Несущий свободу, стр. 9

– Не смертельно, – отмахнулась она. – Снимем наступление мусульман. Тоже пойдет на «ура». Нельзя участвовать во всех событиях одновременно.

Снова просвистела мина. Взрыв глухо бухнул в воде, подняв тучу брызг.

Хесус сочувственно посмотрел на нее. В налезающей на глаза каске он походил на большой гриб.

– Ханна, – терпеливо пояснил он, – этот убитый оберст – родственник ольденбуржского правителя. Карл объявляет ультиматум Альянсу – в течение недели выдать руководителей «Тигров освобождения», в противном случае рейхсвер перейдет в наступление и очистит двухсотмильную буферную зону от повстанцев. Терпение нации истощено и так далее.

– Это же настоящая война! – ужаснулась она.

– Тихо! – Он прижал палец к уху, прислушиваясь. – Ольденбург выводит своих наблюдателей!

Прижавшись к пахнущей гарью земле, Ханна включила свой ком.

8

Джон добрался до участка с большим трудом: военные Альянса оборудовали опорные пункты, едва ли не половина улиц оказалась наглухо перекрыта. Куда-то перемещались колонны солдат армии Симанго. На Западе снова постреливали, но довольно-таки вяло, можно даже сказать – как обычно. Западные окраины отделялись от города основным руслом реки и представляли собой место постоянных стычек мусульманских и католических отрядов. Туда не решались соваться даже миротворцы из регулярных частей, не говоря уже о вооруженном сброде из военных компаний, составлявшем львиную долю экспедиционного корпуса. Время от времени одна из группировок пыталась преодолеть мост и войти в город, и тогда миротворцы оттесняли их назад, создавая огневой вал из «гуманных» боеприпасов.

Вся эта территория индейцев представляла собой дьявольский слоеный пирог: в городах стояли гарнизоны Альянса и правительственных войск, чуть дальше, в предместьях, власть по ночам контролировали партизаны, а уже в двадцати километрах за городом непрерывно кипел котел кровавой каши из перестрелок, артиллерийских обстрелов, диверсий, ночных нападений и этнических чисток. Мусульманские боевики убивали католических, католические – мусульманских, и тех и других убивали анархисты, все вместе по очереди казнили активистов, врачей и местное начальство в попеременно «освобождаемых» деревнях; временами кто-то из них набирался наглости и атаковал или обстреливал позиции рейхсвера вокруг военных поселений Ольденбурга, в ответ самолеты Люфтваффе бомбили те же многострадальные деревни, а корабельная артиллерия прочесывала джунгли огнем по площадям.

Капитан Уисли, облаченный в тяжелый бронежилет, увешанный подсумками и с герметичным шлемом, притороченным к разгрузке, выглядел очень воинственно. С его появлением треп мгновенно стих.

– Господа офицеры! – скомандовал сидевший ближе всех к входу Харрис.

– Переходим на казарменное положение, джентльмены, – объявил капитан. – Отныне все выезды только в сопровождении напарника. В дополнение будете таскать с собой еще одного местного – вооруженного карабином и в броне.

Джон ощутил вибрацию – вызов коммуникатора. Тихий голос шепнул имя абонента. Он торопливо прикоснулся к шее:

– Да! Где ты?

Виноватая скороговорка Ханны ворвалась в уши. Слышимость была отвратительной:

– Джон, прости меня, ресторан отменяется. Я тут немного застряла. Я на западе.

Он услышал, как грохочут вокруг нее выстрелы. Тревога за нее вспыхнула с новой силой.

– У тебя все в порядке?

– В полном. Не волнуйся, пожалуйста, Хесус от меня не отходит. Где ты?

– В участке.

– Почему не в гостинице? Это из-за ультиматума, да?

– Об этом после.

– Береги себя. Я люблю тебя, – торопливо сказала она.

– И я.

Спохватившись, он поднял глаза и покраснел: взгляды всего взвода были направлены на него. Капитан Уисли сдержанно поинтересовался:

– Важная информация, лейтенант?

– Да, сэр, – соврал Джон, – очень. Прошу извинить, сэр.

Кто-то, кажется Харрис, насмешливо хмыкнул.

– Думаю, джентльмены, вы должны благодарить бога за то, что ваши близкие остались на родине и их жизни ничего не угрожает, – наставительно изрек Уисли.

Джон бросил на капитана благодарный взгляд.

– Продолжим. При себе иметь бронежилеты. Действовать совместно со стационарными пикетами. Никаких самостоятельных транспортировок – задержанных передавать на посты, они будут организовывать конвои. Далее: противогазы…

– У-у-у… – пронеслось по комнате.

Капитан помолчал, пережидая волну недовольства. Пожал плечами:

– Собственно, я не возражаю, джентльмены, если кто-то из вас загнется от газового снаряда. Когда придется уносить отсюда ноги, в челноке останется больше места. Не терплю тесноты.

– Да ладно, сэр, – ответил за всех Харрис. – Мы же понимаем.

– Далее: в любой момент могут объявить эвакуацию. Не отдаляйтесь от участка больше, чем на несколько километров. Регулярно поддерживайте связь с дежурным. – Он оглядел притихших людей и добавил тихо: – В конце концов, это не наша война. Я бы не хотел отчитываться за потери.

9

В маленьком магазинчике на задворках, где пахло несвежей рыбой и табаком, Хенрик купил несколько банок консервированного мяса, упаковку пива и пару пакетов овощной смеси. Долго присматривался к мясному пирогу. На несколько дней еды хватит, после все равно перебираться на новое место. Решил: буду лежать, слушать новости и читать книги. Хенрик любил читать, хотя вряд ли кто-нибудь догадывался о его хобби. При их работе человека в свободное время можно было представить где угодно – в тире, тренажерном зале, на скачках, даже на участке забоя местной свинофермы. Но читающим электронные книги, да еще философов – это вряд ли. Он усмехнулся: не делай очевидного. Жизнь напоминала ему черную воронку, он проваливался в нее все глубже, падение ускорялось – он чувствовал это; все вокруг – смех, крики, музыка, речной песок, яркое солнце – виделось словно сквозь вращающиеся стены, он жил одними только инстинктами, и каждый раз, нажимая на спусковой крючок, он мстил этому миру за бессмысленную жестокость. Он пытался понять: есть ли смысл в этом бесконечном падении?

Старуха в черном несвежем платье – должно быть, родственница владельца магазина, – стоя у окна, настороженно следила за его действиями, даже не пытаясь замаскировать свое внимание. Ожидала, наверное, что он выхватит дробовик или попытается смыться не заплатив. Он угрюмо зыркнул на нее и получил в ответ такой злобный взгляд, что морщинистая карга показалась ему посланцем дьявола.

– Вам доставить, сеньор? – поинтересовался продавец, с опаской косясь на его шрам.

Хенрик покачал головой, протягивая карточку:

– Нет. Мне недалеко. И снимите мне три тысячи наличными. Мелкими купюрами.

Продавец отвел глаза.

– Хорошо, сеньор. Заходите еще.

Взгляд старухи сверлил ему спину.

Стайка маленьких голодных бандитов окружила его со всех сторон. Проклятие этого города.

– Сеньор, помочь вам донести? Дай монетку, сеньор! Сеньор, я знаю дешевых девочек!

– Пошли прочь!

Они отстали ровно на один шаг, чтобы через секунду возобновить атаку. Их можно было убить, но отогнать – никогда. Эти дьяволята из тех, что своего не упустят, – ведь он нес покупки, а значит, деньжата у него водятся.

Хенрик вспомнил себя в их возрасте. Вспомнил, как колотил ногой в дверь ванной, и звал, и требовал, и скулил по-щенячьи. Его мама, его красавица-мама, заперлась там и вскрыла вены кухонным ножом. Ее уволили с работы, просто так, без повода. Директор школы проявил гражданскую сознательность и намекнул ей, что в их заведении воспитывается будущее нации, и он не хотел бы, чтобы к их неокрепшим душам прикасались люди, неспособные блюсти расовую чистоту. Это он об отце. Его мама – ее звали Ружица, – когда-то вышла замуж за Игнасио Вольфа, человека с нечистой кровью, метиса. Самого Игнасио месяц назад насмерть забили во дворе собственного дома митингующие молодчики из числа активистов общества «Сила и радость»; мама даже не успела снять траур. И вот она вернулась домой, приготовила обед, накрыла на стол, после заперлась в ванной, опустила руку в теплую воду и полоснула по ней ножом. Хенрик помнил вкус того обеда – переперченное мясо; помнил, как стоял и смотрел на ее бледное лицо, и почему-то его удивляла только эта странная вода – густо-красная, пахнущая железом. Он опустил в нее палец. Вода была холодной. А после его забрали в военную школу. Его королевское высочество говорил в обращениях к нации, что в Ольденбурге нет проблемы потерянных поколений. Он говорил: «Вы есть будущее. Вы будете все решать. В один прекрасный день старики исчезнут с горизонта».