Ласковый обманщик, стр. 21

— Пожалуйста, извини меня, — проговорила она. — Я тебе благодарна за сегодняшний день, за то, что ты отвел меня в магазин, что познакомил с кузиной, за то…

— Мне ни к черту не нужна твоя благодарность, — не дослушав, злобно бросил Майк, перед тем как выйти и хлопнуть дверью.

Какое-то время Саманта стояла неподвижно, затем поднялась к себе. Она медленно разделась, аккуратно повесила на вешалку свой замечательный костюм и на мгновение прислонилась к дверце встроенного шкафа. Иногда ей хотелось уметь плакать, реветь, как другие женщины. Но как бы она этого ни желала, Саманта знала, что слезы не прольются.

Она умылась и намазала кремом лицо, затем надела ночную рубашку и легла. В слабом свете, проникающем снизу из сада, выделялись знакомые контуры отцовской мебели. Глубоко вздохнув, она выдавила улыбку — хорошо, что ее окружают отцовские вещи.

Она заснула, но где-то среди ночи ее разбудила вспышка молнии, осветившая комнату. Сквозь уличный шум она различила уже знакомый стук. Майк печатал на машинке. Успокоившись, Саманта опять заснула.

Глава 8

Саманта проснулась в семь часов утра, но тихо капающий дождик за окном создавал такое настроение, когда не хочется вылезать из кровати. Поерзав под одеялом, она устроилась поудобнее и вновь заснула. В конце концов, в субботу можно и поспать.

Второй раз она проснулась в половине десятого. И сразу же вспомнила, что сказала Дафния о Майке. Майк разбивает женские сердца. А она, Саманта, больше не желает разочарований. Чтобы получить поддержку, она бросила взгляд на отцовскую комнату и мебель, улыбнулась и заснула снова.

В одиннадцать она была разбужена стуком в дверь. Затем дверь открылась, и еще окончательно не проснувшаяся Саманта увидела Майка с подносом, нагруженным едой.

— Уходи, — буркнула она и зарылась в простыни.

Конечно же, он не повиновался, ибо, по мнению Саманты, Майк Таггерт представлял собой сочетание сторожевого пса, воинственной сиделки и развратника.

Он присел рядом с ней, поставив поднос на край кровати.

— Я принес тебе поесть… Твоя одежда прибыла из «Сакса»… и Бэррет пригласил нас на чай на послезавтра. Он пришлет за нами машину.

— Вот как? — Она повернулась и уставилась на него. Стало уже почти привычным видеть его сидящим на ее кровати.

— Что из перечисленного тебя больше всего взволновало? Еда, Бэррет или наряды?

— Как ты думаешь, а тот симпатичный голубой жакет, ну, что с большими пуговицами, тоже прибыл?

— Значит, одежда, — резюмировал он, доставая булочку из пакета. — Я так и думал, что тебя не заинтересует человек, который может оказаться твоим родственником. Тут тебя вполне понимаю. Меня тоже вся эта родня просто бесит.

Позевывая, Саманта очень медленно села в кровати и прислонилась к ее спинке.

— Ты не понимаешь, что говоришь. И даже не представляешь, какой ты счастливчик, что у тебя есть родственники. Твоя кузина Вики была очень мила со мной и очень терпима по отношению к тебе.

Протягивая ей булочку и большой пластмассовый стакан с только что выжатым апельсиновым соком, Майк ответил:

— Она одна из немногих Монтгомери, которых еще можно терпеть, но она идет по линии, которая родом не из штата Мэн.

Он произносил все это с набитым ртом, и крошки уже просыпались на кровать, но все равно он был удивительно красив в эти минуты. Его густая черная шевелюра была еще влажной после душа, он был свежевыбрит и одет в мягкую рубашку, которая подчеркивала каждую мышцу его сильного тела. «Лучше, чтобы он говорил, — думала Саманта. — Пока он говорит, он не лезет ко мне». Она глубоко вздохнула.

— Кто такие эти Монтгомери?

— Мои двоюродные родственники. Жуткие зануды.

— Зануды?

— Ну да. Обожают пить чай, и при этом каждый из них упадет в обморок, если вдруг его подадут не в соответствующей посуде.

— И эти родственники живут в штате Мэн? — спросила она, откусив от булочки из отрубей.

— Ну! — В голосе Майка послышалась враждебность, и она подумала, что же сделали его родственники, если сумели вызвать у него такое отношение. Видя выражение ее лица, он решил дать разъяснения.

— Видишь ли, в моей семье сложилась традиция, что дети Монтгомери проводят пол-лета в Колорадо, а дети Таггертов — пол-лета в Мэне. Понятия не имею, кто ввел эту традицию, но убежден, что он жарится сейчас в аду.

— Вот как? Что же стряслось, когда ты находился в Мэне?

— Наши негодяи родственники пытались нас убить!

— Шутишь?

— Чистая правда. Они делали все, что было в их силах, чтобы мы не дотянули до осени. Многие из них живут на берегу моря и стали почти русалками. Мой брат говорил, что у них вместо кожи рыбья чешуя. Так они выкидывали, например, такие штучки: отвозили нас в лодке в открытый океан, а затем прыгали в воду и плыли к берегу. Они знали, что никто из нас не умел плавать.

— Как же вы возвращались на берег?

Майк ухмыльнулся.

— Гребли веслами.

— А что было, когда они приезжали в Колорадо?

— Ну, мы были в какой-то степени обижены на то, как они себя вели в Мэне…

— Это объяснимо…

— И потом, надо знать этих Монтгомери. Это самые большие зануды в мире. Они не переставая благодарили нашу маму, никогда не забывали пользоваться за столом салфеткой. К тому же они аккуратно складывали одежду.

— Тяжелый случай, — Саманта прикрыла улыбку пластиковым стаканом. Но Майк, кажется, не почувствовал сарказма в ее словах.

— Поэтому то, что мы делали, было вполне оправданно. Мы усаживали их на самых диких лошадей, каких только могли сыскать. Мы заводили их в Скалистые горы и бросали там на ночь. Без еды, воды и теплой одежды.

— Это же опасно?

— Ни черта! Только не для Монтгомери. Если можно так выразиться, у них к смерти иммунитет. Мой брат отвел одну из кузин в горы, обвязал веревкой и опустил ее со скалы, оставив так висеть, — Майк мечтательно улыбнулся, полный воспоминаний. — Внизу был обрыв в 200 футов глубиной.

— Что же сделала твоя кузина?

— Не знаю. Как-то взобралась наверх по веревке. Она даже не опоздала к ужину.

Саманта поставила свой апельсиновый сок на тумбочку у кровати и захохотала.

— Майк, ты ужасен, — сквозь смех проговорила она, поняв, что он выдумал всю эту историю (или, по крайней мере, преувеличил отдельные детали), чтобы развеселить ее.

Майк разлегся на кровати и улыбался, напоминая большого самодовольного кота, который только что слизал пенки. Он был явно доволен, что ему удалось ее развлечь.

— Рад видеть, что ты умеешь смеяться. — Он вытащил из пакета новую булочку, распространявшую вкусный аромат. — А это специально для тебя.

Взяв булочку, она подумала: «Кормит и еще развлекает». Потом спросила:

— А она с чем?

— С шоколадом.

Саманта протянула булочку назад с видимым сожалением.

— Слишком жирно. Мне нельзя.

Он отстранил ее руку.

— Я так и думал.

— Что это значит?

— Да так. Я только что сам у себя выиграл пари. Ты, кроме всего прочего, не пьешь спиртного, и если за тобой не присматривать, одеваешься, как старуха. Ты когда-нибудь ешь то, что вредно для здоровья? Уверен, у тебя даже желания не возникало попробовать наркотики.

— Подай-ка мне кусочек масла, — сказала она, впившись в него взглядом. — Нет, лучше два.

С улыбкой на лице он подал ей масло и пластмассовый ножик.

— Если ты беспокоишься, как отработать эти калории, я знаю одно отличное упражнение.

Саманта была слишком сосредоточена на этой восхитительной булочке, чтобы обращать внимание на его слова. Шоколад! Свежее пшеничное тесто! Расплавившееся масло!

— Черт побери! Саманта, прекрати так смотреть на еду! — рявкнул Майк с неподдельным гневом в голосе. Потом крепко схватил ее руку, поднес ко рту и откусил от булочки, поймав при этом палец Саманты своими теплыми губами и слизнув с него масло. Во взгляде его была страсть.

Она вырвала руку:

— Есть хоть что-нибудь, что может отбить у тебя охоту…