Слово чести, стр. 99

– Я знаю. Вы сидели в моей машине. – Мейсон отъехал от дома. – Так... С прошлым мы встретились, мистер Тайсон. Теперь куда?

– Даже не знаю. Мне нужно вернуться до девяти. Мне не разрешают так часто выходить за ограду воинской части. – Он взглянул на часы: без нескольких минут семь, тени за окнами машины постепенно удлинялись. Наступал вечер. Приятели его уже вернулись домой, и он мог навестить любого из них. Но под каким предлогом? А разве нужен предлог? – Поехали к Туламору.

Мейсон покатил на запад, Бен указал ему на белый обшитый досками дом в колониальном стиле в конце улицы – дом Слоунов. Он не мог точно сказать, был ли кто-нибудь дома, но его внутреннее состояние противилось этой встрече.

– А теперь в Брикстон.

Они проехали мимо дома Маккормиков, потом объехали дома еще нескольких друзей, некоторые из которых были уже дома, другие еще нет. Мейсон оказался поразительно терпелив.

– Вы хотите где-нибудь остановиться?

– Вряд ли. Я просто чувствую себя посторонним наблюдателем, которому хочется заглянуть краем глаза в чужую жизнь. Ты думаешь, мне нужно к кому-нибудь зайти?

Мейсон почесал в затылке.

– Наверное, вы сами знаете.

– Понимаешь, я последнее время немного тушуюсь. – Тайсон посмотрел на часы. – Наверное, ничего не выйдет. Время поджимает. Надо успеть на восемь десять до Бруклина.

– Хорошо, сэр.

Черный лимузин подкатил к станции.

– Мейсон, если бы ты участвовал в споре, чтобы ты поставил на меня?

Мейсон открыл дверь и посмотрел Бену прямо в глаза.

– Я сказал вам, что вы выглядите счастливым человеком. Ни один человек, совершивший то, о чем они говорят, не может выглядеть так счастливо. Просто расскажите им правду. Пусть они посмотрят на это вашими глазами.

– Хорошо. Я так и сделаю. – Тайсон протянул пятидесятидолларовую банкноту.

Мейсон недовольно покачал головой.

– Вы мне с детства переплачиваете. Спасибо за заботу. – Они крепко пожали друг другу руки. – Торопитесь. Я слышу поезд.

Тайсон медленно поднялся на платформу, попав под струи нагретого воздуха, подгоняемого приближающимся поездом. Над горизонтом догорал румянец заходящего солнца, а высокие дома на противоположной стороне уже накрыла тень. На автостоянке остались три машины, под навесом добродетельные жены ожидали прибытия из города поезда с милыми их сердцу мужьями. Тайсон оглядел на прощание здание станции, новый отель, библиотеку, парки, разбитые по старому образцу. Такие места обычно фотографировали на память, если имели склонность к ностальгии по подобного типа маленьким американским городкам. Гарден-Сити был лучшим местом в мире, но в худшем из миров. Он замыкал звенья его жизненной цепи. Марси была права и в то же время ошибалась. Все зависело от того, что у человека на уме и что просит его душа.

Ему очень нравились слова Роберта Фроста, который дал такое определение дому: место, где тебя примут, когда бы и откуда бы ты ни пришел.

Но домом можно считать и то место, из которого едут тебя искать, куда бы ты из него ни ушел.

Теперь этого места не существовало.

Поезд остановился, и Тайсон вошел в вагон. Он размышлял о том, что у поездов и железнодорожных станций есть нечто воскрешающее к жизни, что-то символическое – дорога, протянувшаяся в обе стороны. Но наступает в жизни час, когда нужно выбрать одну дорогу, а ты толком не знаешь какую.

Заняв место в пустом купе, Тайсон вынул из нагрудного кармана фотографию, где он вместе с сестрой Терезой стоит перед собором. Он с минуту разглядывал снимок, пытаясь сравнить типично американского юношу с человеком-монстром, в которого он превратился всего лишь несколько недель спустя. Глядя на Терезу, он не переставал поражаться тому, что, увидев бесчисленное количество смертей, невольной свидетельницей которых ей пришлось стать, она выглядела столь наивной, застенчивой и невинной. Наверное, в ее облике и заключался ответ. Ей с детства привили вакцину против душевных переживаний, неизбежных спутников войны. Его же душа и разум не выработали подобного иммунитета, и он почувствовал острую душевную боль, когда, выйдя в свой первый дозор, увидел сотни убитых, сметенную с лица земли деревню, оставшихся в живых маленьких, жалких оборвышей.

Он спрятал фотографию в карман и закрыл глаза. Он понимал, что Форт-Гамильтон может оказаться последним местом, которое он увидит до того, как вооруженный конвой доставит его в федеральную тюрьму. Он открыл глаза и посмотрел в окно. Пейзаж за окном ему нравился сейчас гораздо больше, чем когда-либо. Если ему еще раз доведется проехать по этой дороге, надо бы запомнить это.

Глава 36

Ранним утром янтарные солнечные лучи начали просачиваться сквозь опущенные жалюзи в гостиной Тайсонов. Взятый на прокат телевизор балансировал на складном столике, зафиксированном у стены. Одетый в теплый костюм, Тайсон сидел на краю кушетки с кружкой кофе и смотрел программу новостей. Марси, сидя в кресле, уплетала кукурузную лепешку, намазанную маслом, запивая ее горячим кофе. Дэвид, устроившись на полу со стаканом апельсинового сока, спросил:

– Не могли бы мы взять напрокат видеоплеер?

– Не на мою зарплату, – процедил Тайсон.

– Ну тогда давайте один привезем из дома.

– Нет.

Дэвид что-то проворчал в ответ.

Тайсон выразительно посмотрел на сына. Мальчишка становился на редкость нервозным и грубым. Возможно, причиной этого нервного синдрома явилась обычная скука, а может, и предстоящие занятия в школе.

Комментатор новостей отчеканивал каждое слово:

– Комитет судейской корпорации собрался для того, чтобы обсудить дело Тайсона. Адвокат лейтенанта Тайсона Винсент Корва заявил, что любые подобные расследования только послужат дальнейшему ущемлению его юридических и гражданских прав, поскольку дело еще не дошло до суда. II тем не менее комитет судейской корпорации чувствует на себе внешнее давление. Повестка дня комитета включает изучение законодательства и выяснение юрисдикции данного дела. Министерство юстиции в прошлом занимало следующую позицию: ушедшего в отставку военнослужащего нельзя было судить за военное преступление, совершенное до его увольнения в запас, и он не был подсуден ни для трибунала, ни для федерального суда. Статус бывшего офицера позволил вернуть Тайсона на действительную службу для подтверждения обвинений, выдвинутых против него по поводу инцидента, происшедшего в одной из больниц Вьетнама.

Тайсон следил взглядом за сыном. Дэвид читал журнал и, казалось, мало интересовался происходящим. Тайсону подумалось, что взрослые, как ни странно, оказывают слишком большое доверие детям. Такое уже было в шестидесятых: взрослые искали мудрость у только что оперившихся юнцов.

Комментатор продолжал:

– В другом заключении говорится, что полковник Амброуз Хортон, преподаватель адвокатской школы при университете штата Вирджиния, уважаемый юрист, направил меморандум генералу Уильяму ван Аркену – генеральному прокурору вооруженных сил США. Содержание документа раскрыто через неизвестный источник информации. В частности, там говорится: «Насколько вам известно, генерал, подписав Женевскую конвенцию. США обязались ввести закон, предусматривающий карательные санкции к военным преступникам». – Комментатор уточнил: – Полковник Хортон подчеркнул, что с тех пор, как США подписали договор в Женеве, минуло четыре десятка лет, а конгресс до сих пор не счел нужным ввести такой закон, хотя другие страны-участницы это уже сделали. В заключение он написал, что армия не должна брать целиком на себя обвинение лейтенанта Тайсона, забывая о других подозреваемых, на которых конгрессу не удалось установить федеральную или военную юрисдикцию. Тогда получится, что ни один человек из взвода лейтенанта Тайсона не будет или не сможет быть обвинен в преступлении, а судить за него станут только одного командира взвода. Суд назначен на следующую неделю в Форт-Гамильтоне.

Тайсон наклонился и выключил телевизор. Он не знал, кто такой полковник Амброуз Хортон, но он знал, что этого человека должны были отправить в отставку, если уже не сделали это.