Булыжник под сердцем, стр. 23

– Господи, Джейми, он же очередной кусок дерьма, ты что, не видишь? Почему ты, блядь, слепая? Ты все на свете видишь замечательно, а себя никак. Господи… господи, Джейми, ты же красавица, мы все так считаем, и возраст тут ни при чем. Ты говоришь как старуха, ты… – Но слов не осталось; я стояла напротив нее, кипя от ярости и сжав кулаки.

Джейми в ужасе посмотрела на меня, лицо бледное, в глазах боль:

– Лили, прости, я – э – я не хотела тебя расстраивать. Господи, прости меня, я не знаю, почему ты так, прости. Лили, не надо, ты меня пугаешь. Это – это из-за Гейба? Потому что я и этот парень, а ты и Гейб?… Он же любит тебя, и он однажды это поймет, вот увидишь…

Не может быть! Она знала про Гейба! И ничего не говорила!

Я была в шоке:

– Как ты… о чем ты?

– Дорогая, я знаю, что ты его любишь. Но я никому не говорила и не скажу, честное слово. По тебе все видно, сестренка, даже гадать не надо. По крайней мере мне, я вас обоих знаю. Больше никто не догадывается. О Мо-джо не беспокойся – ему и без того есть о чем думать. Лил, Лил, я люблю тебя и люблю Гейба. Это будет, блин, лучший подарок на свете, если вы сойдетесь, правда! Пожалуйста, не завидуй, прошу тебя, все будет хорошо. А этот парень из бара – да черт с ним вообще! Забудь. Пойдем есть. Ты меня простила – правда? Ну скажи – правда?…

Я была поражена; в шоке. Мало того что Джейми знает о Гейбе – она к тому же считает, что я завидую ее успеху с этим парнем. Матерь божья, просто невероятно! Я пробурчала что-то неразборчивое и как зомби добрела до «Розы Кашмира».

Я ела масалу, не чувствуя вкуса, пока Джейми весело болтала, радуясь, что ее «простили».

Я была так поражена, что совсем забыла о мистере «Тимберленды», мистере Супер-Цивиле. Меня интересовало только одно – что теперь делать с Джейми? Конечно, с утра все наладится, однако, видимо, плохая из меня вышла мисс Сама Секретность. Но пока Гейб ничего не знает – а Джейми уверяла, что он не знает, одно слово – мужчина, – ничего страшного. Я справлюсь, все под контролем. Джейми можно доверять – она не трепло.

В общем, я забыла о Шоне. В дневнике лишь короткая запись: «21.10.95.… Дерьмовая ночь, и очередная Ошибка Дж. на горизонте…» И все.

Я совсем забыла про Шона – черт, как бы ему это не понравилось!

19

На той неделе у нас намечалось всего одно мероприятие – радио-чат и интервью для радио «Кёркстолл» города Лидз в понедельник. Национальное местное радио, если понимаете, о чем я, но от этого не легче. Они выделили Джейми, потому что она участвовала в кампаниях против СПИДа и просто потому, что она не умеет говорить «нет». Лично я послала бы их на хуй: местное радио всем известно своей непроходимой тупостью, отсутствием корректности и наглостью – именно в таком порядке. Радио «Кёркстолл» слушают шесть с половиной человек, а понтов – как у Службы национальной безопасности.

Они оказались в своем репертуаре – сплошь идиотизм и плоские шутки. Джейми они окрестили – я не шучу, – «местной брэдфордской знаменитостью, готической королевой альтернативной комедии, прославившейся своими ядовито-розовыми волосами и ядовито-черным юмором…» И все в таком духе. Розовые волосы, черный юмор… Дебилы. Потом я сгребла администратора и спросила, какого черта они так представили Джейми, они же, типа, видели ее вживую, – ну и где у нее розовые волосы и готический прикид? Девица извивалась и пресмыкалась, но ей определенно было плевать на подобную оплошность и на репутацию Джейми; извинения – не более чем спазматические судороги. Я сидела в коридоре и хваталась за голову: «интервью» напоминало спектакль в детском саду.

– Джейми, ты смеешься надо всем, но есть одна вещь, к которой ты относишься предельно серьезно, верно? Да, это СПИД. Многие наши слушатели прислали нам вопросы о СПИДе, они интересуются, действительно ли СПИД существует? Или уже нет? Можем ли мы забыть об ужасных презервативах? – Здоровый смех. – А если серьезно, Джейми, что вы, как борец со СПИДом, думаете об этом? Вы пытаетесь притормозить сексуальную жизнь в стране? Или СПИД – только проблема геев? Телефонные линии свободны, ребята, так что не забывайте звонить, рады будем услышать ваше мнение…

И так почти десять минут с рекламными дырками. Джейми как-то сумела сохранить спокойствие и не покусать ведущего. Я бы покусала. Затем Джейми вышла, пылая праведным гневом, и редактор программы рассыпалась в извинениях, что ведущий не упомянул о Центре взаимопомощи и консультации по проблемам СПИДа, изза которого, мы, собственно, и пришли.

По дороге домой Джейми вела себя необычайно тихо. Мы решили заглянуть в единственное в Брэдфорде арт-кафе «Эспрессо» и выпить кофе. Подождали, пока официантка прекратит надувать губки и крутить челку и решит нас обслужить (не «Эспрессо», а настоящая «Дохлая улитка»). Джейми сидела и смотрела в окно, подернутое струями дождя.

– Да забей ты на это радио, сестренка, – начала я. – Ты была на высоте, а ведущий выглядел идиотом. И я заставила редактора поклясться, что в конце упомянут о Центре, все будет хорошо.

– Я не об этом. Вернее, не только. Я вообще обо всем. Лили, тебя это все не беспокоит? Новый юмор и все прочее. Везде только деньги, деньги, деньги; забудь о творчестве и росте. Посмотри на афишу концерта в Ноттингеме. Я, блядь, прямо какой-то динозавр! Этот придурок Лайам О'Хара подошел ко мне и сказал, какая я смелая, раз с таким материалом выступаю. Смелая! Он имел в виду, я слишком старомодна; сейчас никому не нужно то, что я говорю. Они все как она! – Джейми ткнула в нашу официантку, местный вариант Лолиты. – Их интересуют только клубы и экстази. Давайте вмажемся геры-чем, это будет клево. И ни слова о политике, нам политика не интересна. Нас все устраивает, потому что у нас все на мази, только у лузеров все плохо, потому что они лузеры. Посмотри на нее – это будущая революционерка? Нет. Блин, да она сблюет, если упомянешь о феминизме. Сблюет. Знаю, кое-кому я нравлюсь. Хотя бы моим «болельщикам», они приводят друзей, и те такие: «Супер, это здорово, почему вы не на телевидении? Почему не знамениты?» Нет, черт возьми, знаменита – как самая большая дура.

Девочка-официантка шлепнула на стол две ультрамодные огромныеколотые чашки с омерзительным ультрамодным кофе и удалилась. Джейми тяжело вздохнула и, поморщившись, отхлебнула горькую жидкость:

– Везде как в этой дыре, – сказала она, поставив салатную чашку на фиолетовую клеенку. – Без портков, но с зонтиком. Жуть как артистично, но кофе воняет и стоит втридорога. Типа для богемы, но видела, как на нас посмотрели? И на сцене то же самое: на словах одна альтернативность, а на деле – только бы ничего не изменилось, только бы все на радость имущим, а неимущие пошли нафиг. Господи, послушай меня, сколько можно оставаться последним динозавром? Эта страна мне сердце разбивает, сестренка, честное слово…

Джейми было плохо, и я не могла ее винить. Я бы подписалась под каждым ее словом, и не только я, но, черт, как нам найти сторонников, если мы не телезвезды? Сейчас телевидение правит бал – «Бельмо», как его называют американцы. А я – наркоманка, и я это знаю. И мой наркотик – наша страна.

Наверняка есть выход, он должен быть. Просто нужно не терять веру, больше работать и не слушать придурков типа О'Хара с его крысиным лицом и «ох ты ж боже мой, какой я умный и прекрасный ирландец». Да, нужно верить – и продвигать Ее Светлость. Может, заказать статью вообще о комедии в воскресном «Обзервере», что-нибудь такое. Впрочем, в те дни я еще считала журналистов приличными людьми – по крайней мере, газетчиков. Фред, скажем, – нормальный парень. Да, местные газеты – дерьмо дерьмом, но чего от них ожидать? Как говорила Джейми, если бы она получила Нобелевскую премию Мира, на второй странице «Телеграф энд Аргус» появился бы заголовок «Местная девушка получает премию» и фотография десятилетней давности.