Лавка древностей, стр. 75

Так как Вьюнку наскучило стоять у дома нотариуса, а мистер Свивеллер вдобавок всячески подзадоривал его пронзительным свистом и лихими выкриками, они неслись с быстротой, не располагающей к беседе, тем более что пони, подстрекаемый мистером Свивеллером, проявлял особый интерес к фонарным столбам и колесам встречных экипажей, а также испытывал сильное желание заехать на тротуар и ободрать себе бока о каменные стены. В силу всего этого мистер Свивеллер только тогда нашел возможность приступить к разговору, когда они остановились у конюшни, — да и то не сразу, так как им пришлось извлекать фаэтон из узких дверей стойла, куда пони затащил его, в полной уверенности, что экипаж должен помещаться вместе с ним.

— Не легкое дело быть кучером, — сказал Ричард. Как насчет кружки пива?

Кит сначала отклонил это предложение, но потом согласился, и они отправились в ближайшую пивную.

— Выпьем за здоровье нашего друга… как его? сказал Дик, поднимая пенящуюся кружку. — Ну, ты знаешь… который только что разговаривал с тобой. Я тоже его знаю… славный малый, но чудак, большой чудак. За здоровье… как бишь его?

Кит поддержал этот тост.

— Он живет в моем доме, — продолжал Дик, — то есть в том доме, где помещается фирма, в которой я состою… Э-э, главным распорядителем. Крутой старик, у такого ничего не выудишь, но мы к нему благоволим, весьма благоволим.

— Простите, сэр, но мне пора, — сказал Кит, подвигаясь к двери.

— Куда ты спешишь, Кристофер? — воскликнул его покровитель. — Подожди, сейчас мы выпьем за здоровье твоей матушки.

— Благодарю вас, сэр.

— Твоя матушка прекрасная женщина, — продолжал Дик. — Мой проказник — бух! — упал и от боли зарыдал. Кто ж теперь его поднимет, приголубит и обнимет? Мама дорогая… [64] Прелестная женщина! Наш жилец человек щедрый. Надо его уговорить, пусть сделает что-нибудь для твоей матушки. Они знакомы, Кристофер?

Кит покачал головой, бросил хитрый взгляд на своего допросчика, поблагодарил его и, не дав ему опомниться, выскочил из пивной.

— Гм! — задумчиво хмыкнул мистер Свивеллер. — Странно! Стоит только делу коснуться дома мистера Брасса, как сразу же начинаются тайны. Впрочем, будем держать язык за зубами. До сих пор я доверялся всем и каждому, но кончено — отныне я сам себе голова! Странно… очень странно!

Погруженный в глубокое раздумье, мистер Свивеллер с чрезвычайно серьезной миной принялся за пиво, потом подозвал мальчика, который наблюдал за ним издали, и, вылив на опилки оставшиеся в кружке капли, попросил его отнести сосуд к стойке вместе с приветом хозяину, а также посоветовал ему вести скромный образ жизни и воздерживаться от горячительных и спиртных напитков. Вознаградив мальчика за труды этим благочестивым советом (который, как он сам же мудро заметил, дороже всяких чаевых), Пожизненный Великий Мастер Ложи Блистательных Аполлонов засунул руки в карманы и удалился, все еще погруженный в глубокое раздумье.

Глава XXXIX

Весь тот день Кит — хотя ему и пришлось дожидаться мистера Авеля до вечера — держался на почтительном расстоянии от материнского дома, решив не предвосхищать завтрашних радостей и насладиться ими в полной мере в положенный час, так как завтра наступала знаменательная и давно предвкушаемая дата в его жизни. Завтра кончались первые три месяца его службы, завтра он впервые получал четвертую часть своего годового дохода, выражающуюся в огромной сумме в тридцать шиллингов, завтра хозяева давали ему отпуск, который должен был пройти в вихре развлечений, и завтра же маленькому Джейкобу предстояло впервые узнать, что такое устрицы, и увидеть представление в цирке.

Все благоприятствовало столь торжественным событиям: мало того, что мистер и миссис Гарленд заранее предупредили Кита о своем решении не вычитать из его жалованья за экипировку и обещали выдать ему весь этот грандиозный капитал целиком; мало того, что незнакомый джентльмен увеличил доходы Кита на пять шиллингов — деньги, которые свалились на него нежданно-негаданно и сами по себе составляли целое состояние; мало того, что на такой ряд удач никто не рассчитывал (да они и во сне никому не могли присниться), — у Барбары тоже кончалась четверть года (кончалась в тот же самый день!), и Барбара получала отпуск вместе с Китом, а мать Барбары должна была присоединиться к их компании и прийти на чашку чаю к матери Кита и подружиться с ней.

Как и следовало ожидать, в то утро Кит чуть свет выглянул из окошка, интересуясь, в какую сторону ветер несет облака, и Барбара, разумеется, тоже выглянула бы из своего окошка, если бы накануне ей не пришлось чуть ли не до полуночи крахмалить и гладить кисейные оборочки, плоить их и пришивать к другим кусочкам кисеи, чтобы все это вместе образовало великолепный наряд к завтрашнему дню. Итак, оба они поднялись очень рано, за завтраком, не говоря уже про обед, почти ни до чего не дотронулись и были сами не свои от волнения; и вот, наконец, явилась матушка Барбары с поразительными известиями о прекрасной погоде (но все-таки с громадным зонтиком, так как люди, подобные матушке Барбары, редко выходят в праздник из дому без этой необходимой вещи), и их вызвали звонком наверх получать жалованье за четверть года золотыми и серебряными монетами.

И как мило сказал мистер Гарленд: «Кристофер, вот твои деньги, ты вполне заслужил их». И как мило сказала миссис Гарленд: «Барбара, получай и ты, я тобой очень довольна». И как храбро расписался Кит в книге, и как задрожала рука у Барбары, когда она тоже взялась за перо. И как приятно было смотреть, когда миссис Гарленд налила матери Барбары стаканчик вина. И как хорошо сказала мать Барбары: «Да благословит вас бог за вашу доброту, сударыня, и вас, сударь! Твое здоровье, Барбара, будьте и вы здоровы, мистер Кристофер!» И как она долго пила вино, будто ей поднесли целую кружку. И какая она была важная в митенках. И как они весело болтали и смеялись, обсуждая все это на империале дилижанса, и как жалели тех, у кого сегодня не было праздника.

А мать Кита! Да глядя на нее, каждый бы подумал, что она из благородных и всю свою жизнь была знатной леди! К приему гостей мать Кита подготовилась на славу и убранством стола пронзила бы сердце любой посудной давке, а на Джейкоба и малыша навела такой лоск, что костюмчики их казались совсем новыми, хотя одному богу известно, сколько они уже послужили на своем веку! А ровно через пять минут после того, как гости сели за стол, кто сказал, что мать Барбары именно такой ей и представлялась? — Все она же, мать Кита! А кто сказал, что мать Кита тоже ничьих ожиданий не обманула? — Мать Барбары! А потом мать Кита поздравила мать Барбары с такой дочкой, а мать Барбары поздравила мать Кита с таким сыном, а Барбара просто влюбилась в Джейкоба, да и какой другой ребенок, кроме Джейкоба, мог бы выказать себя с самой лучшей стороны, когда от него это требовалось, и какой другой ребенок мог бы так очаровать всех!

— И обе мы вдовые, — сказала мать Барбары. — Нам сам бог велел познакомиться.

— Истинное ваше слово! — воскликнула миссис Набблс. — Какая жалость, что мы только сейчас узнали друг Друга!

— А зато разве не приятно, — возразила мать Барбары, — что нас с вами свели наши дети — ваш сын и моя дочь? Лучше ничего и не придумаешь.

Мать Кита охотно согласилась с этим доводом, и, повернув вспять от следствий к причинам, они, разумеется, заговорили о своих покойных мужьях, обменялись воспоминаниями о всех обстоятельствах их жизни, смерти и погребения и обнаружили множество фактов, совпадающих с поразительной точностью. Так, например, выяснилось, что отец Барбары был ровно на четыре года десять месяцев старше отца Кита, и что один из них скончался в среду, а другой в четверг, и что оба они отличались статностью и красотой, и что у них было много сходного и в других отношениях. Однако, опасаясь, как бы эти воспоминания не омрачили своей тенью праздника, Кит перевел разговор на более общие темы, и через не сколько минут все пошло по-прежнему, и за столом снова воцарилось веселье. Между прочим, Кит рассказал гостям о своем прежнем хозяине и о необычайной красоте Нелл (о чем Барбара слышала уже сотни раз), но последнее сообщение не заинтересовало его слушателей в той мере, в какой он ожидал, и даже миссис Набблс сказала (мельком взглянув при этом на Барбару), что хоть мисс Нелли действительно очень хороша собой, но в конце концов она еще ребенок, а сколько есть молодых девушек ничуть не хуже ее. И Барбара кротко согласилась с ней, добавив от себя, что она всегда думала, не заблуждается ли мистер Кристофер на этот счет, чему Кит страшно удивился, так как он никак не мог взять в толк, откуда вдруг у Барбары такие мысли. Мать Барбары в свою очередь заметила, что девочки обычно меняются в четырнадцать — пятнадцать лет, — была хорошенькая, а потом, глядишь, стала дурнушка дурнушкой, — и подкрепила эту истину множеством неопровержимых примеров, среди которых один был особенно убедителен и касался некоего молодого человека — плотника по ремеслу, с большими видами на будущее, — оказывавшего явное внимание Барбаре, но без всякой взаимности с ее стороны, так что его нельзя не пожалеть, хотя в конце концов все вышло к лучшему. Кит тоже посочувствовал молодому человеку вполне искренне, и удивился, почему Барбара вдруг сразу примолкла, а мать так на него посмотрела, будто он сказал не то, что следовало.