Безумный бог, стр. 77

Тем не менее, в моей груди забрезжила надежда.

А за моей спиной раздался пронзительный крик Рухи, плюхнувшейся в лохань с угрями. Я не отрывал взгляда от Тиры. Она остановилась у алтаря, сунула факел в пустое гнездо, затем достала ключи и поднесла их к стене. На потолке открылся люк, тогда Тира протянула руку и достала раскладную лестницу.

– По-моему, ты вдоволь нагляделся, Малик. – Физул зацепил мою шею своим деревянным шестом и подтянул к медной лохани. – Не хочешь ли присоединиться к Арфистке?

Я открыл рот, чтобы заверить его что, мол, не хочу, но не произнес ни звука – ведь он украл мой голос. Тогда я лишь покачал головой.

Физул расхохотался и вновь переключил внимание на лохань с угрями. Пошарив в бурной воде деревянным шестом, он выудил ведьмину голову. Вуаль она успела потерять, и вид у нее был неважный: она прикусила язык, окровавленные зубы были стиснуты, глаза закатились, так что виднелись одни белки. Но для меня не было зрелища прекраснее, ведь ведьма потеряла сознание, точно так, как я, когда в первый раз оказался в лохани. Надежда засияла сильнее.

Физул снова оттолкнул Руху в воду, любуясь, как она мечется. Я выждал. Сердце Кайрика захлюпало как безумное, словно почуяв, какой хитрый план созрел у меня в голове.

К тому времени, когда Тира вернулась к хозяину, неся увесистый том в кожаном переплете, Физул натешился вдоволь. Он зацепил крюком Руху и отошел назад от лохани, наполовину вытянув потерявшую сознание ведьму из воды.

Я подлез под шест и сунул руки в воду. Два угря мгновенно обвились вокруг запястий. По рукам пробежал ужасный разряд, и пальцы впились в тела скользких тварей. Судорога сковала руки, я лязгал зубами, во рту разлился вкус миндаля, но сознание я не потерял.

– Малик! – завопил Физул. – Что ты делаешь?

Я выдернул руки из лохани, по-прежнему сжимая пару угрей. Я набросился сначала на Тиру, и скользкие твари укусили ее прямо в лицо. Она выронила факел, книгу и ключи, открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. Колени ее подкосились, но, прежде чем она упала на пол, я уже повернулся к Физулу.

Верховный Тиран отбросил шест, и Руха так и осталась висеть на бортике лохани. Я продолжал размахивать руками, нацелившись Физулу в бок. Угри сделали свое дело: Физул вытянулся в струну, рухнул на пол и разбил себе нос, забрызгав кровью каменные плиты. Я начал трясти кандалами над его телом, угри отлипли от меня и обвились вокруг его рук и ног.

Тут начала стонать Тира, с трудом пытаясь подняться на колени. Я снова сунул руки в лохань, поймал еще парочку угрей и стряхнул на ее тело. Она сразу замолчала. Я совершенно не представлял, как долго угри проживут без воды, зато знал по собственному опыту, что даже небольшой разряд обезвредит Физула и Тиру на несколько минут.

Я обернулся и увидел, что ведьма по-прежнему висит на краю лохани. Тело ее подрагивало, и я понял, что, по крайней мере, еще один угорь остался в воде, обвившись вокруг ее ног. После всех бед, что она на меня навлекла, мне следовало бы столкнуть ее в воду – пусть бы себе утонула, но в Калимшане говорят: «Враг моего врага – мой друг».

Я решил оставить Руху в лохани, не сомневаясь, что когда Физул с Тирой очнутся и обнаружат пропажу, то примутся пытать ведьму еще ужаснее, чем меня.

Я выхватил из-под дрожащих рук Тиры драгоценную книгу. Это было увесистое собрание страниц; переплетенное в черную кожу, украшенную десятком темных солнц и ухмыляющимися черепами вокруг священного знака Кайрика. Украшения странно смотрелись на книге, сочиненной Огмом, но Ринда написала в своем дневнике, что эти украшения были необходимы, иначе Физул не смог бы потихоньку пронести фальшивый том мимо жрецов Кайрика. Я, зная за собой привычку красть не те книги, открыл первую страницу, чтобы посмотреть, не постигла ли меня новая ошибка.

Как я и надеялся, первые страницы оказались пустые. Будучи неумелым рассказчиком, не знающим, как растянуть простое предложение на три или четыре абзаца, Огм создал жизнеописание Кайрика не только лживым, но и коротким; чтобы сделать «Истинное жизнеописание» максимально похожим на «Кайринишад», Ринде пришлось оставить первые страницы пустыми.

Я держал в своих руках цель святого паломничества, реликвию, ради которой столько вынес, – «Истинное жизнеописание Кайрика»!

Я мог бы призвать Кайрика сразу, стоя там перед алтарем с символом Йахту Звима, и попытаться, не сходя с места, излечить Единственного от безумия. Но такое оскорбление хозяину храма не осталось бы незамеченным. Крестник Бэйна презирал нашего Темного Повелителя, и хотя Звим обладал ничтожной силой по сравнению с Кайриком, бог все-таки остается богом, тем более разозленный бог. Мне не нужны были эти осложнения, ибо даже при наилучшем раскладе потребовалась бы вся хитрость и деликатность, чтобы вынудить Единственного прочесть труд Огма —

Я поднял с пола ключи Физула и освободился от наручников с кандалами, но не воспользовался ни одной тряпкой, чтобы прикрыть наготу, так как не хотел иметь дело с угрями, обвившимися вокруг моих врагов. Предоставив Рухе и дальше плескаться в медной лохани, а Физулу и Тире метаться по полу, я загасил все факелы в зале, оставив лишь один, чтобы освещать себе путь, и повернул к проходу, через который охранник ведьмы покинул храм.

Не успел я шагнуть в туннель, как услышал вдалеке пение и шаги множества людей. Звиму, конечно, могли поклоняться только дураки, но и у них хватило бы ума задержать голого человека с такой книгой под мышкой, как «Истинное жизнеописание». Я сразу отступил к лестнице, которую Тира спустила с потолка, и забрался по ней в каменистый проход, ведущий в личные покои Верховного Тирана.

Трудновато мне пришлось. «Истинное жизнеописание» я зажал локтем, за перекладины цеплялся одной рукой, а в другой держал факел. Несколько раз я соскальзывал и был вынужден цепляться за лестницу, так близко поднося к себе факел, что его пламя подпалило с одного бока мои волосы. Только благодаря защите Тира на моем лице не появилось ужасного ожога. Вскоре я достиг конца шахты и сунул голову в темную затхлую комнату.

Мигающий факел осветил комнатушку с каменными стенами и полом из грубо сколоченных досок, в темных углах я разглядел кровать, стол и еще кое-что из мебели. Единственный звук, который здесь слышался, – шипение моего факела; в комнате парил свинцовый холод, какой обычно стоит в помещениях, не знающих солнечного света. Я отложил в сторону книгу, забрался внутрь и принялся искать дверь.

К своему огорчению, никакой двери я не обнаружил. Был, правда, старый дверной проем за письменным столом, но он оказался заложен кирпичами. Я оглянулся на раздвижную лестницу, полагая, что есть еще шанс спрыгнуть в зал и поискать другой ход, но это не решало проблемы со стражей.

Снизу, из зала, раздался стон Физула. Видно, угри отползли или подохли без воды, во всяком случае, возвращаться туда было поздно. Я захлопнул люк и задвинул засов. Потом, не думая о собственной наготе, – разве не все мы наги перед богами? – я открыл рот и воскликнул: «Кайрик, Единственный и Вездесущий!»

Ни единого звука не донеслось до моих ушей.

Следующие слова, которые я попытался произнести, были гораздо более мирские. Я совсем позабыл о колдовстве Физула, заставившего молчать мой язык. Сердце в груди так и упало. Как же мне вызвать Единственного, если я лишился голоса?

Я рухнул на колени, сцепив руки перед собой. Наверняка Кайрик услышит мою немую молитву – ведь он, в конце концов, бог!

Кайрик, Властелин Убийства, Принц Раздора!

Ничего не произошло, разве что Физул начал стонать громче. Внутри у меня поднялась волна гнева. Какое право имела Судьба отвернуться от меня, беспомощного смертного, мелкой сошки в играх богов?

Я обошел комнату в поисках хоть какого-то средства, чтобы дать сигнал Единственному. Наткнулся на сундук с одеждой, но не удосужился переворошить ее. Даже если бы наряды оказались мне впору, у меня не было времени на такую роскошь!