Неизвращенная история Украины-Руси. Том II, стр. 96

Коммунисты с удовлетворением наблюдали, как бывшие их противники, получивши возможность строить коммунизм по-украински (в смысле языка, а не идей), всю свою энергию направили на это строительство, безоговорочно проводя все предначертания советской власти: борьбу с религией, перевоспитание масс в коммунистическом духе, ликвидацию не только подлинных бывших противников коммунизма, но и потенциальных его противников. В этом отношении украинские “активисты” ничем не уступали коммунистам остальным. Общеизвестно, например, что именно украинцы (тогда еще “боротъбисты”) расстреляли крупнейшего украинского культурного деятеля-гуманиста В. П. Науменка; что, прославляемый многими в украинской эмиграции, украинский поэт Хвыльовый (настоящая фамилия – Фитилев) прославился не только своими стихами, но к исключительной жесткостью при ликвидации “классовых врагов”, каковыми он считал например, монахинь одного монастыря в Харьковской губернии.

Но, с другой стороны, коммунисты, допустившие украинизацию и даже покровительствовавшие ей, не могли не заметить и одно явление, порожденное украинизацией и совершенно недопустимое с точки зрения центральной власти СССР: появление украинского политического сепаратизма среди тех, кто проводил украинизацию языка и быта УССР. Этот политический сепаратизм, которому были чужды широкие народные массы (что показано в годы Гражданской войны) принесли с собой галичане, если не формально, то по существу, игравшие в деле украинизации руководящую роль и бывшие ее инициаторами и инспираторами. Обрабатывая в соответствующем духе, невежественные (в подавляющем большинстве) массы бывших “укапистов” и петлюровцев, они начали создавать небольшие группки украинских политических сепаратистов, главным образом среди молодежи. Одним из таких был и Фитилев-Хвыльовый, совмещавший в себе последовательный коммунизм и чисто зоологический украинский шовинизм.

Покаявшийся и вернувшийся в УССР идеолог украинского сепаратизма, Грушевский, получивши почетное и ответственное место в Академии Наук УССР, привлек к работе в Академии много своих бывших сотрудников из Галиции и понемногу Академия начала превращаться в центр, где вырабатывались так называемые “научные” обоснования украинского политического сепаратизма. А, чтобы его обосновать и оправдать, соответствующим образом извращалась история Руси вообще, а история Украины-Руси, в особенности.

Кроме порождения зародышей украинского политического сепаратизма, “диктатура украинского языка” породила и еще одно явление, нежелательное для центральной власти и затруднявшее ее экономические мероприятия проводившиеся во всесоюзном масштабе. В результате преподавания всех предметов на украинском языке пришлось срочно создавать украинскую научную терминологию, при чем такую, которая бы была несходна с русской терминологией – этим подчеркивалась бы обособленность языка украинского от языка русского. Вопрос был срочный и решен он был очень просто: была взята вся научная терминология из Галиции, где она в свое время была создана путем заимствования из польского и немецкого языков. Благодаря этому, люди окончившие украинские учебные заведения только с большим трудом могли быть использованы во всесоюзном масштабе, в тех его частях, где не было “диктатуры украинского языка”. А между тем, в связи с начинавшейся индустриализацией и проведением пятилеток во всесоюзном масштабе, происходило постоянное перемещение кадров, не только принудительное, но, гораздо больше, добровольное. И, с точки зрения центральной власти, конечно, было весьма желательно, чтобы эти кадры, особенно высший технический персонал, мог без затруднений в следствии различия терминологии, быть использован в любой части СССР.

Учитывая, приведенные выше, отрицательные с точки зрения централистического по своей сущности коммунизма, результаты форсирования украинизации, с начала 30-х годов “Диктатура украинского языка” начала быстро ослабляться и умеряться пыл ее сторонников, что, естественно, вызывало их недовольство.

Это совпало с началом индустриализации и коллективизации – мероприятии всесоюзных, распространявшихся. конечно, и на УССР. Мероприятия эти, заменившие политику НЭП-а, были вообще мало популярны, в широких народных массах, а на Украине, в особенности, благодаря, во-первых, сравнительной зажиточности украинского крестьянства, а во-вторых, его вековой привычке владеть землей на правах собственности, в отличие от Великороссии, где народ свыкся с общинным землепользованием.

Ослабление “диктатуры украинского языка” вызвало острое недовольство тех, кто ее проводили и на этом строили свои карьеры. А экономические мероприятия власти, в особенности коллективизация, породили не менее острое недовольство широких масс украинского крестьянства и той части, вышедшей из его среды интеллигенции, которая не прониклась коммунистическими идеями. (Украинцы-коммунисты, как известно, принимали самое активное участие в раскулачивании и коллективизации).

Процессы националистов

На этой почве создалась атмосфера, благоприятная для антиправительственной пропаганды. Зашевелились, сидевшие десять лет мирно и сотрудничавшие с коммунистическим правительством УССР, бывшие сотрудники Центральной Рады и Директории. Всю вину за непопулярную коллективизацию они сваливали на Москву и ее влияние, старательно замалчивая, что в свое время они сами провозгласили отмену частной собственности на землю и принцип социализации земли (4-ым Универсалом). Большевики – и всероссийские, и украинские, – проводя коллективизацию. только осуществляли то, что решил Трудовой Конгресс и огласил 4-ый Универсал.

Недовольство украинских коммунистов-шовинистов против замедления темпов украинизации и недовольство бывших петлюровцев и крестьян мерами коллективизации создавали предпосылки для сепаратистической пропаганды, которую к тому же старались усилить и раздуть украинские сепаратисты, пребывавшие вне пределов УССР, в особенности, так называемые “Украинские Националисты” (украинские фашисты) возглавляемые полк. Коновальцем, а также, рассеянные по странам Европы, остатки петлюровцев.

Пропаганда эта не успела развиться, а противники проводимых правительством мероприятий не успели организационно оформиться. Быстрыми и решительными мероприятиями органов власти они были обезврежены.

Обезвреживание своих потенциальных противников правительство УССР проводило этапами, разбивши их на отдельные группы, и действия по отношению к каждой из них различно.

По отношению к не-коммунистам, проявлявшим симпатии к Центральной Раде и Директории был применен способ показательных процессов, всячески раздувая при этом силы и значение этих оппозиционных групп, которые на деле были и слабы, и неорганизованны.

В 1929 году состоялся процесс “Союза Освобождения Украины”, главным обвиняемым на котором был известный умеренно-социалистический деятель времен Центральной Рады С. Ефремов и его единомышленники. Процесс закончился сравнительно легкими обвинительными приговорами для одних и оправданием для других обвиняемых. На процессе выяснилось, что вся вина обвиняемых состояла в безобидной болтовне и в воспоминаниях о днях Центральной Рады и Директории, когда они играли большую роль.

Вторым процессом был процесс СУМ-а (Союза Украинской Молодежи). Фактически никакой СУМ, как организации и не существовал и никаким саботажем или противоправительственной пропагандой не занимался. Это были небольшие кружки молодежи, связанные личной дружбой, которые критиковали власть, не вынося эту критику за пределы своих кружков. Руководство СУМ-ом приписывалось совершенно бесцветной личности – некоему Николаю Павлюшкову. Тем не менее многие, которым приписывалось участие в СУМ-е жестоко поплатились, как по суду, так и в порядке расправы помимо суда.

В 1931 году состоялся третий процесс. Судили участников, будто бы обнаруженного органами власти “Украинского Национального Центра”, самое существование которого многими отрицается. Главными обвиняемыми были бывшие деятели Ц. Рады, украинские эсеры, во главе с, бывшим тогда уже на свободе, бывшим премьером – Голубовичем.