Рыцарь, стр. 58
— Но я должен! — улыбаясь, произнес он. — Я ведь часто туда ходил, и решительно ничего не происходило! Ну же, Дуглесс, посмотри-ка на меня!
Она подняла к нему лицо, и он засмеялся:
— Опять лук в глаза попал, да?!
— Я просто боюсь! — ответила она.
— Но я же должен помолиться о прощении, — воскликнул он, — прощении за то, что не желаю возвращаться и спасать имя свое и честь! Ты меня понимаешь?!
Она только и смогла кивнуть, но затем сказала:
— Хорошо, но я намерена пойти с тобой, и я тебя никуда не отпущу! Понятно тебе? На этот раз я не останусь ждать тебя во дворе!
Целуя ее, он ответил:
— И я тоже хотел сказать, что более не хочу отпускать тебя от себя! Ладно, значит, сейчас мы пойдем в церковь, чтобы я помолился там, а потом ты позвонишь дяде. А что, в Шотландии тоже есть поезда?
— Ну, разумеется! — сказала она.
— Что ж, похоже тогда, что страна эта здорово изменилась: в мое время это было совсем дикое место! — заметил он, потом обнял ее за плечи, и они вместе вышли из гостиницы.
Глава 11
В церкви Дуглесс не захотела отпускать от себя Николаса. Он преклонил колени для молитвы, и она тоже опустилась на колени рядом с ним, крепко обхватив его обеими руками. Он не оттолкнул ее, как она ожидала, и она догадалась, что, несмотря на притворную оживленность, он так же, как и она, испытывает страх.
Так они простояли на коленях на холодном полу более часа, и колени у Дуглесс начали ныть, а руки, обхватывавшие Николаса, онемели, но ей ни разу и в голову не пришла мысль о том, что можно хоть сколько-нибудь ослабить объятия. В церковь зашел священник — постоял какое-то время, наблюдая за ними, потом молча удалился.
Столь же горячо, как Николас, моливший о прощении, Дуглесс в молитвах просила Господа не забирать его у нее, позволить ему навсегда остаться с нею.
Прошло еще немало времени, прежде чем Николас открыл глаза и, оборачиваясь к ней, с улыбкой произнес:
— Я остаюсь! — Он рассмеялся, подымаясь с колен, и Дуглесс, почти не чувствуя ног, тоже попыталась встать, но руки ее еще крепко держали Николаса. — У меня прямо вся кровь отхлынула от рук, так ты их сжала, — шутливо и ласково проворчал он.
— Я не отпущу тебя, пока мы не выйдем отсюда! — упрямо сказала Дуглесс.
— Но все ведь уже кончилось! — засмеялся он.
— Нет, Николас! Хватит дразнить меня и давай выбираться отсюда! Мне больше никогда уже не захочется видеть вновь могилу!
Продолжая улыбаться ей, он хотел было шагнуть, но тело не слушалось. Николас озадаченно поглядел себе под ноги: ниже колен не было ничего, один лишь воздух, а вместо ступней только пол!
Он быстро подхватил Дуглесс на руки и, прижимая к себе столь сильно, что, казалось, вот-вот задушит ее в объятиях, прошептал:
— Я люблю тебя! Я люблю тебя всей душой! И буду любить тебя через века!
— Николас! — вскричала она, и в голосе ее был ужас — так напугали ее эти его слова! — Николас, давай уйдем отсюда! Сжимая ее лицо в своих ладонях, он произнес:
— Только тебя одну я и любил, о моя Дуглесс! Теперь и она почувствовала, что происходит: тело его, покоившееся в ее объятиях, уже стало бесплотным!
— Николас! — воскликнула она.
Он поцеловал ее — поцеловал так нежно и вместе с тем вкладывая в этот поцелуй все свое томление, всю тоску, все, что он чувствовал, желая ее и нуждаясь в ней.
— Я пойду за тобой! — воскликнула она. — Возьми меня с собой! Господи Боже! — закричала она. — Ну, позволь же и мне уйти с ним!
— Дуглесс! — крикнул Николас, и голос его донесся как бы откуда-то издалека. — О Дуглесс, любовь моя!
И вот его уже нет в ее объятиях. Одетый в доспехи, он стоит у своей могилы! И он уже плохо различим — абрис его какой-то размытый, будто изображение на экране кинотеатра, в котором показывают фильм среди бела дня.
— Приди ко мне! — произносит он, протягивая к ней руку. — Приди ко мне!
И Дуглесс кинулась к нему, но его уже не было!
Только лучик солнечного света проник в церковное окно и сверкнул на его доспехах.
И все — больше ничего!
Дуглесс продолжала стоять и смотреть на могилу, а потом, обхватив голову руками, закричала. Такой крик никогда еще не издавало ни одно живое существо! Этот крик эхом отразился от старых стен, задребезжали стекла в окнах, но могила… могила так и осталась недвижимой, немой и холодной! И Дуглесс, потеряв сознание, рухнула на пол.
— Вот, выпейте-ка! — услыхала она чей-то голос. Чья-то рука поднесла к ее губам чашку, и она схватилась за эту руку, воскликнув со слабой улыбкой:
— Николас! — Глаза ее раскрылись, и она села. Как оказалось, она лежала на церковной скамье всего лишь в нескольких футах от надгробия: ноги у нее как-то развернулись в сторону и свесились со скамьи, так что ступнями она доставала до пола. В голове у нее все плыло.
— Ну как, лучше вам? — спросил кто-то.
Повернувшись, она увидела священника, на его добром старом лице было выражение тревоги, в руках он держал чашку с водой.
— А где же Николас? — прошептала она.
— Больше я тут никого не видел, — ответил священник. — Может, надо кого-то позвать? Я услыхал… услыхал, как вы кричите. — И от одного лишь воспоминания о том, что это был за крик, дрожь пробежала по его телу! — Когда я пришел сюда, — продолжил он, — вы лежали на полу. Может, нужно кого-нибудь позвать?
Пошатываясь, Дуглесс приблизилась к надгробию. Память постепенно, медленно возвращалась к ней, но она все еще никак не могла поверить в случившееся.
— А вы, вы разве не видели, как он уходит?! — спросила она, пристально глядя на священника. Голос у нее был хриплый, и горло саднило.
— Нет, я не видел, чтобы кто-нибудь выходил отсюда, — ответил священник. — Я видел только вас — вы молились. И вообще сегодня не очень-то много людей приходило в церковь.
Она обернулась и еще раз поглядела на надгробие — ей так хотелось потрогать его, но она знала, что от него будет исходить только холод, не то что от Николаса!
— Так значит, вы видели, как мы молились? — поправила она священника.
— Нет, — отозвался тот, — я видел тут только вас. Дуглесс медленно повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:
— Мы с Николасом молились тут вдвоем. Вы еще заходили сюда и видели нас! Он же целую неделю был у вас перед глазами!
Печально поглядев на нее, священник ответил:
— Давайте-ка я провожу вас к врачу!
Но она, отодвигаясь от его протянутой руки, воскликнула:
— Ну, Николас! Мужчина, который всю неделю приходил сюда утром и днем молиться! Мужчина в доспехах времен королевы Елизаветы! Вспомнили, да? Ну, он еще чуть не попал под автобус!
— Несколько дней тому назад я действительно видел, как вы кинулись через улицу наперерез автомобилю. Вы еще спросили меня, какой, мол, сегодня день! — ответил священник.
— Я?.. Я спросила?! — воскликнула Дуглесс. — Но это же Николас спрашивал! И вы еще сказали мне на этой неделе, что потрясены его набожностью! А я стояла и ждала его в церковном дворе. Ну, вспомнили? — Она уже начинала кричать и, шагнув к нему, повторила:
— Вспомнили, да? Его звали Николасом! Помните, как вы еще махали нам рукой, когда мы проезжали мимо вас на велосипедах?!
Пятясь от нее, священник сказал:
— Да, вас я на велосипеде видел, но никакого мужчины с вами не было!
— Что? Никакого… — прошептала Дуглесс и отшатнулась от него — глаза ее расширились от ужаса.
Она выбежала из церкви, молнией промчалась через церковный двор, пробежала еще три улочки, повернула налево, затем направо и наконец добежала до гостиницы. Не обращая внимания на приветствовавшую ее женщину за конторкой, она взбежала вверх по ступенькам.
— Николас! — закричала она и оглядела пустую комнату. Дверь в ванную была закрыта, и, кинувшись к ней, она настежь распахнула ее. Тоже никого! Она хотела вернуться в спальню, но застыла на пороге и уставилась на полочку под зеркалом. Там лежали только ее туалетные принадлежности. Его — исчезли! Она даже пощупала пустую половинку полочки: ни бритвы, ни крема для бритья, ни лосьона после бритья! И его шампунь, лежавший ближе к душу, тоже исчез!