Охотники за жирафами, стр. 56

И в ту самую минуту, когда нога Конго поднялась в третий раз, громкий, протяжный рык потряс воздух. То рычал голодный лев, появившийся всего в нескольких шагах от Конго.

Следопыт мигом вскочил на ноги и ответил царю зверей громким, вызывающим лаем.

Верный пес, который ничем не выразил протеста против жестокости своего хозяина, готов был защитить его от любого врага.

Лай Следопыта не похож был на лай других собак, и наши охотники сразу узнали его.

Еще мгновение — и Конго с радостью услышал топот лошадей, рысью спускавшихся с холма, и его окликнул голос Виллема!

Когда его развязали и вынули кляп изо рта, первое, что он сказал, были слова извинения перед Следопытом за те удары, которые он ему нанес.

Бессловесный пес так шумно проявлял свою радость, что можно было подумать, будто он принял эти извинения и искренне простил своего хозяина.

Виллем заставил Конго, который в течение полутора суток оставался без пищи, сесть на его лошадь. Тот согласился, но лишь при условии, что ему позволят взять и Следопыта.

Охотники немедленно тронулись с места и на другой день рано поутру добрались до лагеря, где их ждали Ганс, Аренд и остальные спутники.

Увидев их, да к тому же вместе с жирафами, Черныш на радостях заявил, что никогда больше не назовет Конго дураком. И действительно, он этого обещания ни разу не нарушил.

В полдень они двинулись к Грааф-Рейнету. Дня три Следопыт ехал на спине быка, с удобством расположившись в большой корзине, сплетенной Конго специально для него.

Глава 73. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Однажды вечером после долгого перехода путешественники оказались всего в нескольких милях от дома. Еще час, два езды добрым галопом — и они снова увидят родных и друзей, с которыми так долго были в разлуке.

Аренду и Гендрику не терпелось поскакать вперед, но ни один из них не решался предложить это другому.

Как же велика была их досада, когда они увидели, что Ганс и Виллем остановились у дома какого-то бура, готовясь у него заночевать!

Они делали это с такой беспечностью, словно находились в сотнях миль от дома.

Оба они, и Виллем и Ганс, обладали изрядной долей старомодной голландской мудрости, а она подсказывала им, что ни при каких обстоятельствах нельзя забывать о милосердии к животным, которые столь долго и столь преданно им служили.

На другой день, рано утром, когда охотники на пути домой проезжали через Грааф-Рейнет, горожане вышли из домов, чтобы поздороваться с ними.

Почти все здешние жители глазели на жирафов с неменьшим удивлением, чем четверо макололо на шпиль городской церкви.

Не было ни одного человека старше десяти лет, который не слышал бы о том, что наши любители приключений несколько месяцев назад отправились в экспедицию. Все знали, для чего она была предпринята, и, разумеется, большинство предсказывали им такую же неудачу, какая постигла стольких опытных охотников. — Мы возвращаемся домой с почетом, — сказал Гендрик своим спутникам, когда увидел, как восторженно приветствуют их жители Грааф-Рейнета.

— Да, и этим мы обязаны настойчивости Виллема, — заметил Аренд.

— Не думаю, чтобы я проявил какую-то особенную настойчивость, — сказал Виллем. — Я стремился домой не меньше, чем любой из вас, мне только не хотелось вернуться без пары жирафов-детенышей. Вот и вся разница между нами.

Ответа на его слова не последовало. Все ехали молча, размышляя о великодушии Виллема.

Наши путешественники, бывало, и дольше отсутствовали, но никогда еще родной дом не казался им дороже и никогда раньше их не встречали так тепло, как в этот раз.

Две молодые девушки, Трейи ван Блоом и Вильгельмина ван Вейк, встретили своих женихов с восторгом и были так прямодушны, что не скрывали этого.

Конго и Черныш старались вознаградить себя за перенесенные лишения тем, что важничали перед остальными работниками и слугами, а также тем, что ели, пили и спали больше, чем когда-либо.

Виллему предстояло еще одно путешествие. Он провожал Ганса до Кейптауна, откуда тот направлялся в Европу; кроме того, он должен был передать жирафов голландскому консулу. Впрочем, отправился он туда лишь после того, как сам отдохнул месяц и дал отдохнуть жирафам и лошадям.

Все это время родные наших молодых друзей в обеих семьях относились к макололо с величайшей добротой. Когда макололо собрались вернуться на родину, каждому подарили коня, ружье и костюм. Кроме того, Виллем послал в подарок своему великодушному другу и покровителю Макоре кое-какие полезные вещи.

До отъезда в Европу Ганс пожелал присутствовать на двух весьма торжественных церемониях, которые должны были рано или поздно состояться и в которых обе семьи — ван Блоомов и ван Вейков — так или иначе были заинтересованы. Но Гансу не терпелось отправиться в путь, а Гендрику с Арендом это обстоятельство пришлось как нельзя более по душе.

Таким образом, Трейи и Вильгельмину уговорили ускорить тот день, который сделал обоих молодых офицеров счастливейшими из людей.

На другой день после двойного бракосочетания Виллем и Ганс пустились в путь. Они везли в Кейптаун жирафов и слоновую кость, добытую на севере.

Животные, которых они с таким трудом поймали, затратив на это так много времени, были переданы консулу и солидная награда получена. Жирафы стали пассажирами того же корабля, который увозил молодого философа в Европу.

Виллем расстался с Гансом и жирафами перед самым отплытием корабля и сразу же отправился назад, в свой далекий Грааф-Рейнет. Там он живет и по сей день, стараясь проводить время в мирных занятиях; однако эти намерения для него трудно выполнимы — отчасти в силу его неуемной жажды приключений, а отчасти потому, что его изводят своими приставаниями юные Ян и Клаас. Раззадоренные рассказами старших братьев, они страстно мечтают бросить охоту за знаниями и отправиться на охоту за дичью.

Гендрика и Аренда больше не тянет к этому виду спорта. Им теперь мил домашний очаг, и они с радостью уступают своим младшим братьям удовольствие провести несколько месяцев за пределами колонии, чтобы заслужить, как заслужили они сами, почетное право называться Охотниками за жирафами.