При реках Вавилонских, стр. 9

Так казалось.

Том Ричардсон и Тедди Ласков вышли из кафе и сели в желтый «корвет» полковника. Как всегда по пятницам, движение в Тель-Авиве было напряженное, и машина едва ползла от светофора к светофору. Когда они в очередной раз остановились на красный свет в квартале от Цитадели, Ласков открыл дверцу:

– Спасибо, Том. Дальше я пройдусь пешком.

Американец посмотрел на него:

– Хорошо. Попытаюсь увидеть тебя до начала кутерьмы.

Ласков уже поставил ногу на землю, когда почувствовал руку Ричардсона у себя на плече, и оглянулся.

Несколько долгих секунд американец молчал, потом негромко, но твердо сказал:

– Послушай, ты там, наверху, не торопись нажимать на спусковой крючок. Нам не нужны никакие инциденты.

Ласков ответил холодным взглядом черных глаз. Брови его решительно сдвинулись к переносице. Голос прозвучал громко и отчетливо, перекрывая уличный шум:

– Нам они тоже не нужны, Том. Но сегодня на этих птичках полетят лучшие люди нашей страны. Если на радаре моего истребителя появится что-то, пусть даже отдаленно напоминающее военную цель, и если это что-то окажется в радиусе действия моих ракет, я сшибу эту штуку с проклятого неба. Я не буду смотреть, что там выскочило – разведчик, случайный пассажирский самолет или что-то еще. Сегодня пусть лучше мне никто не попадается под руку.

Он выбрался из машины и решительно, словно собирался разбираться с учиненной в казарме дракой, зашагал по улице.

Светофор показал «зеленый», и Ричардсон покатил дальше, вытирая с лица пот. На бульваре царя Саула он повернул вправо. Перед глазами все еще стоял Ласков, большой, плотный, обманчиво неуклюжий. Человек, взваливший на свои широкие плечи огромную тяжесть. В мире не было, наверное, крупного военного начальника, который не боялся бы стать виновником развязывания Третьей мировой войны. Тедди Ласков, старый солдат, нередко повышал голос, но Ричардсон знал, что если его другу придется принимать быстрое и ответственное оперативное решение, то он примет верное.

Ричардсон повернул на улицу Хайаркон и остановился возле американского посольства. Поглядывая в зеркальце заднего вида, пригладил влажные волосы. День начался плохо.

Высоко над головой в голубом небе появились два белых «конкорда». Заходя на посадку, они разворачивались к аэродрому Лод, и в какой-то момент траектории их движения пересеклись и дельтовидные крылья образовали Звезду Давида.

Разглядывая в полевой бинокль аэродром Лод, Сабах Хаббани медленно пережевывал питу. Потом опустил бинокль. Внизу, на равнине Шарона, вспаханная земля напоминала густой, жирный шоколад. Между возделанными полями снова расцвели полевые цветы, как расцветали бесчисленное множество раз еще до Соломона. На этом ярком фоне выделялось серое пятно военной тюрьмы в Рамле, где томились, бесцельно растрачивая жизнь, многие его братья. Южнее скалистые Иудейские горы, бурые еще несколько дней назад, покрылись ковром из красных и белых, желтых и голубых полевых цветов. Вокруг покачивались иерусалимские сосны, высаженные в соответствии с программой озеленения страны. Древняя земля Палестины, земля его детства, прекрасная и удивительная. Надо признать, евреи сделали ее еще краше. И все-таки…

Хаббани вынул из кармана старые часы. Через час зал для особо важных персон будет полон. Инструкция требовала выполнить задание в любое время в промежутке между указанным часом и взлетом. Хаббани задумался. Терминал находился на расстоянии, немного превышающем дальность огня его минометов, но он рассчитывал на помощь хамсина. Если мины не долетят до терминала, то упадут на взлетную полосу, где стоят «конкорды». Не важно. Все, что от него требовалось, это наделать шуму, чтобы задержать взлет. Хаббани не был уверен в том, что ему нравится полученный приказ. Он пожал плечами.

Один из его людей негромко свистнул. Хаббани повернулся и посмотрел туда, куда указывал его товарищ. «Конкорды», следуя друг за другом, подходили к Лоду с севера. Он поднес к глазам бинокль. Какие красивые! Ему приходилось читать, что каждый заправлен ста тринадцатью тысячами килограммов топлива. На двоих почти четверть миллиона килограммов. Взрыв будет такой, что его услышат и в Иерусалиме.

3

Город Лод, древняя Лидда, изнывал от жары. Весна накрыла его волной горячего воздуха. Первый хамсин года пришел необычно рано. Обжигающий, сухой, напоминающий дующий в пустынях сирокко восточный ветер дул со всевозрастающей силой. Обычно хамсин длится несколько дней, а потом устанавливается настоящая весенняя погода и воздух насыщается благоуханным ароматом цветов и трав. В соответствии с арабской традицией в году насчитывается пятьдесят таких изнуряюще знойных дней – кстати, и само слово «хамсин» означает «пятьдесят». Этот, первый – единственный желанный, потому что с ним раскрываются цветы на Самарийских и Иудейских холмах.

В Международном аэропорту Лод все блестело и сияло. Непривычно большой контингент израильских солдат с самого утра охранял площадки, на которых стояли самолеты. Множество сотрудников службы безопасности в штатском и солнцезащитных очках заполнили гражданский терминал.

В течение всего дня к главному входу в аэропорт подъезжали такси и частные автомобили, из которых выходили хорошо одетые мужчины и женщины. Их встречали и быстро проводили либо в зал для особо важных персон, либо в кабинет службы безопасности компании «Эль-Аль» на верхнем этаже.

В дальней части летного поля размещались казармы. Коммандос в камуфляже пребывали в разной степени боевой готовности. Еще дальше, за бараками, стояли двенадцать «Ф-14», внутри и вокруг которых суетились механики и пилоты.

Дорога из Иерусалима в аэропорт проходила через городок Лод и древнее мусульманское селение Рамла. С самого раннего утра жители Лода и Рамлы стали замечать необычную активность как гражданского, так и военного транспорта. В прошлом такое оживление предвещало обычно какого-либо рода кризис, но на сей раз дело было в другом.

В самом Лоде крещеные арабы и другие местные христиане, потомки то ли византийцев, то ли крестоносцев, заполнили православную церковь Святого Георгия. Никакой особенной службы не проводилось, но люди приходили сами, влекомые желанием побыть вместе с другими, разделить с соседями этот день, события которого могли затронуть их жизни.

В городских синагогах люди сидели небольшими группами перед вечерней службой и негромко переговаривались. На рыночной площади, возле церкви Святого Георгия, еврейские женщины делали покупки накануне шабата. Разговоры здесь отличались в этот день какой-то особой сердечностью, торг шел легко, и многие, сделав покупки, задерживались дольше обычного, просто так, без дела.

В Рамле площадь перед мечетью Джами-эль-Кебир заполнилась задолго до того, как муэдзин начал созывать правоверных к молитве.

Арабский рынок Лода тоже был запружен людьми, но здесь было шумнее, чем в прочих местах города. Арабы, люди по природе своей не склонные к спешке, с интересом разглядывали проносящиеся по дороге «лендроверы» и «бьюики», но не пропускали без внимания и других участников столь оживленного в этот день дорожного движения, например, верблюдов и жеребцов.

В военной тюрьме Рамлы палестинские террористы проводили этот день с надеждой, что, может быть, хотя бы некоторые из них скоро выйдут на свободу.

Настроения, свойственные Лоду и Рамле, царили по всему Израилю и захватывали весь Ближний Восток. Здесь, в этой части мира, чуть ли не каждая великая историческая сила искала когда-либо военных побед в соперничестве с другой силой. Пытаться жить здесь в мире, как гласит пословица, равносильно тому, что пробовать уснуть на перекрестке. Тысячи армий, миллионы людей прошли по клочку суши, известному под именем Святая Земля. Но не только армии завоевателей сталкивались на этих кажущихся голыми холмах и бесплодных пустынях. Здесь сходились в смертельной схватке идеологии и верования. Сходились и расходились, оставляя кровавое наследие. Едва ли не каждая западная и восточная культура представлена в этом месте руинами, разбросанными повсюду могильными камнями или скрытыми песком захоронениями. В современном Израиле трудно раскопать какое-либо место, не наткнувшись при этом на то или иное свидетельство богатого событиями прошлого или просто кости.