Валис, стр. 49
– Кровь Господа нашего Иисуса Христа, пролитая за тебя, сохранит тело твое и душу для жизни вечной. Пей и помни, что кровь Христова пролита за тебя, и будь благодарен.
Самый священный момент. Священник становится Христом; сам Христос посредством божественного чуда предлагает верующим тело и кровь свою.
Большинство людей понимают, что путем чудесного превращения вино (или теплый шоколад) становится Божественной Кровью, а облатка (или кусочек булочки от хот-дога) – Божественным Телом, но очень немногие – даже из священников – осознают, что фигура, стоящая перед ними с чашей, – живой Бог.
Время преодолено.
Мы переносимся назад почти на две тысячи лет. Мы не в Санта-Ане, штат Калифорния, Соединенные Штаты Америки, а в Иерусалиме, примерно в тридцать пятом году общей эры.
То, что я видел в марте тысяча девятьсот семьдесят четвертого, когда друг на друга наложились Древний Рим и Калифорния, служило реальным свидетельством того, что можно видеть внутренним зрением, зрением, которым обладает только вера.
Мой случай с двойной экспозицией буквально – не фигурально – подтвердил истинность чуда литургии.
Как я уже говорил, технический термин для этого – анамнезия, утрата способности забывать. Она дает возможность вспомнить, вспомнить Господа и Тайную Вечерю.
Я был там, в тот последний раз, когда ученики собрались за столом. Хотите верьте, хотите нет.
Sed per spiritum sanctum dico; haec veritas est. Mihi crede et mecum in aeternitate vivebis.
Может, моя латынь и не очень, но вот что я пытался, пусть и запинаясь, сказать:
Я говорю посредством Духа Святого; истинно говорю. Верьте мне, и пребудете со мной в вечности.
Прибыл багаж, мы вернули квитанции полицейскому в форме и через десять минут уже мчались по шоссе на север, в сторону Санта-Аны.
Домой.
13
Пока мы ехали, Кевин сказал:
– Я устал. На самом деле устал. Проклятое движение! Кто эти люди, едущие по Пятьдесят пятому шоссе? Откуда они едут? И куда?
Я подумал: а куда едем мы?
Мы видели Спасителя, и я – после восьми лет безумия – излечился.
Да, ничего так, кое-что успели за уик-энд… Это не считая того, что сумели унести ноги от троих самых безумных людей на планете.
Поразительно: когда кто-то грузит вас бредом, в который вы сами верите, вы готовы распознать это как бред. Слушая в «фольксвагене-рэббите» болтовню Линды и Эрика насчет того, что они трехглазые люди с другой планеты, я знал, что они безумны. Что автоматически делало безумным меня. Осознание этого испугало меня.
Я полетел туда безумным, а вернулся здоровым, и в то же время верил, что встретил Спасителя… в образе маленькой девочки с черными волосами и горящими черными глазами. Девочки, которая открыла нам большую мудрость, чем любой взрослый. И что когда нам пытались помешать уехать, она – или ВАЛИС – помогла.
– У нас есть указание, – начал Дэвид. – Надо двигаться вперед и…
– И что? – спросил Кевин.
– Она скажет нам.
– А раки засвистят на горках, – хмыкнул Кевин.
– Да послушай! – воскликнул Дэвид. – Фил теперь здоров, впервые…
Он замялся.
– …с тех пор, как вы меня знаете, – закончил я.
Дэвид продолжал:
– Она исцелила его. Целительные силы – верный признак материального присутствия Мессии. Ты же знаешь, Кевин!
– Тогда лучшая церковь в городе – больница святого Иосифа, – парировал Кевин.
Я повернулся к нему.
– Тебе удалось спросить Софию о своей дохлой кошке?
Я вкладывал в свой вопрос сарказм, но, к моему удивлению, Кевин повернул голову и совершенно серьезно произнес:
– Да.
– И что она сказала?
Кевин глубоко вздохнул, покрепче сжал руль и проговорил:
– Она сказала, что моя дохлая кошка… – Он помедлил, а потом закричал: – …МОЯ ДОХЛАЯ КОШКА БЫЛА ТУПИЦЕЙ!
Я расхохотался, Дэвид присоединился ко мне. Никто раньше не додумался дать Кевину такой ответ. Кошка увидела машину и побежала прямиком к ней, не в другую сторону. Рванула точнехонько под правое переднее колесо – ни дать ни взять, шар для боулинга.
– Она сказала, – продолжал Кевин, – что во вселенной действуют очень строгие правила, и что такого вида кошек, которые бросаются под колеса машин, больше во вселенной нет.
– Что ж, – заметил я, – с практической точки зрения она права.
Забавно было сравнить объяснение Софии с ханжеским объяснением покойной Шерри: мол, Бог так любил его кошку, что решил забрать ее к себе. Объяснение не для двадцатидевятилетнего мужчины. Такую лапшу вешают на уши детям. Маленьким детишкам. И даже маленькие детишки в большинстве своем понимают, какая это лажа.
– А потом, – продолжал Кевин, – я спросил ее: «Почему Бог не сделал мою кошку умной?»
– Вы на самом деле вели такую беседу? – поинтересовался я.
– Моя кошка была ТУПИЦЕЙ, – продолжал Кевин, – потому что БОГ СОЗДАЛ ЕЕ ТУПИЦЕЙ. Значит, виноват БОГ, а вовсе не моя кошка.
– И ты ей это сказал…
– Сказал, – ответил Кевин.
Тут я разозлился.
– Ах ты, циничный говнюк! Ты встретил Спасителя, и все, на что оказался способен, это разглагольствовать о своей долбаной кошке! Я очень рад, что твоя кошка сдохла, все рады, что твоя кошка сдохла. Так что заткнись!
Меня аж затрясло от ярости.
– Тише, тише, – пробормотал Дэвид. – Нам через столько пришлось пройти…
Кевин повернулся ко мне:
– Она не Спаситель. Мы свихнулись, как и ты, Фил. Они психи там, мы – психи здесь.
Дэвид покачал головой.
– Но как могла двухлетняя девочка говорить такие…
– Да они ей провод в башку воткнули! – взвыл Кевин. – А на другом конце провода – микрофон! А в голове динамик! С нами говорил кто-то другой!
– Мне нужно выпить, – сказал я. – Давайте заедем в «Сомбреро-стрит».
– Ты куда больше мне нравился, когда был Жирным Лошадником! – продолжал орать Кевин. – Я его любил. А ты такой же тупой, как моя кошка. Если тупость убивает, почему же ты еще жив?
– Хочешь исправить положение? – поинтересовался я.
– Очевидно, тупость – характерная черта выживающих, – проговорил Кевин, но голос его упал едва ли не до границы слышимости. – Не знаю, – пробормотал он. – «Спаситель». Как такое может быть? Я сам виноват, потащил вас смотреть «ВАЛИС». Заставил связаться с Матушкой Гусыней. Как может быть, чтобы Матушка Гусыня дал жизнь Спасителю? Где смысл?
– Остановись у «Сомбреро-стрит», – сказал Дэвид.
– Собрания «Рипидонова общества» проходят в барах. – Кевин пытался иронизировать. – Таково наше предназначение: сидеть в баре и пить. Это уж точно спасет мир. Да и вообще, на кой его спасать?
Дальше мы ехали в молчании, однако все-таки посетили «Сомбреро-стрит», так как большинство «Рипидонова общества» проголосовало «за».
В общем-то паршиво, когда люди, которые соглашаются с вами, полные психи. Сама София (и это важно) заявила, что Эрик и Линда Лэмптоны больны. А вдобавок София или ВАЛИС подсказали мне слова, которые позволили нам вывернуться из цепкой хватки Лэмптонов. Подсказали слова, а потом лихо разобрались со временем.
Я четко разграничивал Софию и уродов Лэмптонов. Не связывал их между собой. Двухлетняя девочка говорила вещи, которые казались мудрыми. Сидя в баре с бутылкой мексиканского пива, я спрашивал себя: в чем критерий рациональности, по которому можно судить, с мудростью ли ты имеешь дело? Мудрость по самой природе своей должна быть рациональной, она – финальная стадия реальности. Существует интимная связь между мудростью и тем, что существует, хотя связь эта и очень тонка.
О чем говорила нам маленькая девочка? О том, что человеческие существа должны прекратить поклоняться любым богам, кроме самого человечества. Такое не назовешь иррациональным. Говорит ли такое ребенок или энциклопедия «Британника», это звучит разумно.
Некоторое время я придерживался мнения, что Зебра распределила мои «я» вдоль линейной временной оси. Зебра – или ВАЛИС – есть супертемпоральное выражение данного человеческого существа, а не бога… если только супертемпоральное выражение данного человеческого существа не есть то, что мы имеем в виду, когда говорим о боге. То, чему мы молимся, сами того не осознавая, когда молимся «богу».