Мертвый сезон, стр. 22

Глава 5

Перед тем как проведать Стаканыча, Глеб заглянул на набережную. Обидчик старика, которого тот называл, кажется, Костей Завьяловым, стоял на своем обычном месте, возле складного стенда с аляповатыми, беспомощными картинами, и глядел на мир сквозь стекла огромных, как велосипедные колеса, солнцезащитных очков. Глеб даже удивился: где он такие откопал? Очки были древние, в широкой и угловатой пластмассовой оправе, имитирующей рог, с темно-зелеными, заметно поцарапанными стеклами. Увы, как ни были огромны эти очки, они очень плохо скрывали жуткий кровоподтек, заливавший переносицу и оба глаза свободного художника Кости Завьялова. Из-за того что одна половина лица сделалась заметно больше другой, разбойничья борода Завьялова торчала вкривь и вкось; двигался же он так, словно каждое движение причиняло ему боль.

Остановившись прямо напротив него, Глеб демонстративно огляделся. Место, на котором вчера торговал Стаканыч, сегодня пустовало, хотя вокруг художники и продавцы мелких сувениров стояли чуть ли не друг у друга на головах.

– Это хорошо, – сказал Завьялову Глеб, не дав себе труда поздороваться. – Вижу, голова на плечах у тебя имеется, хоть я в этом сомневался. Если так пойдет и дальше, доживешь до ста лет и умрешь от старости в своей постели. Только имей в виду, если Степан Степанович пожалуется мне – неважно, на что именно, хотя бы и на погоду, – сделаю то, что обещал. Вижу, лоб ты отмыл, но это поправимо. В крайнем случае, отведу тебя к мастеру, он сделает, чтобы не отмывалось.

И он кивнул на пеструю палатку татуировщика, откуда доносились приглушенные звуки рок-н-ролла, то и дело перебиваемые противным жужжанием, похожим на звук старой бормашины с ременным приводом.

Завьялов мрачно ухмыльнулся той половиной лица, которая у него еще двигалась.

– Ты не очень-то петушись, – проворчал он, трусливо поблескивая на Глеба зелеными стеклами. – У нас, чтоб ты знал, тоже крыша имеется, так что...

– Дырявая у тебя крыша, – перебил его Глеб. – Где они были вчера? Если на то пошло, где они сегодня? Вот он, я, один, без братвы и без оружия. Ну, и где они, почему не идут? А я тебе скажу почему. Твоих коллег не от меня надо защищать, а от тебя, дурак, вот твоя крыша и не чешется.

По тому, как вытянулось бородатое лицо Завьялова, а также по затаенным усмешкам его соседей, внимательно прислушивавшихся к разговору, Глеб понял, что попал в десятку. Завьялов либо не отважился просить защиты у своей крыши, либо попросил, но получил от ворот поворот: денег у него чужак не требовал, хозяйничать на чужой территории не пытался, а просто вступился за человека – может, за знакомого, а может, даже и за родственника. До личных неприятностей Кости Завьялова местным бандитам дела не было, и он это отлично знал, потому и постарался, чтобы место Стаканыча никто не занял.

– Ладно, – меняя гнев на милость, сказал Глеб. – В конце концов, кто я тебе – семья, школа? Делать мне больше нечего – дядьку с бородой воспитывать! Я ведь, собственно, только хотел сказать, чтобы ты Чернушкина нашего не обижал. Старику помочь надо. Он ведь твой учитель, да и здесь обосноваться, как я понимаю, он тебе помог. Нехорошо, Константин. Вот ты сейчас, наверное, думаешь: ну, дескать, погоди, козел, вот уедешь ты, я твоего Стаканыча живьем сожру! Имей в виду, не получится. Во-первых, у меня здесь друзей полно, а во-вторых, не сомневайся: я еще с крышей твоей потолкую, попрошу, чтоб пацаны за тобой приглядывали. А то замашки у тебя, брат, как у фюрера. Кстати, кто вас здесь крышует?

– Гамлет, – нехотя буркнул Завьялов.

– Принц датский? – преувеличенно изумился Глеб.

– Почему датский? Имя такое. Армянское.

– С каких это пор Гамлет – армянское имя?

– С тех пор, как армяне начали своих детей Гамлетами называть, – с обиженным видом ответил Завьялов. Он понял, очевидно, что Глеб развлекается, но самому ему было не до смеха.

– Ну, Гамлет так Гамлет, – сказал Сиверов. – Хорошо, что не Отелло... И чей он, этот Гамлет? Под кем ходит?

– А тебе зачем? – осторожно огрызнулся Завьялов.

– Не твое дело, – вежливо сообщил Глеб. – Впрочем, секрета тут никакого нет. Просто я с шестерками общаться не люблю. Ты замечал когда-нибудь, что чем меньше шестерка, тем больше понтов швыряет? А у меня с нервами в последнее время – ну, прямо беда! Бывает, слушаешь, слушаешь придурка вроде твоего Гамлета, а потом – р-раз! – и о деле говорить уже не с кем... Так чей он?

– Ашота, – с огромной неохотой ответил Завьялов.

– Ашота?! – Глеб действительно был удивлен. – Это Гаспаряна, что ли?

– Ну, – утвердительно буркнул Костя.

Его тяжелое, обезображенное следами побоев лицо отразило усиленную работу мысли: Завьялов пытался сообразить, откуда приезжий курортник может знать одного из самых авторитетных жуликов в городе. Глеб мысленно усмехнулся: к каким бы выводам ни пришел бородатый мазила, Стаканыча он теперь будет обходить за три версты, а при встречах станет ему всячески угождать.

– Да-а, – протянул Глеб, – кто бы мог подумать, что Ашот даже такой чепухой не брезгует? Вот же крохобор!

Завьялов искоса посмотрел на него, осторожно посвечивая видневшимся из-под очков фингалом. Очевидно, панибратский тон, которым Глеб говорил о всесильном Ашоте Гаспаряне, действительно произвел на него сильное впечатление.

– Ладно, – выдержав длинную паузу, повторил Глеб, – у богатых, как говорится, свои причуды... Бог ему судья. – Твое дело – следить, чтобы Степан Степанович не был обижен, понял?

– Понял, – нехотя произнес Завьялов.

– Вижу, что понял. А если окажется, что понял не до конца, объясню еще раз, более популярно. Будешь за молом крабам права качать. С ними ты общий язык легко найдешь, они в живописи разбираются примерно так же, как ты. Ну, будь здоров, не кашляй.

Он, повернулся к Завьялову спиной и, не оглядываясь, пошел вдоль набережной.

Разумеется, Глеб не собирался торговать картинами вместо Стаканыча – это отняло бы у него слишком много драгоценного времени, да и пользы в этом не предвиделось. Предлагая старику соглашение, Сиверов знал, что, поразмыслив, тот откажется от его услуг. В конце концов, что ему, Стаканычу, делать целые сутки в четырех стенах? Судя по состоянию участка и дома, домашним хозяйством он, мягко говоря, не увлекается, а ежедневная тусовка на набережной – это как светская жизнь. Тем более что Глеб вернул ему статус уважаемого члена этой тусовки и, более того, поднял данный статус до недосягаемых высот. За это старик будет рад предоставить ему бесплатный ночлег, да и компаньон для вечерних посиделок за накрытым столом ему не помешает. Ну, а если предложение Сиверова переложить торговлю на его плечи старику понравится, будет, наверное, нетрудно нанять продавца – тот же Завьялов поможет, если его правильно попросить...

Глеб остановился, облокотившись о бетонный парапет набережной, и закурил, глядя на море. Слева от него пляж кончался, обрезанный нагромождением скал. Где-то там, за мысом, по идее должны были находиться выведенные далеко в море сточные трубы, в том числе и магистральная труба ливневой канализации. Впрочем, все это хозяйство с таким же успехом могло находиться и на противоположной стороне. К операции пришлось готовиться в большой спешке, и изучить план подземных коммуникаций города Глеб не успел. Честно говоря, наличие ливневой канализации в городе, расположенном на склоне горы, его приятно удивило. Здесь, где все улицы имели естественный уклон в сторону моря, в ливневке не было необходимости. Вряд ли она имела большую протяженность и была очень уж разветвленной; наличие колодца ливневой канализации прямо там, где парковалась машина Гаспаряна, было такой удачей, что Слепой поневоле заподозрил тут подстроенную кем-то ловушку. Отказаться от подозрений его заставила только полнейшая их бессмысленность: о том, что Глеб отправился в Сочи, знал только Федор Филиппович, а уж ему-то смерть Слепого была ни к чему! Даже если бы он захотел избавиться от своего агента, он нашел бы более простой и действенный способ, чем подстраивание каких-то ловушек в канализации за тридевять земель от Москвы...