Даже те, кто был ранен, приободрились и, опираясь на локти, стали приподниматься на носилках, подвешенных посредине между идущими попарно ослами. Оглядываясь вокруг, раненые с наслаждением вдыхали теплый воздух предгорий, иногда негромко смеялись во время разговоров с шедшими рядом бойцами, тащившими на себе тяжелые рюкзаки.

Хэлу было известно, что этот регион Гармонии, единственный на обоих обнищавших Квакерских мирах, почти достиг того уровня благосостояния, которое можно считать богатством. На здешней тучной и плодородной земле фермерами производилось много продукции, и ее хватало, чтобы накормить голодных обитателей близлежащих крупных городов.

Как только они достигли фермерских владений, отряд стал распадаться. Раненых разобрали по своим домам местные жители, чтобы ухаживать за ними и лечить. Здоровые бойцы отряда разделились на небольшие группы — им предстояло в открытую добираться пешком к месту сбора около объекта намеченной операции — завода удобрений в небольшом городке, расположенном в нескольких сотнях километров от горного массива.

Хэла разлучили с Джейсоном и включили в группу из десяти человек во главе с Иаковом. Эту группу, так же как и все остальные, подбирали таким образом, чтобы со стороны она казалась одной семьей, состоящей из представителей нескольких поколений. Дело в том, что все работы на фермах в центре Северного Континента Гармоний велись вручную, и единственную тягловую силу представляли собой ослы. Жили фермеры большими семьями: вступавшие в брак сыновья и дочери приводили в дом своих супругов, в конце концов семьи разрастались так, что насчитывали по двадцать и более человек, а подчас количество связанных родственными узами людей, живших на одной ферме, доходило и до шестидесяти.

Если такая семья или ее часть находилась в пути, то казалось, что это движется по дороге небольшой отряд, поэтому, когда группа из десяти бойцов под предводительством Дитя Господа в роли главы семьи отправилась к месту встречи, она ни у кого не вызывала никаких подозрений. Одетые в полученные от сочувствующих им местных фермеров куртки и широкие брюки или юбки серого, темно-синего и черного цвета, с узенькими галстуками на шее и черными беретами на голове, они ничем не отличались от обычных путников, нередких на этих дорогах в глубине континента.

Хэл почувствовал, что с изменением окружающей обстановки стало меняться и его отношение к происходящим вокруг событиям. Шагая по дорогам, приподнимая, как и все, свой берет при встрече с другой семьей, идущей навстречу, он обнаружил, что происшедшая перемена принесла ему как приобретения, так и потери. Оказавшись среди полей, в окружении фермерских домов, он утратил то чувство беспредельной свободы, которое пробудили в нем горы. Хэл снова очутился в ограниченном пространстве, не столь замкнутом, как то, которое постоянно давило на него на Коби, но все же достаточно тесном, чтобы его сознание вновь оказалось в узде.

У него опять пропала потребность заниматься поэтическим творчеством. Вместо нее им овладели новые ощущения, но разобраться в них он пока не мог. Каким бы странным это ни показалось, но ход недавних событий он воспринимал так, словно находился в горах, будучи в отпуске, а теперь снова возвратился на работу в такой мир, где необходимо принимать во внимание практические стороны жизни.

Нападение милиции на перевале, мгновение чувственной близости с Рух и предшествующая ей стычка с Иаковом заставили его внимательнее присмотреться к тому окружению, в котором он оказался. За короткое время члены отряда стали ему ближе тех, кто находился рядом с ним на Коби. И дело заключалось не только в том, что вместе с бойцами он сражался против милиции. Эти люди посвятили себя общему для них делу, они имели одну и ту же цель в жизни, и это побуждало его опять задуматься о своем посвящении и о своей цели в жизни. В конечном счете Тонина, Сост и Джон были нужны ему на Коби, но они не нуждались в нем по-настоящему. А здесь, на Гармонии, он словно сделал шаг, чтобы стать ближе ко всему человечеству. И в то же самое время он еще яснее почувствовал, какая дистанция отделяет его от каждого из этих людей. Ему страстно хотелось близости с Рух, и в то же время он не видел никакой возможности когда-либо осуществить свое желание. Его весьма огорчали натянутые отношения с Иаковом, во многом напоминавшим ему Авдия. А он любил Авдия и поэтому считал, что должен суметь относиться к Иакову по крайней мере с симпатией.