Несущий свободу, стр. 52
52
– Этот туман тоску нагоняет, – сказала она. – Можно, я включу музыку?
– Мне все равно.
«Я вам верю, Альберто», – надо же… Он не ощутил раскаяния, когда солгал ей: ему приходилось делать это и раньше. Решил: пускай ее последние часы на этом свете не будут омрачены страхом. Она не будет бояться смерти, ей не будет больно. Она не успеет испугаться, миг – и уже на небесах. Надо только отыскать укромное место, где ее тело не обнаружат достаточно долго. В конце концов, она заслужила легкую смерть: избавила его от необходимости генерировать страх. Он устал, боль мешала ему сосредоточиться, работа желез истощала и без того измученное тело.
Как она испугалась, когда поняла, что он убийца! Наивная. Если бы она знала, сколько крови он видел, она не захотела бы сидеть с ним рядом, предпочла бы умереть. По меркам чистого цивилизованного человека он настоящий монстр, кровожадное чудовище. Таким, как он, нет места в обычном мире. Обычные люди умирают на больничных койках; реже – от несчастных случаев, от разных там катастроф или слетевших с катушек грабителей. Такие как он – в грязном болоте, с пустым желудком и с ненавистью ко всему вокруг. Этот ее лейтенант может пойти в театр после службы или даже съездить в отпуск на курортную планету, может позволить себе беззаботно поваляться на солнышке. А ему не позволено пройтись по улице без разрешения. Таких, как он, держат подальше от нормальных людей. Познакомиться с женщиной – целая проблема, личные связи под запретом, приходится идти на нарушения и насиловать околдованных чипом дурочек. Пускай ночь с ним останется для них лучшим воспоминанием в жизни – это все равно изнасилование, как ни крути. Он словно инкуб, одурманивающий беспомощную жертву.
Слава богу, она больше не тряслась, исчез этот удушливый запах страха. Он видел, под растерянной улыбкой она прячет неприязнь и брезгливость. Конечно, подумал он, что общего у нее с таким, как я. Он почувствовал себя мальчишкой-официантом, обслуживающим богатых туристок в пляжном ресторанчике: они смотрели на него как на мебель, их роскошные загорелые тела были от него за миллион километров.
– Это случайно вышло, я не хотел его убивать, – словно оправдываясь, сказал он. – С виду он казался крепким, кто ж знал, что у него такие слабые кости?
Музыка тихо струилась, скрадывая шум мотора, грязные дома остались позади, исчезли выбоины – они ехали к центру. Хенрик прочел табличку: Улица Регат. Вокруг было полно припаркованных машин, но среди них ни одной красной. Все без толку, устало подумал он. Боль в груди пульсировала на разные лады.
– Так мы можем колесить до самой смерти, – сказала Ханна. – Хотя бы спрячьте револьвер. Только выдаст вас. Все равно от него никакого толку.
Резкий гитарный аккорд напомнил ему об одиночестве. «Свобода – это совсем другое слово для тех, кому нечего терять…» – грусть в голосе певицы разбередила незнакомые чувства, расшевелила слежавшиеся на дне души пласты.
Они выехали на набережную, справа потянулось озеро, его гладь терялась в тумане, мелкие волны выплескивались на галечный пляж. Бетонные столбы, опутанные кольцами колючей проволоки разрушали идиллию, все вокруг умерло, выглядело брошенным века назад, только одинокий солдат, сгорбившись, прятался за стеной из отсыревших мешков с песком.
– А вы и вправду историю изучали?
Он следил за тем, как солдат кутается в пончо, мокрый зеленый пластик казался политым маслом. Мулатка в бикини завлекающе улыбалась с рекламного щита.
– Скажете тоже. Разве только на своей шкуре. Если человек от рождения не как все, ему ничего не светит.
– А что в вас такого необычного? – спросила Ханна, удивленно и горько.
– Да перестаньте вы притворяться!
– И не думала.
– Вот только не надо этих ваших сказок про равноправие, – сказал он презрительно. – Если бы это было правдой, цветные со всего света не съезжались бы в эту дыру.
– Кажется, я поняла. Вы о цвете кожи. «Ерунда. Ничего особенного».
Щит скрылся в тумане. Потянулись одинаковые дома. Ерунда. Моего отца убили за эту ерунду. А потом и мать.
Наверное, его лицо исказилось, потому что она спросила:
– Что с вами?
Хенрик ответил:
– Смотрите вперед!
– Да вам же совсем плохо.
– Какое вам дело до меня?
– Не такая уж я и черствая. А вы мне пока ничего дурного не сделали. Разве что напугали до дрожи в коленках.
Он сказал, глядя в сторону:
– Просто устал. Ваш дружок гонит меня, как зайца. Поесть бы сейчас.
– У меня есть бутерброды, – с готовностью откликнулась Ханна.
«Ну и как это будет выглядеть – съем ее бутерброды, а потом выстрелю ей в спину?»
Он покачал головой:
– Не нужно.
На улицах уже было полно людей. Из кафе с мокрыми столиками потянуло холодным дымом и уксусом; усатый человек расставлял стулья.
– Я не заметила ни одной красной машины. А вы?
– Я тоже. Разворачивайтесь. Едем на окраину. Слишком много любопытных.
Нищий в рваном армейском дождевике устраивался у стены на куске старой фанеры; он оторвался от своего занятия и с любопытством проводил взглядом незнакомую машину.
– Жаль, что вам приглянулся именно мой джип, – говоря это, Ханна грустно улыбалась. – Теперь пропало интервью – больше мне его не найти.
– Кого?
– Рамиреса. Такой шанс раз в сто лет выпадает. Мне обещали интервью с самим Рамиресом.
Он покосился с любопытством:
– Какой-нибудь политик, да?
– Если бы. Он из «Тигров Симанго». Из-за которых весь сыр-бор. Плакала моя сенсация.
– «Тигры». – Ему стало смешно, даже боль не могла заглушить нестерпимое желание высказать ей всю правду. – «Тигры»? Я не могу!
И он хрипло захохотал, прижав руку к груди.
– Ну и надули же вас, милая!
– И что здесь смешного? – нахмурилась Ханна.
– Да они… да это же выдумка… пшик… их и в природе-то нет…
– Но мне обещали. Надежный человек. Интервью с Гербом Рамиресом.
Он закашлялся и замолчал. На глазах его выступили слезы.
– Больно? – спросила она. В голосе ее слышалось участие; она словно нарочно будила в нем стыд.
Хенрик кивнул, больше не притворяясь сильным.
– Ничего… уже недолго. – Он достал из кармана крохотный пузырек, закинул в рот красную капсулу. Пожевал губами. – Вас просто выманили из Пуданга. Придумали сказку. Я ведь не соврал на КПП – белые женщины здесь в цене.
– Откуда вы знаете про боевиков, Альберто? Вы ведь… – Она смутилась. – Я хотела сказать…
– Да уж знаю! – Даже сейчас глупая гордость не покидала его. – Думаете, я бандит? Дешевая шпана, что грабит прохожих?
Бестелесный шепот возник в голове: «Закрытая информация».
Он вздрогнул и замолчал.
– Нет, на уличного грабителя вы не похожи. Свободно говорите по-английски. Рассуждаете о музыке. – Она задумчиво взглянула на него. – Кто вы, Альберто? Вы террорист?
Он молчал.
– А как выглядит тот человек, которого вы ищете?
– Ну, со мной у вас тоже не выйдет. Никаких интервью.
– Я спросила просто так. Не из профессионального интереса. Вдруг я замечу его. Ведь тогда вы меня отпустите?
Он не слушал, пытался понять, как быть дальше.
– А зачем он вам? Что вы с ним сделаете, когда найдете?
Он раздраженно поморщился:
– Слишком много вопросов.
– Я не хочу становиться пособницей убийства.
Странное дело, ему захотелось как-то обелить себя. Доказать ей, что он не хуже других. Объяснить, что он тоже имеет представление о чести. Чувствовать ее страх и брезгливость было невыносимо.
Он усмехнулся печально:
– С детства рыжим не доверяю. Я не грабил того толстяка. Меня подставили. Этот рыжий. Не знаю, зачем ему это. Но хочу узнать. Арго его фамилия. Фальшивка, конечно, но другой я не знаю. Пока не знаю.
– Почему бы вам тогда не сдаться, Альберто? Я могла бы поговорить с Джоном. Я знаю, вы не любите полицию, но он честный человек.
– Честный коп? Ну вы и сказали.