Золотой берег, стр. 55
Да, это-то я понимал. Выяснилось, что даже мафия с трудом приспосабливается к обновившемуся Новому Свету.
— История, которую ты, Фрэнк, мне только что рассказал, совершенно потрясающая. Но я не вижу для тебя никакого выхода из этого положения, — проговорил я.
Он залился смехом.
— Подожди, может быть, тебе в голову придет хорошая мысль. Мне действительно нужен классный адвокат для переговоров с Феррагамо. Он — ключевая фигура в этом деле. Надо, чтобы он созвал еще одну пресс-конференцию и заявил, что у него появились новые улики по делу Карранцы или что у него нет никаких улик. Тебе нужно поговорить с ним именно об этом.
— Но, возможно, я не верю в то, что рассказываешь ты.
— Поверишь, если увидишь лицо Феррагамо, когда он узнает, что я в курсе его игры.
Насколько я понял, Беллароза был человеком, доверяющим своим инстинктам. Ему не нужны были неопровержимые доказательства для того, чтобы отдать приказ об уничтожении человека, которого он заподозрил бы в предательстве. Все, что ему требовалось, чтобы отдать такой приказ, — это бегающие глаза, случайно оброненное слово или фраза. Вот и в случае с Феррагамо он сначала придумал мотив преступления, а потом сразу обвинил в этом преступлении человека. Я вовсе не имею ничего против инстинктов, я сам доверяю своему чутью, когда выступаю в суде, а полицейские вообще каждый день руководствуются чутьем в своей работе. Но Фрэнк Беллароза, которому его инстинкты помогли выжить и остаться на свободе, пожалуй, чересчур доверился своей способности подозревать об опасности, отличать друзей от врагов и читать мысли других людей. Именно поэтому я и очутился здесь — Фрэнк Беллароза в два счета прикинул, кто я, и решил, что я буду ему служить. Интересно, верно он рассудил или нет.
Беллароза продолжал:
— Генеральный прокурор Нью-Йорка Лоуэнштейн даже слышать не хочет об этом деле. Я узнал от близких к нему людей, что он считает все эти обвинения чепухой. Что ты об этом думаешь, советник?
— Не могу сказать ничего определенного. И повторяю, я — не специалист по уголовным делам.
— Разве тебе не хочется позабавиться? Подумай.
— Подумаю.
— Ладно. — Он откинулся в кресле. — Послушай, на следующей неделе я заключаю эту сделку по недвижимости. Я обратился в ту фирму, которую ты мне посоветовал. Они дали мне парня по фамилии Торренс. Ты его знаешь? Толковый?
— Да.
— Хорошо. Не люблю, когда меня обманывают.
— Сделки с недвижимостью — это довольно простая вещь, если не упускать из виду несколько деталей.
— Тогда этим следовало заняться тебе, советник.
Я взглянул на Белларозу. Нельзя было понять, огорчен ли он или считает, что я свалял дурака.
— Ладно, это дело прошлое, — буркнул я.
— Да. Но знай, ты первый человек, который отказался от такой суммы денег.
— Неужели? Обидно.
— Да? Ну, бывало, что люди отказывались от взяток. Но не от законного вознаграждения. А оно было законным.
— Это дело прошлое, я же сказал.
— Ладно. Теперь, что касается жюри присяжных. Я понял, к деньгам ты относишься спокойно. Я предлагаю тебе пятьдесят за разговор с Феррагамо и еще пятьдесят в случае, если Большое жюри не будет рассматривать это дело.
— Если бы я специализировался по уголовным делам, я брал бы с тебя три тысячи в час в обычное время и двойную цену за работу в суде. Я не беру вознаграждение наличными за тот или иной исход дела, но и не возвращаю денег.
Беллароза улыбнулся, его улыбка мне не понравилась.
— Должен тебе честно сказать, некоторые твои шутки — удачные, а некоторые — нет.
— Я знаю.
— Ты иногда любишь строить из себя Бог знает кого.
— Это я тоже знаю.
Он кивнул.
— Вокруг меня много людей, которые готовы лизать мне задницу, а чуть зазеваешься, они же воткнут тебе нож в спину.
— Сочувствую.
— Да что ты, это же жизнь.
— Извини, я так не считаю.
— Это моя жизнь. А кроме того, вокруг меня есть и люди, которые меня уважают. Они не целуют меня в зад, они целуют мне руки.
— А кто-нибудь любит тебя?
Он улыбнулся.
— А вот на это мне глубоко наплевать.
— И все же это хорошая штука, Фрэнк, подумай над этим.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хочу сказать тебе еще одну вещь. Вы пришли на эту землю триста лет тому назад. Верно? Поэтому вы вообразили, что все, кто пришли после вас, это незваные гости или что-то в этом роде. Но мои предки жили в том местечке под Сорренто на протяжении тысячи лет. Может быть, и две тысячи лет, еще во времена Древнего Рима. Возможно, один из моих предков был римским солдатом, который завоевал в свое время Англию и увидел там местных жителей, одетых в звериные шкуры и живущих в шалашах. Capisce?
— Я достаточно хорошо знаю историю, чтобы оценить величие древнеримской цивилизации, — ты можешь, конечно, гордиться своими предками. Но сейчас мы ведем разговор о мафии, а не о вкладе Древнего Рима в западную культуру.
— Это как посмотреть.
— Ну что ты, так считает большинство людей.
Беллароза погрузился ненадолго в задумчивость, затем сказал:
— О'кей. Теперь тебе надо принять решение и перестать увиливать от ответа. Или ты встаешь, идешь вон к той двери, забираешь свою жену и забываешь о том, что на свете есть я. Или ты остаешься и выпиваешь со мной вот эту рюмку.
Итак, мне надо было всего лишь встать и выйти. Тогда почему же я остался сидеть? Я смотрел в глаза Фрэнку Белларозе. Что я узнал за эти несколько часов? Я узнал, что Беллароза не только приятный собеседник, но и непростой человек. Значит, Сюзанна была права, он — действительно интересный человек. Возможно, именно это было подарком для меня от Сюзанны, именно это было моим испытанием. Я поднял рюмку.
— Так из чего это сделано?
— Из винограда. Похоже на бренди. Я же говорил тебе.
Мы чокнулись и выпили.
Он встал.
— А теперь пойдем к нашим женам.
Глава 17
Мы вышли из библиотеки. Когда мы миновали галерею над вестибюлем, я сказал:
— Почему ты не обратишься сам к этим колумбийцам и не объяснишь им, что тебя хотят подставить?
— Цезарь не может унижаться перед грязными варварами и вступать с ними в объяснения. В гробу я их видел.
Я понял, что моя прямолинейная англосаксонская логика к данной ситуации плохо применима, но все же сделал еще одну попытку.
— Римский император, однако, пошел на переговоры о мире с вождем гуннов Аттилой.
— Да, я знаю. — Мы начали спускаться по лестнице. — Из этого ничего хорошего не вышло. Он просто уронил свое достоинство, а против римлян снова началось наступление. Послушай, если твои враги хотят отрезать тебе яйца, то предполагается, что у тебя есть яйца. Иначе ты уже не мужик, а баба. Но и в этом случае тебя в живых не оставят.
— Понимаю. — Было очевидно, что мой первый совет в качестве советника главаря мафии был отвергнут. — Но Феррагамо именно на это и рассчитывает. Он предполагает, что ты не пойдешь на мировую с колумбийцами.
— Верно. Он тоже итальянец, поэтому прекрасно это понимает.
— Если ты сам не хочешь встречаться с колумбийцами, пошли кого-нибудь. Но только не меня.
— Это одно и то же. Забудь про этот вариант.
Мы прошли через вестибюль. Эта ситуация была мне интересна в качестве интеллектуальной головоломки, и мне очень хотелось найти правильный ответ. Но я также понимал, что мой интерес к делам Белларозы был куда шире, чем просто желание помочь ему отыскать выход из создавшегося положения.
— Тогда пригласи колумбийцев к себе, — предложил я. — Назначь им встречу на своих условиях.
Он обернулся ко мне, и я увидел на его губах снисходительную улыбку.
— Да? Возможно, они и придут. Но во всех твоих советах есть одно общее — мне надо просить их о перемирии. А я их в гробу видел. Если они считают, что справятся со мной, пусть попробуют. Они получат хороший урок.
Mamma mia, этот парень был крепким орешком. Я припомнил его слова, сказанные в моем офисе. «Жизнь — это война». И слова, произнесенные им в комнате для завтраков. «Итальянцы ни у кого не идут на поводу». Кажется, эта проблема была мне не по зубам. И все же я решил попытаться еще раз.