Несущий свободу, стр. 77
Она судорожно вздохнула, почти всхлипнула.
– Подожди. Я буду твоей заложницей.
Он покачал головой.
– Останься здесь.
– Нет. Я все придумала. Ты выйдешь со мной, потребуешь машину.
– Тебя расстреляют снайперы, только и всего.
– Они не будут стрелять. Я гражданка Альянса.
– Им плевать на твое гражданство. Идет война. Одним трупом больше – кто их считает? К тому же они могут счесть тебя сообщницей. А я убил полицейского.
В слабом свете она едва различала его лицо. Он смотрел на нее с улыбкой отца. Ее била дрожь. Он сказал из темноты:
– Ты улыбалась во сне.
Она скатилась с кровати. Босая, подбежала к нему.
Он глухо сказал:
– Мне бы надо ударить тебя, чтобы твоя дурь прошла. Чтобы ты сознание потеряла. Тогда они в тебя точно не выстрелят. Не подумают, что мы заодно. Только я не могу. Даже если меня за это пристрелят, все равно не могу.
– Тебя и пристрелят, если не сделаешь, как я хочу.
– Ты ведь это для того делаешь, чтобы я до Юнге добрался? – спросил он с надеждой.
Она с готовностью кивнула.
– Ты точно сумасшедшая, – произнес он с нежностью, какую трудно ожидать от человека, смирившегося со смертью.
– Так ты согласен?
– Вот только план твой никуда не годится, – сказал он.
Сердце ее сорвалось, зачастило, совсем как тогда, в тумане.
72
Водитель бессовестно дрых, запрокинув голову, грохот струй по крыше глушил его храп. Мутный серый свет едва просачивался снаружи: стекла фургона запотели. Все вокруг было влажным, нереальным; промозглая сырость норовила пробрать до костей. Лерман зябко поежился, представив, каково сейчас парням на улице.
Наушник сипло произнес:
– Первый, дождь усиливается. Видимость ухудшилась.
Он неприязненно посмотрел на водителя, перевел взгляд на зависшее в воздухе отображение оперативной карты, впустую пощелкал сенсором переключения каналов, поморщился в досаде: «стрекозы», задавленные неизвестными помехами, по-прежнему гнали муть. Кашлянул, прочищая горло. Принимать решение не хотелось, не хотелось заставлять ребят вылезать из-под хилых укрытий и топать сквозь ливень, по колено проваливаясь в промоины. Но он не собирался давать зверю отлежаться. Зверя нужно держать в напряжении, чтобы к утру его нервы стали похожи на провисшие веревки.
– Второй и Пятый, ответьте.
– Второй слушает. Пятый… на связи… – голоса звучали, словно со дна озера.
– Доложите обстановку.
– Обстановка… я мокрый, как бобер. Ни черта не вижу, – гнусаво ответил Кабот.
– Второй: все в норме. Наблюдаю окно с тыла. Света нет, – четко, по-военному доложил Гомес.
– Сдвигайтесь вперед. Займите позиции по углам.
– Мы что, атакуем?
– Нет, там же девчонка. Просто держите выходы в поле зрения. В доме могут быть заложники, без команды не стреляйте. Третий, Четвертый – видите их?
– Видим, видим.
– Сохраняйте визуальный контакт. Следуйте за ними.
– Ясно, Первый.
– Второй, Пятый, подтвердите.
– Выполняю. Принял, – вразнобой откликнулись голоса.
Точки на карте медленно пришли в движение.
– Первый – Шестому.
– Слушаю, Первый.
– Смена позиций. Поставь «зверя» напротив входа. И еще двоих в переулок с тыла.
– Все равно не видно ни зги.
– Шестой, выполняйте.
– Ладно, отбой. – В голосе старшего группы поддержки, невысокого коренастого сержанта, сквозило недовольство.
Лерман наблюдал, как мерцают вокруг зеленого прямоугольника здания значки, обозначающие его людей. Хуже нет, чем идти в дело с незнакомой командой, подумал он в который раз: парни из патрульных машин ему не нравились. Уж больно себе на уме, слова лишнего не выжмешь. Неизвестно, что выкинут, когда поднимется пальба.
Значки на карте еще двигались, когда мельтешащие прямоугольники, как по волшебству, сменились размытыми картинками – это заработали «стрекозы». Шум дождя, переданный их микрофонами, ворвался в машину, и Кабот прокричал, казалось, над самым ухом:
– Двери! Двери открываются!
Водитель дернулся от рева динамиков, недоуменно огляделся, приходя в себя.
– Первый – всем внимание! – сказал Лерман. И сразу же, меняясь в лице: – Не стрелять – выходит женщина! Повторяю: не стрелять!
Он приник к экрану: в световом прямоугольнике дверей женщина казалась обнаженной, «стрекозы» транслировали ее с разных ракурсов, лицо ее было искажено, в гримасе страха он не сразу разглядел, что губы ее шевелятся:
– На мне взрывчатка… мина… не стреляйте…
Голос ее был едва различим: все орали одновременно, голоса из оперативного пульта эхом отдавались в наушнике, бубнили снайперы, запрашивая инструкции. Он заставил всех заткнуться.
– Всем внимание! Не высовываться – он только этого и ждет!
– Я Шестой, предмет на груди заложника опознан: армейская пленочная мина, текущий статус не определен.
Лерман ощутил, как рубаха липнет к спине.
– Ждать. Всем ждать. Выслушаем его требования. Внимание, я выхожу.
Водитель повернул голову, на лице его появилось недоумение:
– Лейтенант… это верная смерть. Та штука… она даже бетон плавит, – запинаясь, сказал он.
Лерман молча открыл дверь. Дыхание перехватило: остро пахнуло свежестью. Резиновый пол под ногами заиграл брызгами. Бурлящий поток, пенясь, бил в колесо, точно в форштевень корабля.
– Ты что, спятил? Да она же с ним заодно!
Но он уже принял решение. Не отвечая, пригнул голову и шагнул под косые струи. Жесткий дождевик взорвался грохотом, брюки мгновенно промокли. Он прищурился, побрел на свет, прикрыв глаза одной рукой и вытянув другую вверх; что-то незримое подталкивало его вперед, он переступал непослушными ногами помимо воли, осторожно нащупывал опору для каждого шага. Ну я и идиот, думал он. Надо было отправить робота. Робот его разнесет. Роботу все нипочем. В клочки. На маленькие-маленькие кусочки.
Нога поехала на мокром камне, он оступился, едва не потерял равновесие. Почему-то казалось: стоит споткнуться, и непрочная оболочка, пузырь страха, которым он окружил себя, лопнет с оглушительным звоном, и тогда ему нипочем больше не подняться. Тридцать метров пути показались ему бесконечными. Наконец он остановился у ступеней невысокого каменного крыльца. Лица девушки было не различить – свет бил в глаза.
– Я не вооружен! – крикнул он. Ему никто не ответил.
– Не стреляйте… на мне мина… – как заведенная, шептала неясная фигура.
Картины недавней бойни стояли перед глазами. Он помнил: тому, кто внутри, терять нечего. Он пересилил себя и сделал шаг наверх.
Он посмотрел в ее белое от страха лицо. Заученные формулы испарились, как не было. Он сказал:
– Ты не бойся. Думаешь, я не боюсь? Черта с два, в жизни так не трусил.
– А где Джон? – спросила она. – Он здесь?
– Он в Управлении. Я отвезу тебя к нему. Он ждет.
– Стой где стоишь. Руки держи на виду, – произнес невидимый голос.
– Хорошо. Я не вооружен.
– Мина сработает в случае моей смерти. Снять ее тоже нельзя.
– Я понял. Чего ты хочешь?
– Машина с водителем. Без оружия. Без погони. Два бронежилета. Девчонка поедет со мной. Если все будет, как скажу – я сниму мину. Минута на размышления.
Лерман посмотрел направо, где за углом скорчились неясные тени. Наушник что-то яростно шептал на разные голоса.
– Какие у меня гарантии?
– Никаких, – ответил голос. – Только мое слово.
Лерман усмехнулся.
– Время уходит, – напомнил голос.
– Верьте ему, – взмолилась девушка. – Пожалуйста!
И вдруг Лерман увидел беглеца. Тот стоял, прижавшись к стене, в одной руке пистолет, в другой – коробочка дистанционного пульта; его напряженная фигура с сумкой через плечо отражалась в большом настенном зеркале справа от входа. Каменная кладка глухой стены защищала его спину. Изготовившись к стрельбе, он стоял так, чтобы контролировать и дверь в половину хозяев, и узкую лестницу на второй этаж, и девушку у входа. Он был недосягаем с улицы, нечего было и думать, чтобы попасть в него парализующей пулей: в такую погоду это трудновато даже с более доступной мишенью. Лерману подумалось, что эта поза могла означать лишь одно: парень знает, что его загнали в угол и готов продать свою жизнь подороже. Стать, уверенность, с какой он держал пистолет, выдавала профессионала.