Призраки, стр. 21
Глядя на мертвое тело, Директриса Отказ гладит кота у себя на руках. Рыжая с подпалинами кошачья шерсть носится в воздухе и оседает на все, что можно.
Обмороженная баронесса и Графиня Предвидящая опускаются на колени рядом с бездыханным телом. Они не плачут, но глаза у обеих распахнуты так широко, что белки видны снизу и сверху от радужки. Так смотрят на выигрышный лотерейный билет.
Глядя на тело, Святой Без-Кишок поглощает холодные спагетти из серебряного пакета. Кошачья шерсть – в каждой ложке, сочащейся красным.
Это мы – мы против нас, против самих себя на ближайшие три месяца.
Мистер Уиттиер наблюдает с верхней площадки лестницы, сидя в своем инвалидном кресле. Рядом с ним Граф Клеветник что-то пишет в своем блокноте.
Мистер Уиттиер тычет в него пальцем в старческих пятнах и говорит:
– Ты все это записываешь?
Граф кивает, не отрываясь от своей версии правды: ага.
– Тогда давай расскажи нам историю, – говорит мистер Уиттиер. – Вернемся к камину, – говорит он, подергав дрожащей рукой. – Пожалуйста.
И Граф Клеветник улыбается. Переворачивает страницу, надевает на ручку колпачок. Поднимает глаза, говорит:
– Кто-нибудь помнит старый телесериал, «Дэнни, который живет по соседству»? – Он говорит очень медленно, низким раскатистым голосом. – Как-то раз… – говорит он, – как-то раз моя собака сожрала какую-то гадость, завернутую в алюминиевую фольгу…
Коммерческая тайна
Стихи о Графе Клеветнике
– Эти люди в очереди за билетами, – говорит граф, – за неделю до премьеры нового фильма…
Им платят за то, что они стоят в очереди.
Граф Клеветник на сцене – держит перед собой лист бумаги в вытянутой руке.
Неисписанный чистый лист закрывает лицо.
Видны только синий костюм, красный галстук. Коричневые ботинки.
На запястье – золотые часы с гравировкой – «Прими поздравления».
На сцене вместо луча прожектора, вместо лица, На листочке бумаги – крупным шрифтом проекция газетного заголовка:
«Репортер местной газеты получает Пулитцеровскую премию»
Из-за проекции заголовка граф говорит:
– Эти люди всю жизнь проводят в очередях.
Живут от премьеры к премьере, от одного блокбастера до другого.
Этих якобы рьяных фанатов-подростков возят из города в город на студийных автобусах.
Отсматривать фильмы: от научной фантастики до фантазий про супергероев.
Каждую неделю: новый город, новый мотель, новый фильм с возрастными ограничениями до 13 лет, от которого они якобы без ума.
Эти наряды из фольги и картона – такая явная, трогательная кустарщина.
Их готовят художники по костюмам и заблаговременно отправляют по намеченному маршруту.
Все эти ухищрения нужны для того, чтобы обмануть местную прессу и телевидение: чтобы они сделали репортажи с места событий, обеспечили фильму бесплатную дополнительную рекламу и настроили потенциального зрителя, что эта картина будет иметь грандиозный успех.
Студия не зря тратит время и деньги.
Акции подобного рода принято называть «культивированием аудитории».
В нагрудном кармане рубашки мигает красный индикатор компактного диктофона, который фиксирует каждое слово.
И Граф задает вопрос:
– И кто из них больше дурак?
Репортер, который отказывается выдумывать смысл жизни?
Или читатель, который так хочет смысла?
И с готовностью принимает его от любого, кто потрудится облечь этот смысл в слова?
Граф Клеветник – голос из-за листа бумаги – говорит:
– У журналиста есть право…
…и он просто обязан уничтожать золотых тельцов, которых он сам же и помогает творить.
Лебединая песня
Рассказ Графа Клеветника
Как-то раз моя собака сожрала какую-то гадость, завернутую в алюминиевую фольгу, и пришлось выложить штуку баксов, чтобы сделать ей рентген. У нас на заднем дворе все завалено мусором и битым стеклом. Лужицы антифриза на автостоянке – отрава для собак и кошек.
Ветеринар, даже при том, что весь лысый, все равно очень похож на одного моего старого друга. На мальчишку, с которым мы вместе росли. Эта улыбка – я помню ее с детства. Эту ямочку на подбородке, и каждую веснушку у него на носу. Я их знаю. Эта щель между двумя передними зубами – он так классно через нее свистел.
Здесь и сейчас: он что-то колет моей собаке. Стоя у серебристого стального стола, в холодной комнате, отделанной белым кафелем, придерживая моего пса за шкирку, он что-то такое рассказывает о сердечных глистах.
Когда я листал телефонный справочник в поисках ветеринара, я был буквально ослепшим от слез, потому что боялся, что мой пес умрет. И все-таки я разобрал: Кеннет Уилкокс, доктор ветеринарии. Мне почему-то понравилось это имя. Имя моего спасителя.
Сейчас, рассматривая уши моей собаки, он что-то такое рассказывает о чумке. На нагрудном кармане его халата вышито: «Доктор Кен».
Даже звук его голоса – как эхо из прошлого. Я помню, как он выпевал: «С днем рождения тебя». И кричал: «Первый страйк!» – на бейсбольном поле.
Это он, мой старый друг. Только, конечно, он вырос и изменился. Под глазами – мешки и темные круги. Двойной подбородок. Желтые зубы. И голубые глаза уже не такие яркие, какими были когда-то. Он говорит:
– А она симпатичная.
Кто? – говорю.
– Ваша собака.
Я все смотрю на него, на его лысую голову и голубые глаза, и спрашиваю:
– А вы в какой школе учились?
Он называет какой-то колледж в Калифорнии. Я даже не знаю, что это за место. В первый раз слышу.
Когда я был маленьким, он тоже был маленьким. И мы выросли вместе. У него была собака по кличке Скип, Прыг-скок. Он все лето ходил босиком, целыми днями рыбачил и строил дома на деревьях. Я смотрю на него и как будто воочию вижу, как он лепит того замечательного, идеального снеговика, а его бабушка наблюдает за ним из окна кухни. Я говорю:
– Дэнни?
И он смеется.
На той же неделе я приношу редактору статью. Про него. Про то, как я совершенно случайно встретил маленького Кенни Уилкокса, который когда-то, сто лет назад, играл мальчика Дэнни в телесериале «Дэнни, который живет по соседству». Малыш Дэнни, с которым мы все росли вместе, теперь он стал ветеринаром. Живет в предместье, в собственном доме с участком. Постригает свою лужайку. Да, это он: лысый дядечка средних лет, располневший и всеми забытый.
Поблекшая звезда. Он вполне счастлив. У него собственный дом на две спальни. У него в уголках глаз – морщинки от смеха. Он принимает таблетки, чтобы регулировать уровень холестерина. Он признается, что после всех этих лет, когда он был центром внимания, сейчас ему чуточку одиноко. Но он все равно счастлив.
И что самое главное: доктор Кен согласился дать интервью. Для нашей газеты. Для раздела «Воскресные развлечения».
Мой редактор со скучающим видом ковыряется ручкой в ухе.
Он говорит, что читателям не нужна история про очаровательного и талантливого ребенка, который снимался на телевидении, сделал на этом большие деньги, а потом жил долго и счастливо, и до сих пор живет долго и счастливо.
Людям не нужен счастливый конец.
Людям хочется читать про Расти Хаммера, мальчика из «Освободи место для папы», который потом застрелился. Или про Трента Льюмена, симпатичного малыша из «Нянюшки и профессора», который повесился на заборе у детской площадки. Про маленькую Анису Джонс, которая играла Баффи в «Делах семейных» – помните, она все время ходила в обнимку с куклой по имени миссис Бисли, – а потом проглотила убойную дозу барбитуратов. Пожалуй, самую крупную дозу за всю историю округа Лос-Анджелес.
Вот чего хочется людям. Того же, ради чего мы смотрим автогонки: а вдруг кто-нибудь разобьется. Не зря же немцы говорят: «Die reinste Freude ist die Schadenfreude». «Самая чистая радость – злорадство». И действительно: мы всегда радуемся, если с теми, кому мы завидуем, случается что-то плохое. Это самая чистая радость – и самая искренняя. Радость при виде дорогущего лимузина, повернувшего не в ту сторону на улице с односторонним движением.