Кровь невинных, стр. 47

Потом поезд остановился, и я направился на эскалаторе в Джерси-Сити, в другой мир, где я жил и где понимал, что выбрал правильный путь. Это место было наполнено настоящими страхами и подлинными, неукротимыми желаниями. Здесь ты ничего не получал от жизни и в любой момент мог потерять все. Индейцы и пакистанцы, палестинцы и пуэрториканцы, несколько старых евреев и много черных, живших в многоэтажных домах, куда не заходили посторонние, если только они не хотели расстаться с жизнью. Мир американских неудачников и новичков, грубых и жестоких, пытавшихся найти в этой стране то, что она не собиралась им отдавать. На этой стороне реки я повсюду встречал людей, которые казались мне потерянными, и хуже всего приходилось тем, кто пришел сюда с большими надеждами. Они утрачивали их под дулами пистолетов, глядящих им в глаза, под лезвиями ножей у их шеи, а возможно, после рейда иммиграционной службы и долгой дорога домой в неизвестность.

До квартиры я добирался больше получаса, иногда прячась под навесами, но в основном шагая под холодным проливным дождем. Пальто, которое я купил в магазине «Маршалл», промокло, и я чувствовал мокрую шерстяную ткань костюма. На другой стороне реки виднелись две громадины, поднимавшиеся над остальным городом. Башни-близнецы Всемирного торгового центра. Я остановился и долго смотрел на них, стараясь привести мысли в порядок. Перед глазами проплывали лица Каррутерса, Гриффина, Рашида. И лицо юной девушки на старой фотографии. Они медленно растворялись в воздухе. Я вспомнил строчку из шестьдесят восьмой суры. Она всегда помогала мне. «Воистину неверующие готовы заставить тебя поскользнуться своими взглядами, когда они слышат Напоминание, и говорят: „Воистину он — одержимый!“ Но это не что иное, как Напоминание для миров».

Иногда я бродил по ночным улицам и чувствовал себя живой мишенью. Но я вспоминал все, что я пережил, и понимал, что никто не отнимет у меня жизнь здесь и сейчас. Я шел медленно и уверенно во тьме ночных улиц, по пустынному городу, где горели мусорные баки, а замерзшие лица провожали глазами незнакомца. И я верил в то, о чем не сказал бы никому из жителей Джерси-Сити. Здесь, среди них находился их тайный спаситель.

Глава 20

За пару недель до Дня благодарения мне позвонила Джоан, моя сестра из Сент-Луиса. Она сказала, что приезжает в Нью-Йорк и хочет встретиться со мной, и предложила выпить вместе чаю.

— Чаю?

— Ну да. Курт, ты не пьешь чай?

— Джоан, последний раз я пил чай... наверное, год назад. Как ты нашла меня?

— Селма сказала мне.

— Понятно.

— Мы так давно не общались. И поскольку я приезжаю в Нью-Йорк со своим мужем...

— Джоан, я очень занят.

— Я тоже. Но все равно, думаю, ты найдешь время для своей сестры.

— И когда, по-твоему, я смогу это сделать?

— Курт, я не знаю, почему ты разговариваешь со мной в таком тоне. Если у тебя действительно много проблем, можешь забыть о нашем разговоре. Но...

— Я сейчас в чужом офисе.

— Понимаю. — Она изобразила удивление в голосе. — Я хочу поговорить с тобой о Селме.

— Селме?

— Не знаю, говорила ли она тебе о том, что происходит с Дэйвом.

— Мы с ней это не обсуждали.

— Поэтому я и решила, что нам нужно встретиться. Знаешь, ты ведь теперь единственный мужчина в семье.

— Ага. — Я просто не верил своим ушам. — Хорошо.

Мы назначили время встречи. Я не ждал особых новостей о Селме или о ком-нибудь еще. Но лучший способ избавиться от Джоан — это увидеться с ней. Если я буду игнорировать ее, она примет это как вызов и не отстанет от меня. В нашей семье, или в том, что от нее осталось, только она могла позволить себе игнорировать кого-то.

— Знаешь отель «Мэйфер»? — спросила она.

Он находился на той же улице, что и Совет. Наверное, она посмотрела карту. Теперь, когда я работал на Парк-авеню, она решила, что меня стоит навестить.

Я поставил телефон на стол Шанталь.

— Извини. Семейные дела.

— Не хочешь рассказать мне?

— О семье? Не стоит. К тому же у нас много дел, не так ли?

— Верно. — Шанталь поглядела на полдюжины папок, которые она разложила на столе, словно колоду карт. — Верно, — повторила она, как будто пытаясь убедить себя в чем-то. Она долго смотрела на документы перед собой. Затем покачала головой: — Нет. Если ты не возражаешь, я все-таки хотела бы поговорить о твоей семье.

— Не надо.

Почему я так удивился, увидев, что она огорчилась? Точно не знаю. Но я испытывал легкий шок, когда видел боль в ее глазах. Мне казалось, хотя я никогда серьезно не задумывался об этом, что многие вещи она переживала не так, как я. Когда ты учишься в школе, что бы ты ни сказал учительнице, ты не думаешь, что ее это может обидеть. Возможно, она разозлится. Но только не обидится. Люди разного возраста воспринимают некоторые вещи иначе. С Шанталь происходило нечто подобное. А еще я переставал контролировать ситуацию. Мне все время приходилось думать о том, как сохранить заинтересованность Шанталь во мне, чтобы она не отдалилась от меня. И когда мои слова или поступки вызывали у нее обиду, я чувствовал, что совершаю ошибку, которая могла иметь для меня роковые последствия.

— Что ты хочешь узнать о Хорватии?

— Я хочу узнать о Канзасе.

— Шанталь, мои родители умерли. Отец скончался, когда мне было четырнадцать. Мама вышла второй раз замуж, но потом тоже умерла. Что еще я могу сказать. Сестры? Селма — очень милая, но вышла замуж за подонка. А Джоан сама стерва. Ты довольна?

Она просто посмотрела на меня, и я почувствовал себя неловко.

— Иногда мне кажется, что я ничего о тебе не знаю. Я не могу пробиться сквозь панцирь, которым ты себя накрыл. И мне это не нравится, Курт. Совсем не нравится. — Она покачала головой и отвернулась.

— Перестань. Что с тобой происходит?

Ее глаза покраснели.

— Это одна из наших бед, Курт. Ты не слушаешь меня.

— Ты несправедлива ко мне.

Она опять покачала головой, и в этот момент я почувствовал, как распадается на части все, что мне удалось построить за это время.

— Я вам не помешаю? — появился Каррутерс, заглянувший в открытую дверь.

Она посмотрела на него. Сосредоточилась. Вытерла слезы с лица.

— Пыль с документов, — объяснила она, и ее голос дрогнул, — попала под контактные линзы.

— Понятно. Может, мне зайти позже?

— Все в порядке. В чем дело, Джордж?

— Я хочу, чтобы ты написала вступление к статье о Сомали.

— На этой неделе я хотела бы заняться материалами о Саддаме.

— Хммм, — протянул Джордж. — Тебе не кажется, что это может подождать? Ситуация в Сомали выходит из-под контроля. Буш может устроить большой гуманитарный спектакль перед уходом. Это вызовет проблемы у Клинтона.

— А Ирак не вызовет?

— Я просто хочу, чтобы ты взглянула на эту статью. — Он повернулся ко мне: — Уверен, вы сможете ей помочь. — Каррутерс улыбнулся, затем повернулся и ушел.

— Оставайся здесь, Курт, — велела Шанталь. — Не позволяй ему доводить тебя.

— Он меня достал.

— Тебя все достают, Курт.

— Со мной все хорошо. — Я почувствовал, что перестаю контролировать себя. Черта, разграничивавшая мои жизни, стала хрупкой, ломкой и дала трещину. Звонок от Джоан. Слезы Шанталь. Колкости Каррутерса, который, как всегда, изучал, прощупывал, насмехался.

— Сядь, Курт.

— Я устал. — Я сел в маленькое кресло напротив ее стола и закрыл глаза.

— Что с тобой происходит? — услышал я ее голос.

— Слишком много и ничего.

— Это все твоя семья. Наверняка что-то связанное с твоей семьей.

Я едва сдержал смех. Я думал о более важных вещах, по сравнению с которыми переживания отдельно взятого человека о своей семье казались ничтожными. И все же после звонка Джоан внутри у меня как будто что-то переклинило. Я действительно не мог ничего сказать. Тем более Шанталь. Поэтому ухватился за мысль, которую она мне подала.

— Да, думаю, это из-за моей семьи. — Но я не собирался развивать эту тему. Мне не хотелось говорить о чем-нибудь в этом роде. — А может, из-за бессонницы.