Без пощады, стр. 37

— Ну, вот, теперь мы скоро доберемся и до города, Уинни. Ах, как я рад! Наверное, не меньше меня радуешься и ты, приятель, а?

Так говорил Джек-Прыгун, обращаясь то к сестре, шагавшей рядом с ним, то к своему ослику, как всегда, тащившему на своей натруженной спине пару больших корзин.

На этот раз мы встречаем брата и сестру не на одной из форестских дорог, а на пути к Бристолю, высокие здания которого начали уже вырисовываться вдали.

Можно было подумать, что животное поняло слова своего хозяина: осел с оживлением поднял голову, весело тряхнул своими длинными ушами и прибавил шагу.

— Ну, до города еще добрых три мили, — заметила девушка. — Нескоро еще доберемся до него.

— Нам нужно попасть в него не позже семи часов, — продолжал Прыгун. — Авось поспеем.

— Поспеем, если нас ничто не задержит, — проговорила девушка, с беспокойством оглядываясь вокруг.

— Ну, что же может задержать нас? — возразил ее спутник, отирая рукавом куртки вспотевший лоб. — Губернатор в Глостере сказал, что здесь мы если и встретим кого, то разве только разъезды наших солдат. Хорошо, кабы так… Ах, как стало теперь неприятно путешествовать! Каждую минуту так и жди, что на тебя налетят эти королевские сорванцы. Если бы нам давеча не посчастливилось незаметно прошмыгнуть мимо той компании, которая сломя голову неслась в Берклей, и моя деревяшка была бы прозрачной, то я мог бы лишиться не только последней ноги, но, пожалуй, и головы. Ну, а здесь, полагаю, не так страшно. Эта сторона пока еще в руках у наших…

— Ну, ты не очень надейся на это, Джек, — возразила сестра. — Пока мы не попадем в город, нужно всего опасаться. Разве ты не слыхал, как говорили бывалые люди, что королевские драгуны рыщут по всей стране. Их главарь, принц Руперт, прямо какой-то бешеный зверь: давит народ конями, стреляет в людей из пистолета, словно в лесную дичь. Как бы и нам не попасть здесь в какую-нибудь беду, Джек. Меня томит какое-то предчувствие… Впрочем, быть может, оно и ошибочное…

— Будем надеяться, что оно ошибочное, Уинни. Пока ведь с нами ничего не случилось особенного, хотя, конечно, можно наткнуться на беду и перед самым городом. Но, Бог даст, с нами ничего не случится такого… Не забывай, что если мы попадем благополучно в город и выполним поручение, то и пользу получим хорошую. Мы сразу заработаем столько, сколько нам не выручить и за целый год нашей торговлей. Разве это не важно для нас с тобой, Уинни, как ты думаешь, а?

— Конечно, важно, иначе я ни за что не отправилась бы в такой дальний и опасный путь, — согласилась девушка.

Говоря так, она, однако, кривила душой. Главная цель предпринятого ею с братом действительно рискованного и дальнего путешествия была иная: в Бристоле девушка надеялась встретить человека, которого не видела уже несколько месяцев и который был ей дороже всего на свете. Этот человек, как, вероятно, уже догадался читатель, был Роб Уайльд, местный браконьер. Он стал солдатом и, произведенный вскоре за особое отличие в чин сержанта народной гвардии, состоял в числе мелких командиров бристольского гарнизона.

— Бодрись, Джинкем, бодрись, дружище! Скоро доберемся до отдыха и вот как накормим тебя! — поощрял Джек осла.

И они все трое ускоренным шагом продолжали путь, мечтая каждый о своем: безногий — о награде, которую он должен получить в Бристоле, девушка — о свидании с близким другом, а осел — об отдыхе и обещанном корме.

Пока наши путники шагают, бросим беглый взгляд на разыгравшиеся события.

Это случилось вскоре после взятия Сиренстера принцем Рупертом, когда все население города было почти поголовно истреблено, без различия пола и возраста, а уцелевшие в резне были уведены или, точнее, уволочены в Оксфорд в качестве «приятного» зрелища для короля. Чтобы встретить это «триумфальное шествие», король в сопровождении всех своих придворных и сподвижников, отбыл из этого города, хотя и вмещавшего в своих пределах много высших учебных заведений, но больше хваставшегося своим просвещением, нежели обладавшего им в действительности. Почти десять миль проехал этот нарядный сброд, желая поскорее насладиться зрелищем сотен несчастных пленников, полунагих, босых, окоченевших от зимнего холода, покрытых ранами, облепленных грязью дорог, по которым их гнали, как скотину на рынок.

Один беспристрастный историк — во всяком случае, не сторонник парламента, — так описывает эту ужасную картину:

«Связанные попарно, пленники сгонялись в Оксфорд. Король в сопровождении своих ближних дворян, генералов и толпы городской черни отправился им навстречу. Бесконечной вереницей тянулись пленники по дороге, окруженные кавалерией. Среди пленников находились дворяне, солдаты, земледельцы и горожане. Вся окрестность дрожала от гула лошадиного топота. Пленники местами брели по колено в грязи. Конвойные подстегивали их и гнали, как баранов на бойню. Многие были покрыты ранами, все были страшно измучены. Среди этой толпы страдальцев особенно выделялась трагическая фигура почти нагого человека, сидевшего на лошади, которую вел на поводу один из конвойных. Несчастный не мог держаться на ногах, ему поневоле была оказана эта милость, т. е. его просто бросили на спину лошади. Это был совсем еще молодой, очень красивый человек. Несмотря на свое состояние, он все-таки старался сидеть прямо. Молодое тело было усеяно множеством зияющих ран, из которых струилась алая кровь. Когда этого умирающего юношу подвели к королю, одна старушка-горожанка крикнула: „Что, получил свое, негодный изменник?! Хорошо тебя отделали?“ Юноша окинул старушку укоризненным взором, хотел что-то возразить, но тут же свалился с лошади и умер…»

Таково было зрелище, которым принц Руперт развлекал своего дядю после взятия Сиренстера. «Мягкосердечный», как его называли льстецы, король глядел на весь этот ужас без малейшей жалости во взгляде, а его свита оскорбляла несчастных пленников разными непристойными шутками, смехом, глумленьем, в то же время славословя и поздравляя бесчеловечных «победителей».

Падение Сиренстера было сигналом к падению еще целого ряда таких важных пунктов, как Тьюксбери, Мальмсбери, Девайзес, занятых прежде войсками парламента. Даже превосходно укрепленным замкам Седлей и Берклей пришлось сменить и гарнизон, и развевавшиеся на их сторожевых башнях флаги и знамена. Вообще, сторонники парламента в это время были окружены со всех сторон.