Несущий свободу, стр. 38

– Я о твоем знакомце. Об Арго. Давай его номер, быстро!

– Я не знаю его номера! Истинная правда, сеньор!

– Если ты шутки со мной шутишь, я тебе глаза выколю, сволочь.

В ужасе Родриго уставился на кончик ножа, пляшущего перед самым носом. Вот холодное лезвие коснулось кожи под глазом, он дернулся, пытаясь отстраниться, но только плотнее прижался спиной к недавно установленной стенной панели. Нож вдавился в кожу. Родриго бессильно замер. Он узнал лицо с экрана. Теперь, вблизи, он разглядел его в деталях, правда, шрама на нем не было, только едва заметная белая полоска.

– Пожалуйста, сеньор! – прошептал Родриго. На границе сознания мелькнуло: не может быть, это происходит не с ним; грабители орудуют по темным подворотням, а у него солидное заведение с полицейским контролем; на улице яркое солнце, за окном снуют прохожие; он недавно сделал ремонт; не забыть бы завтра починить камеры наблюдения; да, и обязательно выбросить гарнитур… где же, наконец, эти копы! – Я никому не расскажу! У меня дети…

– Еще бы ты рассказал… – Глаза у незнакомца были пронзительно-голубые.

Родриго захрипел и ухватился за стальную руку, вцепившуюся ему в горло. Перед глазами замельтешили прозрачные червячки. Оторвать эту руку было все равно, что вырвать из земли телеграфный столб. В груди зародился обжигающий шар, сначала он был крохотный – совсем песчинка; пульсируя, он быстро рос, распирал внутренности, пытаясь найти выход, наконец, беззвучно взорвался, затопив весь мир красным.

Хенрик вытащил из мертвого кулака смятые деньги и привычно вывернул карманы трупа.

36

Свидетельница оказалась старой женщиной в толстом шерстяном платье: носатая, нервно потирающая руки, с маленькими слезящимися глазками; при ходьбе она сильно сутулилась и мелко кивала головой в такт шагам, напоминая хитрую ворону. Темное лицо только подчеркивало неприятное сходство.

– Значится, я сидела у окна, – я всегда в это время сижу у окна, – смотрела на улицу. Мой сосед, как приходит с работы, сразу норовит мусор из окна выбросить, что его дочь насобирала; так я ему кричу, чтобы он не выкидывал его на дорогу, а хотя бы в подвал снес: домовладельца давеча оштрафовали за грязь, он меня подозревает, старый осел. Так и говорит: ты, Марианна, если гадить в проезде будешь, так я тебе квартплату увеличу, будешь платить как за целую семью, даром что одна как кол. А где мне денег взять? Вот я и вздумала соседа караулить. Вы ведь из полиции, так? Вы пойдите, дайте ему в морду, он другого не понимает. – Женщина осуждающе посмотрела на Джона, будто именно он был виноват в свинском поведении соседа.

Лерман за спиной у свидетельницы знаками показывал ему: заканчивай, лейтенант, не видишь разве, какой из нее свидетель?

– Кому в морду, домовладельцу? – терпеливо поинтересовался Джон. Он знал по опыту, что порой такие вот полусумасшедшие способны подметить важную деталь, на которую не обратили внимания десятки совершенно нормальных людей. Надо только набраться терпения, с такими людьми нельзя нахрапом, страха у них нет: они живут в своем собственном мире, у них своя система приоритетов, этот же мир для них чужд, он оделяет их лишь презрением. Неудивительно, что они стараются отгородиться от него стеной фантазий. Кстати, проявленное уважение и подчеркнутое внимание помогают раздвинуть эту стену; в практике Джона бывали случаи, когда замкнутые на себя нищие калеки указывали, куда скрылся преступник, и называли точные приметы, стоило лишь присесть рядом и уважительно поздороваться.

– Да нет же! – рассердилась женщина. – Соседу! Нвонко его зовут. Маленький, похож на обезьянку. Черный, как пес. И дочка – вся в него.

– Тоже черная?

– Нет, такая же грязнуха, – припечатала старуха. Лерман кусал губы, сдерживая смех.

– Понятно, сеньора. Мы остановились на том, что вы смотрели на улицу, – напомнил Джон.

– Ну и что? Разве это запрещено? Я могу смотреть, куда захочу!

– Конечно, сеньора. Это ваше законное право, – ровным голосом отвечал Джон. – Однако вы сказали нашему сотруднику, что видели, как все произошло.

– Конечно! Я же не слепая!

– Не могли бы вы рассказать мне, что именно увидели, сеньора?

– Нашли дуру! Я ценный свидетель. Требую вознаграждения. – И старуха торжествующе уставилась на Джона, гордо выпятив морщинистый подбородок.

Кабот, не сдержавшись, заржал во всю глотку. Лерман с досадой отвернулся: лейтенант со своими книжными штучками только попусту теряет время. Даже Гомес не сдержал улыбки.

– Сеньора, – проявляя чудеса сдержанности, начал Джон, – я даю слово офицера: если ваши сведения будут представлять ценность, я заплачу вам.

– Сколько?

– Согласно прейскуранту – сто реалов, – солгал Джон.

– Двести!

– Договорились.

– Покажите деньги! – потребовала старуха.

– Вот, сеньора. Все без обмана.

Он быстро огляделся вокруг, оценивая обстановку. Пожарные уже залили огонь и уехали, остов машины теперь лишь слабо парил, над ним уже колдовали эксперты, полицейские никого не пропускали к месту взрыва. Патрульные из местного участка прочесывали квартал в надежде выловить парочку мародеров. Детективы в толпе опрашивали свидетелей. За оцеплением тянули шеи любопытные. Явилась пресса – Джон услышал, как скрипнул тормозами неказистый белый автобус с тарелкой на крыше. У перекрестка поднялась суматоха, должно быть, ушлые парни пытаются сунуть мелкую взятку сержанту, чтобы просочиться к месту происшествия. Он поежился: опять придется отбиваться от назойливых, точно мухи, камер. Подумал запоздало: надо бы позвонить Ханне, и сделать это раньше, чем она увидит новости и начнет сходить с ума от беспокойства за него.

– Этот ваш, как его – мордастый…

– Простите, сеньора, – спохватился Джон. – О ком вы говорите?

– Вы меня совсем не слушаете! – осуждающе произнесла старуха.

– Нет-нет, вам показалось. Меня ненадолго отвлек коммуникатор. Продолжайте, пожалуйста.

– Тот мордастый, что в машине сидел, вышел и пошел сюда, между домами.

Лерман внезапно заинтересовался рассказом и придвинулся ближе.

– Зачем? – спросил он.

Женщина усмехнулась и покачала головой:

– А еще полицейские. Такие вопросы женщине задаете…

– Мы не имели в виду ничего дурного, сеньора, – торопливо вмешался Джон. – Но нам важно знать все до мелочей.

– Зачем, зачем. Пожурчать, знамо дело. Повадились мне под окно нужду справлять – дышать по ночам нечем!

– Так-так. А дальше?

– Дальше? А чего дальше-то? Дальше Кривой Пепе подкрался к нему да и огрел кирпичом. А вся их шайка набежала и утащила его. Раздели, должно быть: они давно этим промышляют – Пепе нигде не работает, только самогон хлещет, а все равно в обновках щеголяет. Совсем народ распустился!

– И где он сейчас?

– Как где? Забрал ключи от вашей колымаги, сел в нее с дружками и был таков. Только далеко не уехал, – старуха мелко захихикала, тряся головой. – Бог его молнией покарал. Я едва не ослепла от божьего огня. Должно быть, у Него терпение истощилось от этого безобразия.

Лерман знаком подозвал остальных.

– Вы неверно меня поняли, нас интересует не грабитель, сеньора, а тот, на кого они напали, – уточнил Джон.

– Где ему быть. В подвале, наверное, валяется. Вход со двора.

Джон перевел дух. Кабот и Гомес без команды исчезли в проулке.

– Франциско, давай за ними. Побудь снаружи, на всякий случай.

– Понял, лейтенант.

– Вот, сеньора, держите! – торжественно произнес Джон, доставая из бумажника две купюры. – Вы нам очень помогли. Все, как договаривались.

Деньги исчезли в мгновенье ока, будто их и не было. Женщина воровато оглянулась по сторонам.

– Приятно иметь дело с интеллигентным человеком, – изрекла она важно.

Он только покачал головой: жизнь человека за двести реалов, надо же!

Кубриа вывели в одних трусах. Голова у него была окровавлена, он волочил ноги, как пьяный, товарищи поддерживали его под руки.