Одиссея Талбота, стр. 104

– Готова.

Вновь зашумел электромотор, Джоан медленно вползала в отверстие хода. Сразу стало очень темно. Слышался только хруст резиновых колесиков тележки по бетонной трубе лаза. Слегка поскрипывал трос. Время от времени плечи Джоан касались стенок трубы, и тогда раздавался какой-то шуршащий звук. Джоан откашлялась и тихонько позвала:

– Стэнли?

– Чего?

– Как у тебя дела?

– Хорошо.

– Дурацкие эти тележки, – заметила Джоан.

– Но лучше, чем ползти самому, – с легким смешком ответил Стэнли.

Они замолчали. Светлое пятно выхода осталось совсем далеко, шум электромотора тоже постепенно стихал. Джоан знала, что, стоит ей отпустить трос, она съедет на тележке обратно к Клэр и Гасу. Знала Джоан и другое: она никогда так не поступит.

«Еще несколько минут, и мы будем там», – подумала Джоан. Ее всегда разбирало любопытство по поводу русской дачи.

60

Джордж ван Дорн стоял у окна своего кабинета и наблюдал, как из пустого бассейна в небо поднимаются ракеты фейерверка. Он снял трубку одного из трех полевых телефонов, установленных на широком подоконнике, и постучал по рычагу.

Ответил Дон Лароса, старший пиротехник.

– Как у нас там с ракетами? – спросил ван Дорн.

– Штук триста еще осталось, – ответил Лароса.

– Хорошо. Понизьте высоту разрывов. Мне нужно, чтобы грохота было побольше. В то же время постарайтесь сделать так, чтобы ракеты не давали много света. Но они должны разрываться точно над домом русских. Послушайте, Дон, а труба у вас наготове?

– Конечно, мистер ван Дорн. Можем пустить ее в дело по первому вашему сигналу.

– Будьте готовы ввести ее в действие в полночь. Продолжительность обстрела от шестидесяти до восьмидесяти секунд. За это время нужно успеть выпустить не меньше двадцати мощных зарядов. В конце – с пяток «веселых Питеров».

Дон Лароса повторил указание.

– У меня будет наготове вертолет-амфибия, который сразу же после артналета заберет отсюда вас и вашу трубу. Он высадит вас у пирса Атлантик-Сити. Там тоже все подготовлено.

– Звучит красиво, – отозвался Лароса.

– Я выйду на связь позже. – Ван Дорн повесил трубку.

«Красиво. Чего здесь красивого? – подумал он. – Красиво было бы этой ночью погулять с бабами да поиграть в карты».

– Что такое «веселый Питер»? – спросила ван Дорна его жена Китти, находившаяся в кабинете.

– Это просто военный жаргон, дорогая, – ответил ван Дорн. – Имеются в виду фосфорсодержащие заряды. Они сжигают все подряд.

– Ужасно, у русских такой красивый дом!

– Китти, война – это не игрушки.

– Но она так разрушительна, Джордж. Ты что, действительно собираешься их обстреливать?

Ван Дорн убавил звук в системе, через которую громкая бравурная музыка передавалась к усилителям на лужайке.

– Что? – как бы отвлекаясь от своих мыслей, переспросил он. – Ах, это. Только в том случае, если провалится наша десантная операция. Как с докторами Франком и Пулосом? Они все подготовили?

– Да, в подвале организован пункт экстренной помощи. С ними Джейн Аткинс и Милдред Флетчер. Ведь Джейн и Милдред были медсестрами в женском вспомогательном корпусе сухопутных войск.

– Ну что же, жалко будет их разочаровывать. Ладно, если дело обойдется без раненых, то так и быть, я прострелю себе ногу, – пошутил ван Дорн.

– Белле Лапонте. Она психиатр. Нам нужна ее помощь?

– Почему бы и нет, – хохотнул ван Дорн, – ведь мы все немножко сумасшедшие.

– Я имею в виду, у нее все-таки ученая степень…

– Ладно, Китти, как с медикаментами?

– По-моему, нормально. Во всяком случае, доктор Франк доволен.

Ван Дорн как-то отвлеченно кивнул. Он думал, что еще нужно сделать по плану. Он повернулся к находившемуся в кабинете полковнику Уильяму Остерману, который в молодости служил лейтенантом в отделении УСС в Лондоне:

– Первый этап операции близится к завершению.

Остерман поднял взгляд от разложенных на большом столе схем и аэрофотоснимков русского дома.

– Я тоже так считаю, Джордж. Но наша главная проблема состоит в том, что, если хотя бы одна какая-то группа попадет в передрягу, это спутает все наши планы.

– Будем надеяться на лучшее, Билл. У Пемброука и его людей отличная подготовка, у них большой опыт именно таких «бесшумных» операций. Иногда у меня возникает мысль, уж не телепаты ли они.

Из-за ширмы, отделявшей кабинет от небольшой ниши, появился Уоллис Бейкер, старший компаньон фирмы. В руках у него было несколько листков бумаги.

– Весьма пространный телекс из Объединенного комитета начальников штабов, Джордж, – сказал он.

– Садись здесь, Уоллис, и приступай к расшифровке.

Бейкер устроился за столом, разложив таблицы с кодами. Зазвонил телефон. Взглянув на определитель номера, ван Дорн сразу понял, откуда звонят.

– Дом ван Дорна.

– Здравствуйте, мистер ван Дорн.

– Здравствуйте, Андров.

– Рад, что вы узнали мой голос.

– У меня не так уж много знакомых, которые говорят с русским акцентом. Зачем вы звоните мне так поздно, Андров? Разве вы не знаете, что звонить людям в такое время неприлично?

– Я же вам ничего не говорю по поводу того, как грохочет ваша музыка в это же позднее время, – несколько повысив голос, сказал Андров. – Но вот по поводу ваших ракет молчать не буду. Они разрываются слишком близко к нашему зданию.

– Что значит «близко»? – спросил ван Дорн.

Андров заговорил обиженно:

– Мистер ван Дорн, как дипломат, я пытался сделать все, что в моих силах, в интересах поддержания добрососедских отношений…

– Нет, вы не все пытались сделать, Андров. Например, ваши люди никогда не возвращают на мой теннисный корт залетевшие к вам мячи.

– Неужели это имеет такое значение? – вздохнул Андров.

Ван Дорн мысленно ухмыльнулся. По тону Андрова он понял, что русским пока ничего не известно ни о группе Пемброука, ни о группе, в которую входили Абрамс и Кэтрин. Он возмущенно проговорил:

– Это праздник нашего народа, мистер Андров. А правилами дипломатического протокола иностранным представителям предписывается оказывать уважение национальным праздникам страны пребывания, сэр.

– Да-да… Но эта музыка… Я хотел бы убедительно попросить вас…

– Сегодня я не принимаю никаких просьб, – отрезал ван Дорн. – Я проигрываю то, что записано на кассете. Я не диск-жокей, мистер Андров.

– Да дело не в том, какая это музыка, а в том, что она звучит слишком громко, мистер ван Дорн. Либо сделайте потише, либо я позвоню в полицию.

– Я думаю, ваш протест необоснован.

– Ничего подобного. Несколько сотрудников, оставшихся сегодня в нашем здании, жалуются на грохот. Даже наши собаки нервничают.

– Купите тогда более спокойных.

Андров пропустил это замечание мимо ушей.

– Во сколько вы собираетесь прекратить свой фейерверк и выключить музыку, мистер ван Дорн?

– В полночь. Ровно в двенадцать. Я обещаю вам, что после полуночи вас беспокоить не будут.

– Спасибо, мистер ван Дорн. Всего хорошего.

– И вам всего хорошего, мистер Андров. – Ван Дорн повесил трубку и оглядел присутствующих. – Мистер Андров нервничает. Конечно. Ведь ему предстоит провести эту ночь на ногах.

– Ты опять был груб с ним, – с укоризной сказала Китти.

– У тебя несколько иные понятия о правилах приличия, – ответил ван Дорн.

– И все же я разделяю точку зрения мистера Черчилля. Если даже ты собираешься стрелять в какого-то человека, ничто не мешает тебе быть с ним вежливым.

Ван Дорн улыбнулся жене:

– Ты совершенно права.

– Мне нужно идти, Джордж, – подчеркнуто сухо объявила Китти, – но, до того, как я уйду, я должна сказать тебе, что впредь я не потерплю в моем доме мистера Пемброука и Джоан Гренвил. – Она помолчала. – Исключение я сделаю только в том случае, если их ранят в ходе операции. Спокойной ночи, Джордж. Спокойной ночи, джентльмены.

Китти ван Дорн повернулась и вышла из кабинета. На несколько минут в комнате повисла тишина. Наконец полковник Остерман сказал: