Собор, стр. 19

Сэр Гарольд Бакстер повернулся и посмотрел на нее.

– Это что, такая традиция?

Морин еще не пришла в себя, голос не подчинялся ей, поэтому она ничего не ответила, а лишь пристально взглянула на Бакстера. Он придвинулся к ней. Их плечи соприкоснулись. Первой реакцией Морин было отшатнуться, но она не сделала этого. Бакстер снова медленно повернул к ней голову.

– В следующий раз, может, вы встанете поближе ко мне?

Морин подняла на него глаза. Вокруг них, не переставая, щелкали затворы фотокамер, поэтому она спокойно ответила:

– Думаю, что убийцы, который намерен убить меня сегодня, среди них не было.

Лицо Бакстера опять осталось невозмутимым.

– Ну, что ж, видимо, среди них не было и тех, кто замыслил убить и меня… Обещаю не падать перед вами, если вы тоже этого не станете делать.

Морин выдавила из себя улыбку.

– Думаю, на этом мы и сойдемся.

* * *

Бурк твердо стоял на своем месте, в то время как вокруг него толкались и пихали друг друга тысячи людей. Он посмотрел на часы. Только что происшедший эпизод занял всего две минуты. В какой-то момент у него в голове мелькнуло подозрение, что это дело рук фениев, но уже через пятнадцать секунд понял, что их там не было.

Стоящие на ступенях полицейские действовали довольно быстро, но не слишком решительно, пытаясь оттеснить толпу. Окажись эта бутылка бомбой, тогда пришлось бы не просто вытирать разлившуюся зеленую краску. Бурк сделал большой глоток из термоса. Он понимал, что в этот день предстоит улаживать гораздо более важные проблемы, чем пустяковый инцидент.

Бурк стал припоминать то немногое, что знал о фениях. Как сказал Фергюсон, они были уцелевшими в сражениях ветеранами, а не фанатиками-смертниками.

В любом случае, после инцидента они, вероятно, затаились, теперь им труднее выполнять свои задачи, а ему станет легче. По крайней мере, он надеялся на это.

* * *

Полковник Лоуган успокоил Пэта и Майка, слишком возбужденных криками толпы. Он выпрямился и посмотрел на часы на столбе. Одна минута первого.

– Тьфу, черт! – Он повернулся к своему адъютанту майору Коулу. – Начинайте этот хренов парад!

– Есть, сэр!

Адъютант повернулся к Барри Дугану, офицеру полиции, который вот уже двадцать пять лет дул в зеленый свисток, давая сигнал к началу парада.

– Офицер Дуган! Давай!

Дуган приложил к губам зеленый свисток, наполнил легкие воздухом и издал самый долгий и громкий свист за всю ту четверть века, что исполнял эту свою обязанность.

Полковник Лоуган занял место впереди строя и поднял руку вверх. Посмотрев вперед, он увидел приличную толпу журналистов и людей в голубой униформе, суетившихся около «черного воронка». Что им, времени не хватило, чтобы привести все в порядок? Ему припомнился боевой клич его полка: «Сметай все с пути!» Он резко опустил руку и глянул на первую шеренгу через правое плечо.

– Прямо вперед, ша-а-а-гом МАРШ!

Ровным строем полк начал движение. Армейский оркестр бодро грянул походный марш, и парад, посвященный 223-й годовщине дня святого Патрика, начался.

Глава 11

Патрик Бурк пересек улицу, подошел к тротуару у фасада собора и встал у ограждения. Колонна 69-го полка поравнялась с собором, и полковник Лоуган отдал приказ остановиться.

В ограждении за спиной Бурка имелся разрыв, там зеленый ковер плавно расстилался до самой улицы. Несколько мужчин в праздничной одежде вышли из-за шеренги солдат и приблизились к собору.

Бурк припомнил, что накануне в своем интервью газете кардинал случайно упомянул о том, что его любимая песня – «Мальчик Денни», а дирижер военного оркестра явно воспринял эти слова как команду и приказал своим музыкантам играть эту ритмичную мелодию. Несколько человек на ступенях и люди из толпы, окружающей собор, неожиданно подхватили песню. «Сердце ирландца, – подумал Бурк, – не может не откликнуться на эту музыку, особенно если он уже успел немного глотнуть горячительного».

О, Денни мой, волынки нас позвали
В долины горные, где радостно повсюду.
А лето кончилось, и розы все завяли,
Уходишь ты, но ждать тебя я буду.

Некоторое время Бурк наблюдал, как поднимается по ступеням почтенная публика: распорядители шествия, мэр Клайн, губернатор Доул, сенаторы, конгрессмены – все известные в городе и штате люди, а также многие другие рангом пониже. Все они проходили через разрыв в ограждении, пересекали ковровую дорожку, кланялись кардиналу, а затем быстро уходили, как требовалось по церемониалу. Верующие становились на колени и целовали большой изумрудный перстень кардинала, другие кланялись или пожимали руки стоявшим с ним рядом людям.

Но ты придешь, когда в луга вернется лето,
Или зима заснежит все поля.
В кромешной тьме или в потоках света,
О Денни, мальчик, как я жду тебя!

Морин чувствовала волнение, переходящее в ощущение надвигающегося непонятного дурного предчувствия. Каждый проходящий мимо улыбался и кланялся, целовал перстень кардинала, пожимал руку ей, епископу, Бакстеру. Постоянные пожатия рук и широкие улыбки. У американцев красивые зубы… Ничто, казалось, не предвещало беды…

И тут Морин заметила недалеко от себя несколько человек. Их глаза были холодно-стальными, а лица отражали ту же сдержанную тревогу, какая – она точно знала – была написана на ее лице. Внизу у ограждения она увидела лейтенанта Бурка, с которым познакомилась в гостинице «Уолдорф». Он цепко осматривал всех, кто проходил мимо, словно они были по меньшей мере убийцами, а не мирными гражданами. И Морин стало от этого чуть-чуть спокойнее.

Толпа вокруг нее по-прежнему громко пела, а люди, которые не могли вспомнить слов, мычали лишь мелодию, исполняемую флейтами и рожками военного оркестра.

Но ты меня покинешь – и умрут цветы,
И я умру – не может быть иначе…
Ну а тогда – сюда приедешь ты
И на могиле горько так заплачешь?..

Морин едва заметно покачала головой: «Какая грустная ирландская песня». Ей хотелось думать о чем-нибудь другом, но слова баллады навязчиво напомнили ее собственную жизнь – ее личную трагическую любовь. Мальчик Денни – это Брайен, впрочем, под этот образ подходил возлюбленный каждой ирландской девушки. Она близко восприняла слова песенки, осознала себя ирландкой и почувствовала, как ее глаза застилает пелена слез, а к горлу подкатил ком.

И тихие шаги услышу я –
Твои шаги над свежею могилой.
Склонившись, ты шепнешь: «Люблю тебя».
И я спокойно стану ждать тебя, мой милый.

Бурк смотрел, как уходит 69-й полк. И когда последние подразделения отошли от собора, он вздохнул с облегчением. Важные персоны, которые могли быть потенциальными мишенями, разбрелись кто куда: одни остались около собора на ступенях, другие подошли к солдатам, третьи направились к Центральному парку, кое-кто поехал домой или в аэропорт.

Завершало шествие 69-го полка специальное подразделение полковых ветеранов в гражданской одежде. За ними шел еще полицейский оркестр волынщиков и барабанщиков, которые выбивали ритм военного марша. Во главе оркестра шествовал его давний командир, Финбар Дивайн, он поднял свой огромный жезл и приказал трубачам играть «Мальчика Денни», когда они проходили мимо собора. Бурк улыбнулся. Сегодня «Денни» исполняли целых сто девяносто шесть оркестров, и всему причиной лишь случайно брошенная кардиналом фраза и раздутая вокруг нее шумная кампания в прессе. За день до этого Его Высокопреосвященство, наверное, не хотел слушать никакой музыки, кроме этой песни и молитв, обращенных к Богу, теперь же он, надо думать, до самой смерти будет сыт этой мелодией.