Лавка древностей, стр. 124

— Кому же? — воскликнула его сиделка. — Да я и вспоминать-то об этом боялась. Потом мне все думалось, что молодого человека вот-вот отпустят. А когда его засудили за то, в чем он не повинен, вас уже не было, и жильца тоже не было, хотя с ним я все равно побоялась бы заговорить. Пришла сюда — вы в беспамятстве; говори, не говори — все без толку!

— Маркиза, — сказал мистер Свивеллер, сорвав с головы ночной колпак и швырнув его в дальний угол комнаты, — если вы не откажете мне в любезности удалиться на несколько минут и посмотреть, какая на дворе погода, я встану и оденусь.

— Что вы! Вам даже думать об этом нельзя! — воскликнула его сиделка.

— Нет, можно, — сказал больной, оглядываясь по сторонам. — Где мое платье?

— Ой, как я рада! У вас ничего не осталось! — ответила маркиза.

— Сударыня! — вне себя от изумления произнес мистер Свивеллер.

— Мне пришлось все продать — все, до последней тряпки — на лекарства, которые вам прописывал доктор. Да вы не огорчайтесь! — взмолилась она, когда Дик упал на подушки. — Куда вам вставать, вы на ногах не удержитесь!

— Увы, маркиза, вы, кажется, правы, — грустно проговорил Дик. — Как же теперь быть? Просто ума не приложу!

Впрочем, ему не пришлось долго ломать себе голову над этим вопросом, так как он тут же сообразил, что прежде всего надо снестись с кем-нибудь из Гарлендов. Мистера Авеля, вероятно, еще можно будет застать в конторе. Не прошло и нескольких минут, как маленькая служанка выслушала от него описание обоих Гарлендов, отца и сына, которое должно было помочь ей узнать их без всякого труда, и получила адрес мистера Уизердена, нацарапанный карандашом на клочке бумаги, вместе со строгим наказом на словах: ни в коем случае не обращаться к мистеру Чакстеру, поскольку сей джентльмен известен своей неприязнью к Киту. Снабженная этими весьма приблизительными сведениями, она быстро собралась в путь, с тем чтобы привести мистера Гарленда или мистера Авеля на квартиру к мистеру Свивеллеру.

— Так, значит, — сказал Дик, когда, медленно притворив за собой дверь, маркиза тут же опять заглянула в комнату, видимо желая лишний раз убедиться, что больной не испытывает никаких неудобств. — Значит, ничего не осталось?.. Может, хоть какая-нибудь жилетка?

— Ничего.

— Положение не из приятных, — пробормотал мистер Свивеллер. — В случае пожара зонтик и то бы пригодился… Но вы поступили совершенно правильно, дорогая маркиза. Без вас я бы отправился на тот свет.

Глава LXV

Не будь маленькая маркиза так сметлива и востра, ее путешествие по этой части города, где ей было опасно показываться, могло бы кончиться тем, что мисс Салли Брасс снова утвердила бы свою неограниченную власть над сбежавшей служанкой. Прекрасно понимая, какому риску она подвергается, маркиза сразу по выходе из дому нырнула в темный переулок и, не думая о цели своего путешествия, прежде всего проделала добрых две мили по городскому лабиринту, чтобы оставить Бевис-Маркс как можно дальше позади.

Когда это было достигнуто, начались поиски улицы, на которой находилась контора нотариуса. Она легко нашла туда дорогу, расспрашивая торговок яблоками и продавцов устриц и, со свойственной ей предусмотрительностью, избегая освещенных лавок и хорошо одетых прохожих, из страха, как бы не привлечь к себе внимания. Выпустите почтового голубя в незнакомом месте, и он сначала сделает наудачу несколько кругов в воздухе, а потом устремится туда, куда ему надлежит. Так и маркиза долго порхала по улицам и переулкам и, наконец, почувствовав себя в безопасности, стремительно понеслась прямо к намеченной цели.

Вместо капора на ней был огромный чепец, принадлежавший в давние времена Салли Брасс, которая, как мы уже видели, руководствовалась при выборе головных уборов собственным, несколько причудливым, вкусом. Большие стоптанные башмаки не столько облегчали, сколько задерживали каждый ее шаг, потому что они то и дело сваливались у нее с ног и их приходилось долго разыскивать, путаясь в толпе прохожих. Бедняжку так измучили постоянные задержки, когда ей приходилось шарить в канавах и по грязным тротуарам в поисках этих предметов своего туалета, ее так толкали в темноте, так пинали, давили, швыряли из стороны в сторону, что она совсем запыхалась, выбилась из сил и, добежав в конце концов до конторы нотариуса, не могла сдержать слезы.

Все-таки ей удалось добраться сюда, какое счастье! В окнах горит свет, — значит, есть надежда, что еще не поздно. И вот маркиза утерла глаза кулаками, осторожно поднялась по ступенькам и заглянула в стеклянную дверь.

Мистер Чакстер готовился, видимо, к отбытию из конторы, так как он вытягивал манжеты из-под обшлагов пиджака, оправлял воротничок, крутил шеей, чтобы поизящнее приладить галстук, и, пользуясь в качестве ширмы поднятой крышкой своего бюро, украдкой взбивал бакенбарды перед треугольным осколком зеркала. Возле остывшего камина стояли двое джентльменов, и в одном из них она сразу признала нотариуса, а в другом, который уже застегивал пальто на все пуговицы, мистера Авеля Гарденда.

Произведя эти наблюдения, маркиза, выступавшая на сей раз в роли соглядатая, решила дождаться мистера Авеля на улице, где можно будет поговорить с ним без всяких помех и не на глазах у мистера Чакстера. Она так же осторожно сошла по ступенькам, перебежала на другую сторону улицы и уселась на крылечке против конторы.

Не успела маркиза устроиться там, как из-за угла, крутя головой во все стороны, пританцовывая на каждом шагу и то и дело сбиваясь с ноги, появился пони. Пони был впряжен в маленький фаэтон, в котором сидел какой-то мужчина, но и мужчина и фаэтон, видимо, мало его тревожили, так как совершенно не считаясь с ними и руководствуясь собственной прихотью, он поднимался на дыбы, останавливался, устремлялся вперед, снова замирал на месте, пятился, сворачивал вбок — словом, вел себя, как самое вольное существо в мире. Когда они подъехали к конторе, мужчина сказал весьма почтительным тоном: «Тпру!» — намекая этим, что если бы ему было дозволено выразить свое желание, то он не прочь бы остановиться именно здесь. И пони остановился — на минуту, но, спохватившись тут же, как бы такое послушание не создало нежелательного и даже опасного прецедента, стремительно взял с места, крупной рысью домчал до угла, завернул на всем ходу, поравнялся с дверью конторы и стал как вкопанный, на сей раз по собственному желанию.

— Ах ты паскуда! — крикнул мужчина, оказавшийся кучером. Между прочим, он рискнул выявить себя в истинном свете только после того, как очутился в полной безопасности, то есть вылез из фаэтона. — Задал бы я тебе перцу, будь на то моя водя!

— В чем он провинился? — спросил мистер Авель, спускаясь по ступенькам и закутывая шею теплым шарфом.

— Да он кого хочешь из терпения выведет! — ответил кучер. — Такая норовистая скотина!.. Тпру, стой!

— Бранью вы от него ничего не добьетесь, — сказал мистер Авель, садясь в фаэтон и беря вожжи. — Наш Вьюнок славный малый, только надо уметь обращаться с ним. Его запрягли впервые после долгого перерыва. Он расстался со своим прежним кучером и до сегодняшнего утра ни с кем не желал выезжать. Фонари горят? Ну-с, так, прекрасно! Попрошу вас прийти за ним завтра сюда же. До свиданья!

И после двух-трех странных бросков в сторону, сделанных по собственному почину, Вьюнок покорился своему кроткому хозяину и легкой рысью затрусил по мостовой.

Все это время мистер Чакстер стоял в дверях конторы, и маленькая служанка не осмеливалась подойти к фаэтону. Следовательно, теперь ей не оставалось ничего другого, как бежать за ним и кричать мистеру Авелю, чтобы он остановился. Фаэтон она догнала, правда совершенно запыхавшись, и поэтому мистер Авель не расслышал ее сдавленных криков. Положение становилось отчаянным, так как пони все прибавлял и прибавлял шагу. Несколько минут маркиза не сдавалась, а потом, почувствовав, что надолго ее не хватит, собрала последние силы и вскарабкалась на заднее сиденье, на веки вечные распростившись при этом с одним башмаком.