Собор, стр. 33

Затем Галлахер взглянул вниз, на заложников. Он получил четкий приказ: «Если они будут уходить из храма одни, без сопровождения, стреляй в них». Вспомнив приказ, Фрэнк пристально посмотрел на кардинала. Так или иначе, он должен обсудить то, что он сейчас делает, лично с кардиналом или со своим духовником. Но позже – когда все кончится и люди поймут, какое славное и достойное дело они осуществили.

Глава 19

Морин наблюдала за передвижениями Флинна по собору. Тот шагал довольно быстро и целеустремленно, о чем-то размышляя на ходу. Она поняла, что он возбужден и доволен собой. Затем она посмотрела на кардинала, сидящего прямо напротив нее. Морин завидовала его спокойствию и твердой уверенности, что он невинная жертва и, возможно, мученик. Про себя и Бакстера сказать так она не могла. Они попали в такое положение отчасти по своей вине, а отчасти потому, что не прислушались к дурным предчувствиям. Это может помешать им противостоять давлению, которому они, по всей видимости, подвергнутся через несколько часов или дней.

Морин быстро огляделась, чуть задержав взгляд на трифориях и церковных хорах. «Неплохая работа, Брайен, но у тебя слишком мало людей», – подумала она. Морин попыталась вспомнить лица тех, кого успела разглядеть, – вроде она их видела раньше, кроме Галлахера и Дивайна. О Меган и Пэде Фитцджеральдах она знала от их брата Томми. Что сталось со всеми теми людьми, которых раньше она называла братьями и сестрами? Они теперь в лагерях или в могилах. Остались их родственники, втянувшиеся в вековую круговерть кровной мести, ставшей главной особенностью войны, ведущейся ирландцами.

Конец ей придет лишь тогда, когда все ирландцы перемрут или их перебьют на войне.

– Если быстро подбежать к дверям южного трансепта, – предложила Морин Бакстеру, – то можно оказаться в вестибюле, укрытом от огня снайперов, прежде чем они опомнятся. Я могу обезвредить почти любую мину за несколько секунд. Они не успеют добежать до вестибюля, как мы окажемся на улице.

Бакстер взглянул на нее:

– О чем это вы ведете разговор?

– О том, как выбраться отсюда живыми.

– Посмотрите наверх. Там пять снайперов. К тому же мы не сможем уйти и бросить кардинала и отца Мёрфи.

– Они могут бежать с нами.

– Вы сумасшедшая? Об этом и речи не может быть

– Я буду поступать, как хочу, черт побери!

Бакстер увидел, что она напряжена как натянутая струна, и взял Морин за руку.

– Нет. Вы не сделаете этого. Послушайте, у нас есть шанс освободиться, если…

– Нет, у нас нет больше никаких шансов! Из их разговоров я поняла, что они требуют освобождения заключенных из лагерей. Думаете, ваше правительство пойдет на это?

– Я… Я уверен, что-нибудь можно придумать…

– Вы чертов долдон, а не дипломат. Я знаю этих людей лучше, чем вы, и знаю позицию вашего правительства относительно ирландских террористов. Никаких переговоров не будет. Всякая болтовня кончена.

– …Но мы должны выждать более удобный момент. Нужен какой-то план.

Морин попыталась освободить свою руку, но Бакстер крепко держал ее. Она заговорила снова:

– Я не дам и шиллинга за пленного, который сумеет спокойно стоять перед расстрельной командой лишь потому, что выжидал удобного момента для побега. А такой удобный момент, согласно уставу ваших солдат, наступает сразу же после пленения. Нужно бежать до того, как враг успокоится, перед тем, как он разберется, что к чему. Мы уже и так засиделись здесь. Бежим вместе.

– Нет. Позвольте мне что-нибудь придумать, что-нибудь не такое самоубийственное.

– Послушайте меня, Бакстер, у нас нет больше никакой возможности выйти отсюда. Мы должны действовать немедленно. Находиться здесь для нас с вами – все равно что умереть. Кардиналу и священнику еще могут сохранить жизнь, но нам с вами – никогда.

– Хорошо… – Бакстер глубоко вздохнул и продолжал: – Возможно, мне грозит смерть… Но вы же знаете этого парня, Флинна. Разве вы не были вместе в ИРА?

– Мы были любовниками. Это еще одна причина, по которой я не должна оставаться здесь и надеяться, что он не расстреляет меня сразу.

– Понятно. Ну, что ж, если вы хотите совершить самоубийство, это одно дело. Но не говорите мне, что пытаетесь убежать. И не вмешивайте меня в это бессмысленное самоубийство, я не хочу умирать вместе с вами.

– Позднее вы будете сами молить, чтобы вас поскорее расстреляли.

Бакстер спокойно ответил на ее саркастическую реплику:

– Если удобный случай представится, я попытаюсь бежать. – Он снова взглянул на Морин. – Если же нет, значит, когда придет время, надеюсь, умру достойно.

– Я тоже надеюсь. А сейчас отпустите мою руку. Ладно, я подожду. Но если нас свяжут и бросят в склеп или в какое-нибудь подобное место, где вы будете метаться от боли в разбитых коленях, вы вспомните о том, что мы могли убежать. Вам известно, как поступают: продержат на коленях несколько часов, перед тем, как выстрелить в сердце.

Бакстер глубоко вздохнул:

– Полагаю, что мне недостает живого воображения, чтобы от испуга пытаться что-нибудь предпринять… Но вы нарисовали мне потрясающе полную картину. – Он отпустил ее руку и сидел, глядя на нее искоса, но Морин внешне оставалась вполне спокойной. – Не надо волноваться.

– Да, пошли вы к черту со своим хваленым британским спокойствием!

Бакстер вспомнил, как смела она была на ступенях собора, и понял, что вольно или невольно причиной тому отчасти он, вернее, страна, которую он представляет. Он понял также, что ее жизнь в известной мере в его руках. Что касается его самого, то нынешнее положение бесило его, но, тем не менее, он не терял чувства собственного достоинства. Различие было весьма существенным и определяло теперь их поведение в плену, а если придется умирать, то и поведение перед лицом смерти.

Поэтому Бакстер убежденно заявил:

– Когда бы вы ни решились… в любом случае я буду с вами.

Пэд Фитцджеральд посмотрел наверх – по лестнице справа к нему спускалась сестра. Он встал, опустив дулом вниз автомат «томпсона».

– Как дела, Меган?

– Все сделано, только мины не все установлены. – Она посмотрела вниз на ступеньки, ведущие к дверям пустой ризницы. – Заметил какое-нибудь движение?

– Нет. Все тихо. – Пэд пытался выдавить из себя улыбку. – Возможно, они еще не знают, что мы здесь?

Меган в ответ тоже улыбнулась:

– Нет, знают. Наверняка знают, Пэд.

Она достала пистолет, спустилась по ступенькам и проверила замок и цепочку на дверях. Затем прислушалась, пытаясь разобрать звуки, доносившиеся из других коридоров, ведущих в ризницу. Послышалось какое-то движение, а затем кто-то тихо кашлянул.

Меган обернулась к брату и произнесла нарочито громко:

– Когда будете стрелять, мальчики, бейте между засовами. Не ломайте замок и цепь. Эти «томпсоны» могут подвести.

Пэд улыбнулся:

– О, не волнуйся. Мы давно уже научились обращаться с ними.

Она подмигнула брату и, засунув пистолет за пояс джинсов, подошла поближе к Пэду и легонько коснулась его щеки.

– Мы сделаем все, что задумали, Пэд. Томми приговорен к пожизненному. Мы можем погибнуть или угодить в американскую тюрьму на всю жизнь. И наша мать умрет раньше времени от переживаний. Никто из нас, может, и не увидит друг друга снова, если все пойдет наперекосяк.

Пэд Фитцджеральд почувствовал, что из его глаз вот-вот потекут слезы, но сдержал себя. Постаравшись придать голосу твердость, он сказал:

– Мы сделали ставку на Брайена, Меган. Ты… Ты доверяешь ему? Сможет ли он выполнить задуманное?

Меган пристально посмотрела в глаза брату:

– Если не сможет и мы поймем, что он не в силах, тогда… ты и я, Пэд… Мы сделаем это сами. Не посрамим честь семьи.

Она резко отвернулась и побежала по ступенькам вверх к алтарю, обошла его кругом и посмотрела на Морин, сидящую на церковной скамье. Их взгляды встретились, но обе не отвели глаз.