Свободное радио Альбемута, стр. 38

Покинув палату, я пошел по коридору, заглядывая в открытые двери справа и слева, и наконец увидел палату, в которой не было ни души. Видимо, все пациенты вышли размяться после ужина. Я вошел в палату и открыл платяной шкаф. Там обнаружились пара отороченных мехом тапочек, яркое ситцевое платье с глубоким вырезом на спине и шляпка нежно-голубого цвета. Тем лучше, подумал я. Ведь они будут искать мужчину. На мое счастье, владелица этих вещей была, как видно, внушительных размеров. Мне оказалось впору все. Прихватив темные очки, оказавшиеся в ящике, я снова вышел в коридор.

Никто не остановил меня, пока я шел к лестнице. Быстро спустившись, я вышел на стоянку. Оставалось только сесть на скамейку и ждать, когда появится «маверик» Рэйчел.

Так я и сделал. Нашел скамейку, сел и принялся ждать.

Через какое-то время (не могу сказать точнее, ибо часов у меня не было — то ли они пропали во время аварии, то ли остались в больничном сейфе) зеленый «маверик» въехал на стоянку. Из машины показались Рэйчел и Джонни, взволнованные, наспех одетые, взъерошенные.

Когда Рэйчел поравнялась с моей скамейкой, я поднялся и сказал:

— Уезжаем отсюда.

Она остановилась как вкопанная и в изумлении уставилась на меня.

— Я бы тебя никогда не узнала.

— Меня не хотели отпускать.

Я направился к машине, сделав Рэйчел знак следовать за мной.

— А тебе можно уйти из больницы? Ты уже оправился? Ведь доктор сказал, что операция была сложная, вскрывали грудную клетку…

— Со мной все в порядке. Обо мне позаботился спутник.

— Так это все спутник, все, что с тобой было…

— Да, — ответил я, садясь в машину.

— И впрямь ты выглядишь вполне здоровым… Но в этом платье…

— Завтра заберешь мои вещи. — Я захлопнул дверцу. — Джонни, привет! Узнаешь папу?

Сын смотрел на меня с подозрением.

— Спутник мог бы снабдить тебя платьем поприличней, — заметила Рэйчел.

— Полагаю, ему не до того. Мне пришлось добывать одежду самостоятельно.

— Тебе стоило подождать, пока он что-нибудь придумает, — сказала Рэйчел. Выруливая со стоянки, она бросила на меня быстрый взгляд. — Я рада, что ты в порядке.

Пока мы выезжали на шоссе, я погрузился в размышления. Конечно же, ВАЛИС передавал мне инструкции, когда я лежал под наркозом. Может, он и аварию устроил специально с этой целью? Нет, нет. ВАЛИС излечил меня, чтобы иметь возможность действовать моими руками. Он просто воспользовался несчастным случаем и извлек из него пользу. Какой потрясающий разговор у нас получился! Такого еще не было, а может, и не будет никогда. Я получил безграничные знания. И мы пережили безграничную радость — ВАЛИС и я, отец и сын. Мы вновь обрели друг друга — после тысячи лет разлуки.

Но была не только радость. Я понял: нам не удастся свергнуть Фримонта. Кое-что, конечно, можно сделать, воспользовавшись тем, что я работаю в «Новой музыке». Мы могли бы распространить среди населения информацию, действующую на подсознательном уровне и скрытую в звуковой дорожке при записи подпевок, аккомпанемента и шумовых эффектов — наша аппаратура это позволяет. Пока полиция поймет что-либо, мы передадим в эфир все, что нам известно, мне и Садассе, и об этом узнают сотни, тысячи, миллионы американцев. Но Феррис Фримонт не утратит власти. Полиция нас уничтожит, сфабрикует документы, опровергающие нашу версию. Мы уйдем в небытие, а режим сохранится.

И все же я не сомневался: игра стоит свеч — ведь это затеял ВАЛИС, а ВАЛИС не ошибается. Он не свел бы нас с Садассой, не помогал бы мне, не наполнил бы меня знанием, если бы все это было лишено смысла. Мы не добьемся окончательной победы, но и частичный успех пойдет на пользу дела. Начнется процесс, который рано или поздно доведут до конца другие — их будет больше, они будут сильнее.

ВАЛИС не распоряжался целиком и полностью Землей. Здесь властвовал его враг и соперник, Князь этого мира. Влияние ВАЛИСа на Земле было очень ограниченным, он общался лишь с горсткой людей, да и то не открыто, а тайно — во сне или во время операции. Его победа придет не сейчас, позже. Еще не конец света. Ведь конец света всегда приближается, но никогда не приходит. Он воздействует на нашу жизнь именно тем, что всегда близко — но не здесь и сейчас.

Что ж, подумал я, мы будем делать то, что в наших силах. И пребывать в уверенности, что поступаем правильно.

Я обратился к Рэйчел:

— Я встретился с этой девушкой. Мы будем работать вместе. Тебе это может не понравиться — да и кому бы понравилось, однако так надо.

Рэйчел спросила, не отрывая глаз от дороги:

— Это сказал тебе ВАЛИС?

— Да.

— Поступай как должен, — сказала она тихо, напряженным голосом.

— Я так и сделаю, — ответил я.

Глава 25

До сих пор я еще не говорил с Садассой Сильвией о ее матери, якобы ничего не зная. Таким образом, первым делом мне следовало поговорить с ней о миссис Арампров и дать возможность откровенно рассказать то, что мне уже сообщил ВАЛИС. В противном случае мы просто не смогли бы работать вместе.

Я решил, что лучше всего выбрать для такого разговора какой-нибудь тихий уютный ресторан. Там нас не смогут подслушать с помощью «жучков». Итак, я позвонил Садассе с работы и пригласил поужинать со мной.

— Мне не приходилось бывать в «Дель Рейсе», — сказала она. — Но я слышала об этом местечке. У них кухня напоминает рестораны Сан-Франциско. Я свободна в четверг.

В четверг вечером я заехал за Садассой домой, и вскоре мы уже сидели в уединенном кабинетике главного зала «Дель Рейса».

— Так что вы хотели мне сказать? — спросила она, когда мы приступили к салату.

— Я знаю о вашей матери, — ответил я. — И о Феррисе Фримонте.

— Что вы имеете в виду?

Я заговорил тихо, соблюдая осторожность.

— Мне известно, что ваша мать была активисткой коммунистической партии.

Даже сквозь толстые очки было видно, как расширились глаза Садассы. Она прекратила есть и устремила на меня пронзительный взгляд.

— Кроме того, мне известно, — продолжал я ровным тоном, — что она завербовала Ферриса Фримонта, когда ему еще не было двадцати. Знаю я также и то, что она готовила его как тайного агента, который должен был заняться политической деятельностью, не открывая своих истинных взглядов и партийной принадлежности.

По-прежнему не сводя с меня глаз, Садасса сказала:

— Вы сумасшедший.

— Ваша мать умерла, — продолжал я, — и партия — то есть Феррис Фримонт — думает, что эту тайну она унесла с собой. Однако в детстве вы видели Фримонта с вашей матерью и подслушали их разговоры. Если не считать высших партийных руководителей, вы — единственный человек, которому ведома эта тайна. Вот почему правительство попыталось убить вас с помощью рака. Они узнали, что вы живы, хотя и сменили имя, и что вам все известно. По крайней мере у них есть такое подозрение. А это значит, что вас должны ликвидировать.

Садасса застыла с поднятой вилкой, молча глядя на меня.

— Предполагается, что мы будем работать вместе, — продолжал говорить я. — Необходимые сведения будут записаны на долгоиграющем диске таким образом, что при многократном воспроизведении слушатели смогут подсознательно воспринимать их суть. Техника записи позволяет… да это и делается все время. Правда, информация для подсознательного восприятия должна быть очень проста. «Феррис Фримонт — красный». И все. Одно слово на одной дорожке, второе — на следующей, и так до восьми, не больше. При воспроизведении слова помещаются рядом. Я прослежу, чтобы эти записи наводнили страну. Мы выпустим огромный тираж и сразу выбросим его на рынок — ведь как только люди начнут воспринимать и расшифровывать полученную информацию, власти вмешаются и уничтожат все…

Садасса наконец обрела голос:

— Моя мать не умерла. Она живет в Санта-Ане и много работает в церковной общине. В ваших словах нет ни грамма правды. Никогда не слышала подобной чепухи!

Она встала, положила на стол вилку; в ее глазах застыли слезы.