Лавка древностей, стр. 69

— Вот как! — воскликнул жилец.

— Да, сэр, так-то! — сказал Дик и, положившись на милость судьбы, понес первое, что ему пришло в голову. — Нельзя извлекать двойную порцию сна из одной кровати с одной постелью, а если вы намерены и впредь поступать подобным же образом, извольте платить как за комнату с двуспальным ложем.

Вместо того чтобы окончательно рассвирепеть после такой отповеди, жилец широко улыбнулся и бросил на мистера Свивеллера лукавый взгляд. Лицо у него было смуглое от загара, а в белом ночном колпаке оно казалось еще смуглее. Судя по всему, он страдал некоторой раздражительностью, а потому мистер Свивеллер почувствовал немалое облегчение при виде этой веселой улыбки и, стараясь поддержать его благодушие, улыбнулся сам.

В гневе на то, что ему помешали спать, да еще таким бесцеремонным образом, жилец сдвинул ночной колпак набекрень. Это придало ему забавно-ухарский вид, и теперь, когда мистер Свивеллер мог разглядеть своего собеседника как следует, он был просто очарован им и, чтобы окончательно умилостивить его, выразил надежду, что джентльмен решил встать и впредь будет вести себя подобающим образом.

— Зайди ко мне, беспутная твоя голова, — ответил ему на это жилец, входя в комнату.

Мистер Свивеллер проследовал за ним, оставив табуретку за дверью, но линейку на всякий случай прихватил с собой. Он тут же похвалил себя за такую предусмотрительность, ибо одинокий джентльмен без всяких объяснений запер дверь на два оборота ключа.

— Пить будете? — последовал вопрос.

Мистер Свивеллер ответил, что он не так давно утолил мучившую его жажду, но тем не менее не откажется от «маленькой чарочки», если все нужное для соответствующей смеси под руками. При обоюдном их молчании жилец достал из своего огромного сундука нечто подобное маленькому храму, сверкающему серебряными гранями, и осторожно поставил его на стол.

Мистер Свивеллер с интересом наблюдал за каждым движением одинокого джентльмена. В одно отделеньице этого маленького храма он опустил яйцо, в другое всыпал кофе, в третье положил кусок сырого мяса, вынутый из жестяной баночки, в четвертое налил воды. Потом чиркнул фосфорной спичкой и поднес ее к спиртовке под храмом, потом захлопнул крышки на всех отделениях, потом открыл их, — и тут оказалось, что какая-то чудесная, невидимая глазу сила поджарила бифштекс, сварила яйцо, вскипятила кофе — словом, приготовила ему полный завтрак.

— Вот вам горячая вода, — сказал жилец с полной невозмутимостью, точно они сидели на кухне у очага, — вот вам замечательный ром, сахар и дорожный стакан. Смешайте сами. И поскорее.

Дик повиновался, глядя во все глаза то на стоявший на столе маленький храм, который умел делать все что угодно, то на огромный сундук, который хранил в себе все что угодно. Жилец же приступил к завтраку с видом человека, привыкшего творить чудеса и не находившего в этом ничего особенного.

— Хозяин дома, кажется, стряпчий? — спросил он. Дик кивнул. Ром был совершенно сверхъестественный.

— А хозяйка — она что такое?

— Дракон, — сказал Дик.

Одинокий джентльмен нисколько не удивился такому ответу, — то ли потому, что ему приходилось встречаться со всякими чудесами во время своих странствий, то ли потому, что он был одинокий джентльмен, — и лишь спросил: — Жена или сестра?

— Сестра, — сказал Дик.

— Тем лучше, — сказал одинокий джентльмен. — Значит, он может отделаться от нее при желании.

— Я буду жить как мне угодно, молодой человек, — снова заговорил жилец после небольшой паузы. — Ложиться когда угодно, вставать когда угодно, приходить домой когда угодно, уходить когда угодно и не потерплю никаких расспросов и никакой слежки. Что касается последнего, то все зло в служанках. Но здесь только одна.

— И очень маленькая, — сказал Дик.

— И очень маленькая, — повторил жилец. — Следовательно, квартира для меня подходящая — так?

— Так, — сказал Дик.

— Надо полагать, акулы? — спросил жилец. Дик кивнул и осушил стакан до дна.

— Сообщите им мои условия, — сказал одинокий джентльмен, поднимаясь из-за стола. — Если они будут надоедать мне, то лишатся хорошего жильца. Если они разнюхают, что я жилец хороший, этого с них совершенно достаточно. Если попробуют разнюхивать дальше, я съеду немедленно. Лучше договориться обо всем этом сразу. До свидания!

— Прошу прощенья, сэр, — сказал Дик, останавливаясь на пути к двери, которую жилец уже хотел распахнуть перед ним. — Когда тот, кто тебя обожает, только имя оставил свое… [60]

— Не понимаю!

— Имя, — повторил Дик. — Имя… на случай писем, посылок…

— Я ни того, ни другого не получаю, — отрезал жилец.

— Или визитов…

— Ко мне с визитами не ходят.

— Если незнание имени повлечет за собой какие-либо недоразумения, прошу меня не винить, сэр, — добавил Дик, все еще медля у двери. — О, не кори певца…

— Я никого не собираюсь корить, — сказал жилец, да с такой яростью, что Дик в мгновение ока очутился на лестнице перед захлопнутой дверью.

Здесь он наткнулся на мистера Брасса и мисс Салли, которых только его внезапное появление заставило оторваться от замочной скважины. Они сразу увлекли его в контору и потребовали отчета о беседе с жильцом, так как, несмотря на все их старания, им ничего не удалось подслушать, по причине ссоры из-за первого места на этом наблюдательном посту — ссоры, которая хоть и ограничилась в силу необходимости пинками, щипками и немой жестикуляцией, но отняла у них порядочно времени.

И мистер Свивеллер представил им полный отчет совершенно точный во всем, что касалось характеристики одинокого джентльмена и высказанных им пожеланий, и поэтически-вольный в части, относящейся к огромному сундуку, который он описал, скорее увлеченный фантазией, чем преданностью истине, клятвенно заверяя, будто в нем хранятся все виды самых изысканных напитков и съестных припасов, известных нашему времени, и будто сундук этот представляет собой некий аппарат, который приводится в действие часовым механизмом и извлекает из своих недр решительно все. Кроме того, мистер Свивеллер дал понять, что храм со спиртовкой за две с четвертью минуты зажарил ростбиф в семь фунтов весом, чему свидетели его собственные чувства, а именно — зрение и вкус. Каким образом это было сделано, ему неизвестно, но он хорошо помнит, что одинокому джентльмену стоило только мигнуть, и вода сразу закипела и забулькала, из чего он (мистер Свивеллер) заключает, что жилец их какой-нибудь знаменитый фокусник, или химик, или и то и другое вместе, а следовательно, его пребывание под этой крышей озарит славой имя Брасса и вызовет новый интерес к истории улицы Бекис-Маркс.

Мистер Свивеллер счел нужным умолчать только об одном — а именно, о небольшой чарочке, которая, последовав по пятам за скромными обеденными возлияниями и отличаясь крепостью своего содержимого, вызвала в нем легкую лихорадку и заставила его два-три раза в течение вечера приложиться к другим таким же чарочкам в ближайшей харчевне.

Глава XXXVI

Так как одинокий джентльмен, уже которую неделю живший под крышей мистера Брасса, по-прежнему отказывался разговаривать или хотя бы объясняться знаками с самим стряпчим и его сестрицей и каждый раз избирал своим посредником Ричарда Свивеллера и так как он оказался жильцом во всех смыслах подходящим — то есть платил за все вперед, не докучал просьбами, не шумел, рано ложился спать, — мистер Ричард незаметно приобрел большой вес в доме в качестве лица, которое имело влияние на таинственного обитателя верхнего этажа и к добру ли, к худу ли — вступало с ним в переговоры, тогда как никто другой не осмеливался даже близко к нему подойти.

Откровенно говоря, отношения между мистером Свивеллером и одиноким джентльменом были не слишком-то близкие и не слишком-то поощрялись последним, — но поскольку Дик еще ни разу не вернулся с этих односложных бесед без того, чтобы не процитировать такие высказывания безыменного жильца, как: «Свивеллер! Я уверен, что на вас можно положиться», «Скажу не колеблясь, я к вам очень расположен, Свивеллер», «Свивеллер, вы мой друг и никогда от меня не отступитесь», а также много других столь же дружеских и доверительных по тону заявлений, якобы сделанных одиноким джентльменом по его адресу и служивших главным содержанием их разговоров, — мистер Брасс и мисс Салли ни минуты не сомневались в силе влияния мистера Ричарда, слепо веря ему на слово.

вернуться

60

Когда тот, кто тебя обожает, только имя оставил свое… — строка из стихотворения английского поэта-романтика Томаса Мура (1779—1852) о девушке, покинутой возлюбленным (цикл «Ирландские мелодии»).