Пламя соблазна (Побег, Фонтан желаний, Пропавшая леди), стр. 27

Она быстро расстегнула свое льняное платье, забыв о том, что эта дорожная одежда стала ее свадебным туалетом. Во всяком случае, в брачную ночь она оденется элегантно. Раздевшись донага, она стала мыться, весело смеясь. Потом надела платье и вздрогнула от удовольствия, когда ее кожи коснулся шелк. Это ощущение было божественным, нежным, ласковым, ткань облегала ее формы, подчеркивая именно то, что нужно. Подойдя к зеркалу, она немного удивилась, увидев, как ее груди приподняли мягкую ткань, ее розовые соски едва угадывались под нежным шелком и в то же время притягивали к себе взгляд. «Да, так», — подумала она. Тревису понравится это платье.

Из сундука она достала подаренную Тревисом щетку для волос, отделанную серебром. Когда она вынула булавки, волосы хлынули по ее спине, разметавшись легкими завитками вокруг лица. Она обрадовалась, что не обрезала свои волосы коротко, как стали делать многие женщины после революции во Франции. Она несколько раз провела щеткой по волосам и бросилась в постель, решив, что и так потратила слишком много времени. Ее охватывало такое же нетерпение, как, очевидно, и Тревиса.

В постели Риган приняла позу, которая, как она надеялась, выглядела соблазнительной — слегка откинулась на подушки и вытянула одну руку, а вторую изогнула так, чтобы кончики пальцев легко касались плеча. Придав себе изысканный, как она считала, вид, Риган призывно посмотрела в сторону двери. Было уже очень поздно, в гостинице стояла тишина, но каждый раз, когда тихо поскрипывали половицы, она начинала улыбаться, пытаясь представить себе лицо Тревиса, когда он войдет. Чем больше она думала о нем, тем сильнее выгибала спину и выпячивала грудь. Она вспомнила слова Фаррела о том, как он боится брачной ночи, когда Риган, вероятно, будет жеманиться и плакать, подобно двухлетнему ребенку. Хотя Фаррелу этого никогда не узнать, сегодня ночью она докажет, как он ошибался. Она будет соблазнительницей, искусительницей — женщиной, знающей, что она хочет, и добивающейся своего. Тревис будет трепетать перед ней на коленях, а она — повелевать им.

Может быть, из-за неудобного положения Риган вдруг почувствовала боль в спине; потом заболели руки и онемело бедро. Слегка передвинувшись и опустив руку к колену, она стала возвращаться из мира мечтаний. Зная, что обладает фантастической способностью надолго ускользать от действительности, Риган спрашивала, сколько времени пролежала в этой позе.

Обведя взглядом комнату, она не увидела часов. Луна за окном тоже не светила, а стоявшая возле кровати свеча обгорела на несколько дюймов. «Где же Тревис?» — подумала она, отбросила одеяло и подошла к окну.

Наверняка он понимает, что ей не нужно столько времени, чтобы подготовиться к его приходу. Сверкнула молния, на секунду озарив пустой двор. Спустя несколько минут пошел слабый дождь, и Риган вздрогнула от холодного ветра, подувшего сквозь неплотно закрытое окно.

Вернувшись в теплую постель, она огляделась, лениво думая о том, что эта комната очень напоминает ту, в которой Тревис держал ее под замком в Англии. Тогда она была его рабыней, теперь же стала его женой. У нее, правда, нет кольца, и брачный договор судья подписал с Тревисом. Однако, с улыбкой подумала Риган, она носит ребенка Тревиса, и ради этого он вернется.

При мысли о том, что он может не вернуться, она нахмурилась. Почему ей в голову пришла такая нелепая мысль? Тревис — человек чести, он женился на ней.

— Человек чести, — прошептала она. — Разве люди чести похищают женщин и против их воли отвозят в Америку?

Он объяснял ей, почему заставил отправиться в дорогу вместе с ним, но, может быть, ему просто нужна была женщина, чтобы все долгое плавание по морю согревать его постель? А ведь она так и делала! Они едва не сожгли своей страстью кровать, и теперь она носит в себе плод этого огня.

Дождь пошел сильнее, он хлестал по темному окну, и Риган охватило отчаяние.

Она никогда не была нужна Тревису! Он сам говорил это множество раз. Даже во время плавания он пытался узнать, кто она, чтобы избавиться от нее. Он такой же, как Фаррел и дядя Джонатан, — она никому из них не была нужна.

Слезы покатились по ее щекам подобно каплям яростно хлеставшего за окном дождя. Зачем он на ней женился? Может, он каким-то образом узнал о ее наследстве? Он привез ее в Америку, сразу же женился на ней, а теперь, когда у него есть документальное свидетельство, больше не хочет иметь с ней ничего общего. Он покинул ее в чужой стране без денег, без помощи, и, как видно, с ребенком, которого предстоит воспитывать.

Она горько заплакала, колотя кулаками по подушке. Тело ее раздирали рыдания. Когда первый порыв ярости прошел, слезы полились медленнее, гнев сменился чувством беззащитности. Риган спросила себя, почему она не заслуживает любви.

Дождь перешел в сильный и долгий ливень. Спустя несколько часов звук дождя начал успокаивать ее горе, и Риган погрузилась в глубокий, сродни забытью, сон. Когда на лестнице раздались тяжелые шаги, она их не услышала. Разбудил ее только стук в дверь.

Глава 11

— Открой эту чертову дверь! — Такой громовой голос мог принадлежать только Тревису. Его совершенно не заботило, что он может разбудить остальных постояльцев.

Ощущая в голове свинцовую тяжесть, Риган попыталась сесть и опухшими глазами посмотрела на дверь, которая грозила рухнуть под ударами кулака Тревиса.

— Риган! — раздался его голос, и она бросилась к двери.

Повернув ручку, она спросонок ответила:

— Дверь закрыта на ключ.

— Ключ на комоде, — недовольно откликнулся Тревис.

Едва дверь распахнулась, как Тревис ворвался в комнату, но Риган с трудом смогла разглядеть его за цветами — она никогда в жизни не видела такого количества. Риган часто приходилось работать в саду, поэтому она узнала многие из них: тюльпаны, нарциссы, гиацинты, ирисы, фиалки, сирень трех видов, маки, ветви лавра и прекрасные розы безупречной формы. Цветы в беспорядке тащились позади Тревиса, свисали перед ним, одни были собраны пучками, другие висели отдельно, часть из них была покрыта грязью, а часть — побита дождем. Когда он остановился, цветы посыпались вокруг него подобно яркому хороводу прекрасных дождевых капель.

Направляясь к кровати, он по пути ронял цветы и наступал на них. Всю эту охапку Тревис бросил на кровать, и Риган увидела, что он весь в грязи, а на его лице написан гнев.

— Чтоб им пусто было! — произнес он, вытащил из-за воротника рубашки пучок фиалок и тоже бросил их на кровать. — Никогда раньше не относился к цветам плохо, но сейчас готов их возненавидеть.

Он снял шляпу, с которой на пол хлынула вода. С отвращением сорвав со шляпы три карликовых ириса, он бросил их к другим цветам.

Тревис пока еще ни разу не взглянул на Риган. Он был рассержен до такой степени, что даже не заметил ее прозрачного платья и того, как сквозь легкий шелк в лучах рассвета сияло ее тело.

Он тяжело опустился на стул и начал снимать сапоги, но тут же вскочил и, скорчив гримасу, вынул из-под себя покрытую шипами розу.

— Я собирался совершить небольшое путешествие, — заявил он, снял сапог и вылил из него воду. — У одного моего друга есть оранжерея, он живет в пяти милях к северу. А для новобрачной, конечно же, нужны цветы, поэтому я и решил достать их для тебя.

Тревис принялся стягивать мокрую грязную куртку, по-прежнему не поднимая глаз. Из-под куртки лавиной посыпались раздавленные и осыпающиеся цветы.

Он не обратил на это ни малейшего внимания.

— Я был уже на полпути к его дому, когда пошел дождь, — рассказывал он. — Но я продолжал ехать, и когда добрался до него, мой друг с женой встали с постели и сами срезали для меня цветы. Они опустошили весь сад и оранжерею.

Потом он снял прилипшую к телу рубашку, и на довольно высокую гору из цветов возле его босых ног опять посыпались цветы.

— На обратном пути начались неприятности. Чертова лошадь потеряла подкову. Мне пришлось идти пешком по той полоске грязи, которую в Виргинии называют дорогой. Я даже не мог остановиться и подковать лошадь, да и собственную брачную ночь не мог пропустить.