Булыжник под сердцем, стр. 32

Но ничего не началось. Шон откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы:

– Хорошо – только без обид, босс, лады? Не хочу расстраивать наших милых дам своими… идеями. Так что простите – мужские разговоры, сами понимаете. Парни – они вечно такие. Извините, никого не хотел – ну, типа, обидеть. – И он снова безрадостно улыбнулся, а Гейб взял пиво и от души глотнул, не обращая на Шона внимания. И сколько нам мириться с этим козлом, подумала я. Джейми, детка, да выгони его.

Джейми вскочила и засуетилась:

– Ладно вам, хватит. Мальчики, не спорьте. Честно говоря, меня от этого всего в дрожь бросает. Бедные девушки – мне вот кого жаль, господи, какой ужас. Страшно подумать. Ладно, пора ужинать. Лили, поможешь накрыть стол?

Когда мы принесли тарелки, Гейб с Шоном уже обсуждали футбол – не дружелюбно, но хотя бы в глотки друг другу не вцеплялись. Гейб мне даже подмигнул, когда после кофе Джейми и Шон ушли наверх «поговорить».

– Ну, что скажешь? – спросила я, всем сердцем желая, чтобы наверху «разговаривали» мы с Гейбом.

– Да он молокосос – я такое в городе каждый раз слышу. Идиоты. Когда такие понты, сразу видно, что человек слабак, зуб даю. Спецназ, «тайные операции» – видали мы таких. Похоже, у него, бедняги, просто не встает.

Я покраснела. Прямо в точку.

– Строго между нами, у них и впрямь проблемы.

– Неудивительно. Впрочем, это их дело. А этот Шон какой-то, ну, типа, незрелый. Хотя не худший вариант – мы и не такое видали. Помнишь Доджера? Господи. Впрочем, долго они не продержатся – слишком разные, да и Шон не в ее вкусе, не из этих, типа, встал и погнали. Послушай, Лили, может, это хороший знак – Джейми ищет себе парня помягче. Может, она успокаивается?

– Но Бен говорит…

– Я знаю, что говорит Бен. И Моджо. Этот ваш приятель – полное дерьмо, когда дело касается черных, геев и проституток, – тут я ни словом не возражу. Но я же говорю, значит, они долго с Джейми не пробудут. Джейми не позволит ему опускать друзей и нести всякий расистский бред.

– Знаю, но он на самом деле никогда – ну, он как-то выкручивается. Дело же в том, какой он сам, он, ну, он…

– Да ладно тебе, Лили. Нельзя полюбить весь мир. И мы все знаем, ты считаешь, нашей девочки вообще никто недостоин. Шон – смазливый проходимец, всего-то. Плюнь.

В тот вечер перед уходом Гейб на прощанье меня поцеловал. Нет, ничего такого – просто в щеку. Он обнял меня – и мне показалось, что сейчас я грохнусь в обморок. Он меня поцеловал впервые за все эти годы – даже по-дружески. Господи, ребячество, но это дало мне надежду. Вдруг однажды мы с ним, может быть… Ну да ладно.

24

Наутро Джейми сияла, как Мушка с банкой йогурта, и я поняла – они слились в экстазе. Я вопросительно подняла бровь, и Джейми счастливо кивнула.

Медленно, но верно Шон перебирался к нам. Сначала его вещи появились в крохотной ванной – россыпь мужских, смердящих дезинфекцией причиндалов – гель для душа, бритвенный набор, несколько огромных бутылок дезодоранта, вонючий крем после бритья, – которыми он, к счастью, почти не пользовался. Вокруг мусорного ведра обломками кораблекрушения дрейфовали пластиковые коробочки от одноразовых контактных линз, а по углам серыми кучами валялись грязные спортивные носки.

Как-то вечером я вернулась от матери и услышала жуть какой грохот и скрежет из подвала. Я открыла дверь и заорала вниз:

– Эй, кто там? Что происходит?

Шон подошел к подножию лестницы и победно мне ухмыльнулся:

– Да так, ничего, Лили. Навожу тут порядок. Хочу поставить тренажеры и гантели – удобно, а?

– Шон, здесь вещи мистера Сулеймана – их нельзя выкидывать. Не знаю, кто тебе разрешил, но… – Я запнулась – я знала, кто ему разрешил.

– Не беспокойся, я все вещи сложу в угол – здесь куча места. Получится настоящий тренажерный зал, можешь тоже тут заниматься – Джейми сказала, что хочет попробовать.

Я ушла в гостиную и врубила телевизор на максимум, чтобы не слышать грохота. Типично – тренажерный зал. Шон так гордится своим накачанным телом. Уже теплело, и при малейшей возможности он шлялся по дому в серых штанах. Не отрицаю, тело у него было потрясающее – рельефная и гладкая безволосая грудь, накачанные бицепсы и живот. Правда, ноги, к моей радости, уродливые; и еще Шон обгрызал ногти на руках. Фу.

Постепенно Шон вселялся в наш дом, а мы с Моджо выселялись. Я разорилась на мобильник. Я долго сопротивлялась: это недешево, и к тому же мне не хотелось выглядеть как торговка, но я волновалась из-за мамы. В конечном счете, мы не нищие, да и мне спокойнее, если родители всегда могут со мной связаться. Я дала номер Гейбу. На всякий случай, вдруг позвонит из Бостона. Или вдруг ему когда-нибудь понадобится…

Отношения… Нет, не отношения, даже не знаю, как сказать – взаимная неприязнь Моджо и Шона все углублялась. Вы спросите, почему мы не съехали? Просто мы привыкли к таким персонажам, и обычно они задерживались месяца на два, не больше. Стоит подождать, думали мы, и в один прекрасный день – абракадабра! – и Шон исчезнет в облаке дыма.

Но Шон не исчезал. Иногда сваливал на недельку-другую – бесконечные необъяснимые «семейные» проблемы или спортивные мероприятия с невидимыми друзьями. Иногда они ругались с Ее Светлостью, и Шон сматывался – намекая, что ему есть к кому пойти. Конечно же, к Людоедке из Элмсфорда, мисс Лизе Тейлор. Лично я ему не верила. Будь она и впрямь такая жестокая, не пускала бы его в дом без вопросов посреди ночи с «адидасовской» сумкой грязного белья. Нет, я думала, Шон таскается домой к мамочке, mater dolorosa [51], безутешной Розали, страдающей мадонне.

Когда не было концертов, я ехала к маме с папой, а чаще к Бен и Лонии – лишь бы не сидеть весь вечер перед теликом с нашими голубками. Джейми совершенно прекратила читать, потому что Шон от этого нервничал и ревновал. Она бросила писать по той же причине. Так что они сидели и пялились в ящик или ходили в кино посмотреть на очередного перекачанного героя Брюса, Арни или Жан-Клода [52]. Честное слово, я не понимаю, что Джейми нашла в Шоне. За исключением внешности – либо эгоизм, либо занудство. Но Джейми говорила, что нужна ему, что внутри он просто большой ребенок, который пытается найти себя в этом запутанном мире. Нуда, а я тогда – Кейт, нахуй, Мосс [53].

Впрочем, не одна Джейми клюнула на его сомнительное очарование. Если вам показалось, что Шона все ненавидели, спешу вас расстроить – это не так. Гейб и другие парни (минус Моджо) считали его немного размазней – но чего еще ожидать от такого красавчика? Они с удовольствием вели с ним мужские разговоры и не понимали, чем он мне так не нравится.

Наши подруги разделились ровно напополам: Лонни с Беном на одной стороне и натуралки – на другой. Хуже всего вышло с Дженни, чья влюбленность в Шона пугающе развивалась и в конце концов вылилась в неприятный инцидент.

Обычно Шона ни за какие деньги не выгонишь из «его» любимого кресла у камина – если это не нужно ему. Но однажды мы все – даже Ее Светлость – решили для разнообразия сходить в «О'Райли». Сначала Шон отказался, но, когда Джейми нарядилась, вдруг передумал и, прособиравшись целую вечность и нас задержав, потащился с нами.

Мы вошли в зал под металлическое завывание изуродованной «Звезды Нижнего графства» [54] и присоединились к Бен, Лонцу, Магде, Дженни и ее парню Гаю, которого мы окрестили Цезарь (Гай = Гай Юлий Цезарь = Цезарь… правда, смешно?). Цезарь – интересный, невысокий и крепко сбитый парень с мужественным лицом, такого легче всего представить в тренче и фетровой шляпе. Работает на буровой вышке. Нам он нравился, и мы каждый раз с нетерпением ждали, когда его отпустят на берег. Дженни – брэдфордская Грейс Келли [55]: красивая, холеная, белая – клубная красавица в легком платье, мини-кардигане и убранными в узел волосами. Они с Цезарем – классная пара, как в старых голливудских фильмах: ироничный парень и красавица.