Немецкие подводные лодки во второй мировой войне, стр. 16

14. СЛУЧАЙ С «ЛАКОНИЕЙ»

Между 16 и 19 августа 1942 года из портов Бискайского залива в море под командой опытных офицеров вышли для давно запланированных действий у Кейптауна четыре крупные подводные лодки IХс серии и один подводный танкер. Это были лодки «U-68», «U-504», «U-172», «U-156» и подводный танкер «U-459». Все вместе они двигались на юг. До 5 градуса южной широты им разрешалось действовать по собственному усмотрению, но далее к югу они должны были атаковать только такие цели, которые имели первостепенное значение; этим достигалась внезапность первого удара у Кейптауна. Приблизительно в этом районе 12 сентября «U-156» потопила английский пассажирский пароход «Лакония» (19 695 тонн), который использовался английским адмиралтейством в качестве войскового транспорта и согласно изданному в Англии «Справочнику по вооруженным торговым судам» имел 14 орудий. Впоследствии при допросе офицера-артиллериста с «Лаконии» выяснилось, что судно было вооружено восемью орудиями, в том числе двумя калибром 150 миллиметров, и, кроме того, имело зенитное вооружение, глубинные бомбы и гидролокаторы. Когда пароход пошел ко дну, командир «U-156» неожиданно услышал крики о помощи на итальянском языке. От спасенных членов команды «Лаконии» командир «U-156» узнал, что на борту парохода находились итальянские военнопленные. В дальнейшем англичане признали, что на «Лаконии», помимо 436 человек английского экипажа и 268 английских отпускников с 80 женщинами и детьми, было еще 1 800 итальянцев-военнопленных и 160 пленных поляков. О потоплении «Лаконии» мне стало известно в 00.12 13 сентября из полученного по радио донесения. «Хартенштейн, — говорилось в донесении, — потопил английское судно „Лаконию“, к сожалению, с 1 500 итальянскими военнопленными. Квадрат ЕТ 7721, курс 310 градусов. Спасено 90 человек. Топливо — 157 куб.м, торпед 19. Ветер — пассат, 3 балла. Прошу дальнейших распоряжений». Получив эту радиограмму, я принял решение, которое шло вразрез с международными нормами ведения войны на море, ставившими интересы ведения боя над интересами спасения пострадавших. Согласно этим нормам спасать тонущих следовало только в том случае, когда это не мешало кораблю решать поставленные перед ним задачи. Я не знаю случаев, чтобы корабли английского или американского флотов поступали иначе. Американский адмирал флота Нимиц, выступая на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля, заявил по этому поводу следующее: «По общему признанию, подводные лодки Соединенных Штатов никогда не занимались спасением людей, если это увеличивало опасность для лодки или мешало ей выполнять боевые задачи» (Internationales Militartribunal, Band 40, Seite 10). Я же принял небывалое решение, распорядившись немедленно начать спасение людей, и в результате из 811 англичан, находившихся на борту «Лаконии», было спасено 800 человек, а из 1 800 итальянцев — 450 человек. В связи с этим пришлось приостановить движение подводных лодок, направлявшихся к Кейптауну, и полным ходом направить их спасать людей. 13 сентября главнокомандующий ВМС передал мне через начальника штаба руководства войной на море, что он одобряет мое решение, но с тем условием, что лодки, участвующие в спасении людей с «Лаконии», не подвергнутся большой опасности. Капитан 1 ранга Путткамер из штаб-квартиры Гитлера сообщил мне в свою очередь, что фюреру не хотелось бы срывать действия подводных лодок у Кейптауна и что участвующие в опасении людей лодки нельзя ставить под угрозу. К месту потопления «Лаконии» я направил еще две подводные лодки, действовавшие у Фритауна («U-506» и «U-507»), а также попросил командующего итальянской подводной флотилией в Бордо направить туда итальянскую лодку «Капеллини», действовавшую неподалеку, что он и выполнил. Поскольку взять на борт всех спасенных и доставить их в Германию было невозможно, я решил отвести подводные лодки со спасенными людьми к побережью Французского Берега Слоновой Кости и там высадить пострадавших. Однако штаб руководства войной на море сообщил мне, что правительству Виши передана просьба о высылке военных кораблей из Дакара для принятия на борт спасенных. Подводная лодка «U-156» вначале оставалась одна в районе потопления «Лаконии». В первую ночь на борт взяли 193 человека (англичан и итальянцев), а утром 13 сентября еще 200 человек подобрали и рассадили по спасательным шлюпкам, на которых еще оставались свободные места. Еще вечером 12 сентября в 22.22 радист «Лаконии» передал на волне 600 метров открытым текстом сигнал бедствия, указав при этом свои координаты и сообщив, что пароход атакован торпедами. В 22.26 с тонущего парохода послали вторую, на этот раз кодированную радиограмму на волне 25 метров, к которой открытым текстом было сделано добавление, подтверждавшее, что пароход действительно атакован торпедами. Утром 13 сентября в 06.00 командир германской подводной лодки «U-156» на волне 25 метров передал радиограмму следующего содержания: «Если какой-нибудь корабль пожелает оказать помощь экипажу „Лаконии“, я не стану атаковать его при условии, если сам не буду атакован с моря или с воздуха. Имею на борту 193 спасенных. 4 градуса 52 минуты южной широты, 11 градусов 26 минут западной долготы. Германская подводная лодка.» В 06.10 радиограмму повторили на международной волне 600 метров. Все это не оставляет и тени сомнения в том, что английское командование знало о потоплении «Лаконии» и о принятых нашей подводной лодкой мерах к спасению людей. Донесение Хартенштейна, в котором сообщалось, что на борту у него находятся 193 человека с «Лаконии», усилило мои опасения за судьбу направленных туда лодок. Но поскольку я решил попытаться спасти тонущих, мне хотелось довести начатое дело до конца, невзирая на указание штаб-квартиры фюрера и предупреждение главнокомандующего ВМС не ставить лодки под угрозу. Я считал, что смогу взять на себя полную ответственность за последствия. Поэтому а 00.27 13 сентября по радио передали следующий приказ: «"U-156» остаться вблизи места потопления. Быть готовой к погружению. Подводным лодкам, идущим к месту происшествия, брать на борт столько людей, чтобы лодки не теряли способности к погружению». 14 сентября в 07.40 я передал новый приказ «U-156» и остальным лодкам: «Брать на борт такое число людей, чтобы лодки оставались полностью боеспособными». Между тем правительство Виши согласилось выслать к месту гибели «Лаконии» французские военные корабли. Таким образом, все лодки, за исключением «U-156», оказались свободными и могли вести запланированные действия у Кейптауна. 14 сентября в 07.40 лодкам приказано было «продолжать поход в южном направлении, если на борту у них нет подобранных с „Лаконии“. Задача спасения людей с „Лаконии“ возлагалась на „U-156“, а также на „U-506“ и „U-507“, которые подходили из района Фритауна. 14 и 15 сентября они одна за другой прибыли к месту потопления и тотчас же занялись спасением людей и выводом шлюпок и плотов к пункту встречи с французскими кораблями. „U-156“ к тому времени уже имела на борту 260 спасенных. Почти половина из них была передана на „U-506“, так что на „U-156“ осталось всего 55 итальянцев и 55 англичан, в том числе пять женщин. „U-507“ также была переполнена подобранными с „Лаконии“. 16 сентября в полдень произошло событие, которое командир „U-156“ в „Журнале боевых действий“ изложил следующим образом: „11.25. Перед самым подходом двух остальных лодок над нами курсом 70 градусов пролетает четырехмоторный самолет с американскими опознавательными знаками. Показывая свои мирные намерения, укрепляем на мостике наклонно большой флаг (2*2 метра) Красного Креста. Самолет пролетает над нами, затем долгое время кружит в стороне. Пытаемся выяснить у него, откуда он и нет ли поблизости каких-либо судов. Ответа не получаем. Самолет разворачивается и уходит на юго-запад. Через полчаса он внезапно снова появляется над нами. 12.32. Над нами самолет того же типа, что и первый. Пролетает на высоте 80 метров прямо по носу лодки. С интервалом в три секунды сбрасывает две бомбы. У нас обрывается кормовой буксирный трос с четырьмя шлюпками. К этот момент на шлюпки падает новая бомба. Одна из шлюпок перевертывается. Самолет некоторое время кружит неподалеку, а затем бросает четвертую бомбу в 2 000 — 3 000 метрах от нас. Новый заход-еще две бомбы. Одна из них разрывается прямо под центральным постом лодки. Рубку закрывает темный водяной столб. Центральный пост и носовой отсек докладывают о появлении течи. Приказываю надеть спасательные пояса и всех англичан посадить в шлюпки. Затем распоряжаюсь высадить и итальянцев . 13.11. Передаю по радио сигнал бедствия на четырех различных волнах. Повторяю его трижды на каждой волне. Возвращаюсь к шлюпкам и пересаживаю на них всех, кто еще оставался на борту лодки. Центральный пост и носовой отсек докладывают о прекращении течи. 13.45. Погружаемся, устраняем дифферент и курсом 270 градусов отходим. 16.00. Повреждения по возможности устранены. Поломки: заело зенитный перископ; командирский перископ не поворачивается; вышли из строя семь элементов батарей; сорван фланец магистрали водяного охлаждения дизеля; сломан радиопеленгатор; гидроакустические станции не работают. Следует отметить отличную работу технического персонала, тщательно проверяющего оборудование и устраняющего повреждения.“ Об этом событии командир „U-156“ доложил по радио 16 сентября в 23.04 следующее: „При буксировке четырех шлюпок, переполненных спасенными, подвергся атаке американского „Либерейтора“, сбросившего пять бомб, несмотря на хорошую видимость и небольшую высоту полета, позволявшие летчику видеть укрепленный на мостике большой флаг Красного Креста. Оба перископа не работают. Прекращаю спасение. Высаживаю с лодки всех лишних. Ухожу в западном направлении. Произвожу ремонт.“ Получив это донесение, я тотчас же передал ему следующий приказ: „00.19. 17 сентября. Ни в коем случае не подвергать лодку новой опасности. Принять меры к устранению повреждений. Прекратить всякие спасательные работы. Отбросить мысль о том, что противник может пощадить лодку…“ После нападения на „U-156“ с военной точки зрения было вполне правильным прекратить спасение людей. Воздушный налет на „U-156“ показал, какой большой опасности подвергаются подводные лодки, переполненные людьми. У меня в штабе по этому поводу состоялось довольно бурное совещание, участники которого справедливо подчеркивали безответственность дальнейших попыток спасти людей. И все же я не мог решиться прекратить уже начатые меры по спасению. Я, конечно, понимал, что вся ответственность ляжет на меня, если при повторных атаках какая-то лодка окажется поврежденной или погибнет. Не вызывало сомнений, пожалуй, только одно. Благодаря переданным с „Лаконии“ сигналам бедствия и открытой радиограмме командира „U-156“ противник, безусловно, знал о потоплении парохода и о тяжелом положении оставшихся в живых. И тем не менее за четыре дня, истекших с момента, когда начали спасать людей, он не только ничего не предпринял для оказания помощи пострадавшим, среди которых было около 1 000 англичан и поляков, но, наоборот, использовал эту возможность для нападения на наши подводные лодки. При таком, мягко выражаясь, отсутствии интереса у английского командования к судьбе своих людей я, разумеется, не мог не взять на себя огромной ответственности, приказав лодкам продолжать, несмотря на большой риск, спасение людей. Однако я разрешил спасать только итальянцев как наших союзников. 17 сентября в 01.51 был передан такой приказ: „"U-506“ и „U-507“. Быть в постоянной готовности к погружению, обеспечив себе полную боеспособность в подводном положении. Имеющихся на борту спасенных с парохода пересадить в шлюпки. На борту оставить только итальянцев. Идти к месту встречи с французскими кораблями и там передать им спасенных. Принять меры предосторожности от внезапных налетов авиации противника и атак подводными лодками». Боясь, что командиры «U-506» и «U-507» могут оказаться такими же легковерными, как и командир «U-156», и не полагаясь на защиту флага Красного Креста, я передал им 17 сентября следующее указание: «Флага Красного Креста не поднимать, так как это не предусмотрено международными правилами и ни в коей мере не гарантирует лодке безопасность, особенно при встрече с англичанами». Очень скоро я окончательно убедился в том, что с военной точки зрения было ошибкой продолжать спасение людей. 17 сентября в 12.22 «U-506», имевшую на борту 142 человека с «Лаконии», в том числе несколько женщин и детей, бомбардировал тяжелый гидросамолет противника. Только бдительность сигнальщиков спасла лодку от гибели. Три бомбы, сброшенные самолетом, разорвались в тот момент, когда лодка была уже на глубине 60 метров. Ничего не сделало английское командование для спасения своих людей и в течение дня 17 сентября. В назначенной точке наши подводные лодки встретились с французскими военными кораблями «Аннамит» и «Глуар» и передали им спасенных. По рассказам итальянцев, после атаки «Лаконии» англичане наглухо закрыли все выходы из жилых помещений, где находились военнопленные, и, применив оружие, пресекли попытку итальянцев овладеть шлюпками («Журналы боевых действий» подводных лодок «U-156» и «U-507»). Этим и объясняется, почему было так мало спасено итальянцев. После того как подобранных с «Лаконии» передали на французские корабли и все действия по спасению людей, длившиеся несколько дней, были закончены, я решил, что никогда в дальнейшем не буду рисковать лодками и их командами, поручая им подобные задачи. В этот период военных действий на море можно было ожидать появления самолетов противника повсюду и в любое время. И это обязывало нас действовать соответствующим образом. За несколько дней, предшествовавших потоплению «Лаконии» (со 2 по 12 сентября 1942 года), в моем дневнике появился целый ряд записей об обнаружении самолетов противника, об их атаках подводных лодок и о потерях подводного флота, обусловленных действиями авиации противника во всех морских районах. Командирам лодок снова и снова указывалось, что они недостаточно серьезно относятся к воздушной опасности. И все же я постоянно убеждался в том, что, несмотря на мои указания, они недооценивали воздушной угрозы. Командиры лодок вели себя слишком беспечно, считая, что лодка находится в полной безопасности, когда в небе не видно самолетов противника. Не случайно в момент появления самолета они оказывались в совершенно безнадежном положении. Ведь чтобы убрать вахтенных с мостика и погрузиться, лодке требовалась целая минута. А за это время самолет пролетал по крайней мере 6 000 метров. Таким образом, сигнальщик подводной лодки должен был обнаружить самолет противника самое меньшее на расстоянии 6 000 метров, чтобы погружение имело какой то смысл. Однако исчезновения лодки с поверхности воды было еще недостаточно. Требовалось, чтобы лодка ушла на такую глубину, которая обеспечивала бы ей защиту от бомб. Практически это означало, что самолеты противника следовало обнаруживать на предельных дистанциях видимости. Поэтому, находясь в надводном положении, подводная лодка должна была двигаться в полной готовности к срочному погружению. Кроме того, ей следовало идти с максимальной скоростью, так как чем выше скорость хода подводной лодки, тем меньше времени требуется на ее погружение. Далее, на мостике надо было оставлять только вахтенных, чтобы в случае необходимости быстрее освободить верхнюю палубу. Но всего этого можно было достигнуть только в хорошую погоду, то есть при чистом, безоблачном небе. В условиях же плохой видимости все полностью исключалось. Ни одного из этих требований нельзя было выполнить и тогда, когда лодка занималась спасением людей. В этом случае двигатели лодки всегда были застопорены, а весь экипаж находился на верхней палубе, оказывая помощь терпящим бедствие. Ни о какой готовности к срочному погружению в это время не могло быть и речи. Любое нападение с воздуха ставило такую лодку в безвыходное положение. Авиация противника становилась все более вездесущей, поэтому любые спасательные мероприятия лодок превращались в самоубийство. Мои неоднократные указания, касающиеся спасения людей только в случаях полной безопасности для лодок, оказались теперь несостоятельными. Это достаточно наглядно показал случай с «Лаконией». Еще 17 сентября в 19.03 я получил радиограмму от «U-507», атакованной в полдень с воздуха. В ней говорилось: »…17 сентября 19.03. Передал итальянцев на «Аннамит». Старший штурман «Лаконии» и несколько английских офицеров оставлены на борту лодки. Семь шлюпок с 330 англичанами и поляками (среди них 15 женщин и 16 детей) оставлены в квадрате FЕ 9612. Женщины и дети одну ночь провели на борту лодки. Все спасенные получили горячую пищу, согревающие напитки и одежду. Некоторым сделаны перевязки. Еще четыре шлюпки — в квадрате FЕ 9619. Координаты обеих групп шлюпок сообщены на «Глуар», который тотчас же ушел на их поиск…» Очевидно, стремление оказать потерпевшим помощь вело к тому, что опасность для лодки и ее экипажа сильно возрастала. После потопления «Лаконии» я поставил на карту судьбу лодок только для того, чтобы спасти людей, а в то же самое время противник рисковал жизнями своих соплеменников-англичан, чтобы уничтожить германские лодки, занимавшиеся их спасением. В силу этого мне пришлось отдать приказ, который исключал возможность повторения подобных случаев и отнимал у командиров подводных лодок право самостоятельно оценивать воздушную обстановку и принимать решение о том, стоит спасать людей или нет. При этом ни предполагаемая, ни действительная обстановка в воздухе не могла служить оправданием для такого решения. 17 сентября командиры подводных лодок получили следующий приказ: «Запрещается предпринимать любые попытки к спасению команд потопленных кораблей и судов, то есть вылавливать тонущих, передавать их на спасательные шлюпки, возвращать в нормальное положение перевернутые шлюпки, снабжать пострадавших провизией и водой. Спасение противоречит самому первому правилу ведения войны на море, требующему уничтожения судов противника и их команд.» На Нюрнбергском процессе этот мой приказ, запрещающий спасение людей, был охарактеризован английскими обвинителями как зверский, требовавший от командиров лодок преднамеренно уничтожать экипажи судов и кораблей. Даже Международный военный трибунал четырех союзных держав, призванный вершить суд над побежденным противником, не мог поддержать этого заявления английских обвинителей. Благодаря этому ни действия германского подводного флота, ни изданные лично мной директивы, касающиеся ведения войны на море. Нюрнбергским процессом осуждены не были. Из многих тысяч боев, проведенных германскими подводными лодками, только один-единственный раз командир лодки совершил преступление. Потопив пароход противника, командир «U-852» пытался артиллерийским огнем разбить плавающие на поверхности воды обломки судна. Он делал это, чтобы противник не смог заметить эти обломки с воздуха и по ним обнаружить подводную лодку. Таким образом, заботясь о безопасности корабля, командир подводной лодки в своих действиях зашел слишком далеко, не пощадив при обстреле обломков и самих потерпевших. Но все это не спасло «U-852», которая была уничтожена авиабомбами противника. Ее экипаж, пересевший в резиновые спасательные лодки и имевший раненых, сам был обстрелян с воздуха из пулеметов. Командира «U-852» и других офицеров с этой лодки английский военно-полевой суд приговорил к расстрелу, и 30 ноября приговор был приведен в исполнение. О том, что Экк обстрелял обломки потопленного им судна, а также об обстоятельствах, при которых была уничтожена его лодка, я узнал только после окончания войны, в Нюрнберге. Я не одобряю действий Экка, потому что истинный солдат не позволил бы себе уклониться от принципов нравственности, на которых строится бой. Однако во время допроса в Нюрнберге я сказал по этому поводу следующее: «Я хотел бы еще раз указать на то, что перед Экком стояла весьма трудная проблема. Он нес ответственность за лодку и вверенный ему экипаж, а подобная ответственность на войне значит многое. Поэтому предположение, что в ином случае его лодку обнаружат и уничтожат, было вполне обоснованным, так как в этом же районе и в то же время, насколько я помню, бомбардировкам подверглись четыре наши подводные лодки. Таким образом, если к подобному решению Экка привело такое предположение, то любой германский военно-полевой суд, без сомнения, учел бы данное обстоятельство. Мне кажется, что с окончанием войны люди стали смотреть на вещи несколько по-иному, и никто не желает принимать во внимание ту огромную ответственность, которая лежала на несчастном командире этой лодки.» Тот факт, что опасность нападения с воздуха серьезно возросла и приказ, запрещавший спасение и ослаблявший таким образам угрозу лодкам, был вполне своевременным, подтверждается и дальнейшими событиями. Все три подводные лодки, участвовавшие в спасении людей с «Лаконии», к сожалению, впоследствии были уничтожены авиацией противника вместе с экипажами. Английские обвинители и враждебная нам пропаганда на весь мир громогласно заявили, что мой приказ, связанный с «Лаконией», является преступным актом. А между прочим, то обстоятельство, что Международный военный трибунал, в состав которого входили американцы, англичане, французы и русские, не присоединился к этому определению в вынесенном им приговоре и что действия германского подводного флота и его командования не могли быть и не были осуждены на Нюрнбергском процессе, до сегодняшнего дня утаивается от мировой общественности.