Игра Льва, стр. 89

— В какой войне вы участвовали? — спросил он у Сатеруэйта.

Сатеруэйт сунул в рот пластинку жевательной резинки.

— Да во многих. Большая война была в Персидском заливе.

Халил знал, что этот человек не воевал в Персидском заливе. На самом деле Халил знал о Сатеруэйте больше, чем тот сам знал о себе.

— Хотите жевательную резинку? — предложил Сатеруэйт.

— Нет, спасибо. А на каких самолетах вы летали?

— На истребителях, на штурмовиках, заканчивал на F-111.

— Вы можете рассказать мне про этот самолет? Или это военная тайна?

Сатеруэйт рассмеялся.

— Нет, сэр, никакая это не тайна. Это старый самолет, можно сказать, что он давно уже в отставке, как и я.

— Скучаете по военной службе?

— Ничуть не скучаю. На службе все строго по распорядку, а это утомляет. Господи, сейчас даже женщины летают на боевых самолетах. Я и подумать о таком не мог. И эти сучки создают массу всяких проблем со своими заявлениями о сексуальных домогательствах… простите, не сдержался. А какие женщины там, откуда вы приехали? Они знают свое место?

— Очень хорошо знают.

— Отлично. Может, я приеду туда, где вы живете. Сицилия, да?

— Да.

— А на каком языке там говорят?

— На диалекте итальянского.

— Надо будет научиться. Вам там пилоты нужны?

— Разумеется.

— Отлично. — Самолет набрал высоту пять тысяч футов, солнце теперь светило им в спину, и впереди открывался прекрасный вид. Сатеруэйт подумал, что попутный ветер позволит им долететь до места назначения даже раньше, чем он рассчитывал. В глубине души он чувствовал, что авиация для него гораздо больше, чем работа. Это встреча совсем с другим миром, и, находясь в небе, он чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. — Я скучаю по боевым действиям, — неожиданно признался он пассажиру.

— Разве можно скучать о таких вещах?

— Не знаю… но я никогда так хорошо не чувствовал себя, как в бою, когда вокруг пролетают «трассы» и ракеты. Наверное, если бы в меня хоть раз попали, я бы не наслаждался боевой обстановкой. Но эти тупицы вообще в небо-то с трудом могут попасть.

— Какие тупицы?

— Ох, ну, скажем, просто арабы. Уточнять не могу.

— Почему?

— Военная тайна. — Сатеруэйт рассмеялся. — Не сама операция… а ее исполнители.

— Почему? — продолжал допытываться Халил.

Билл Сатеруэйт взглянул на пассажира и ответил:

— Такова политика правительства: держать в секрете имена пилотов, принимающих участие в бомбардировках. Правительство считает, что эти тупоумные погонщики верблюдов могут приехать в Америку и отомстить. Чушь собачья. Однако знаете, капитан из Винсенса… ну, который во время войны в Персидском заливе случайно сбил иранский авиалайнер… так вот, кто-то подложил ему бомбу в машину. Ужас какой, во время взрыва едва не погибла его жена.

Халил кивнул. Он был прекрасно осведомлен об этом случае. Иранцы этим взрывом продемонстрировали, что они не приняли объяснения или извинения.

— Убийства приводят к еще большим убийствам, — промолвил Халил.

— Вы так считаете? Правительство тоже думает, что эти тупицы могут быть опасными для наших храбрых воинов. Черт побери, а мне наплевать, если кто-то узнает, что я бомбил арабов. Пусть приезжают поглазеть на меня. Их ждет достойная встреча.

— Да… вы носите оружие?

Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.

— Миссис Сатеруэйт родила не идиота.

— Простите?

— Да, я вооружен и очень опасен.

Самолет тем временем поднялся на высоту семь тысяч футов, а Сатеруэйт продолжал разглагольствовать:

— Однако позже, уже во время войны в Персидском заливе, правительству захотелось похвастаться своими успехами, и по телевидению показали женщин-пилотов. Боже мой, если оно боится гребаных арабов, то зачем надо было выставлять их перед телекамерами? А я скажу вам зачем — захотелось заручиться поддержкой общественности в собственной стране, и вот на экранах телевизоров появились хорошенькие пилоты, которые с улыбкой говорили о том, каких успехов они добиваются в войне и как все с удовольствием выполняют свой чертовый долг перед Богом и страной. И о каждой из этих кошечек было чуть ли не по сотне передач… я не шучу. Господи, если вы смотрели войну по Си-эн-эн, то могли подумать, что ее выиграли бабы. Готов поспорить, что это был еще один ощутимый удар по иракцам. Каково им было видеть и слышать, что им как следует надрала задницу кучка шлюх. — Сатеруэйт рассмеялся. — Я рад, что меня там не было.

— Я вас понимаю.

— Да? Простите, я, наверное, надоел вам со своей болтовней.

— И ваши чувства по поводу женщин, выполняющих мужскую работу, я тоже разделяю.

— Значит, у нас с вами много общего. — Сатеруэйт засмеялся и подумал, что этот парень не такой уж и плохой, несмотря на то что иностранец и, возможно, мафиози.

— А зачем вы повесили на стену тот плакат? — спросил Халил.

— Он напоминает мне о том моменте, когда я чуть не накрыл бомбой его задницу, — ответил Сатеруэйт, совсем забыв об осторожности. — На самом деле, его дом не был моей целью, этим занимались Джим и Пол. Одна их бомба угодила прямо в дом этого ублюдка, но он в эту ночь спал на улице в палатке. Эти чертовы арабы любят палатки. Погибла его дочь, очень жаль, конечно, но война есть война. Досталось и его жене, и двум детям, но они остались живы. Никто не хочет убивать женщин и детей, но иногда они оказываются там, где не должны находиться. Будь я ребенком Каддафи, я бы не подходил к своему папочке ближе, чем на милю, — закончил Сатеруэйт со смехом.

Халил глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.

— А в чем заключалась ваша задача? — спросил он.

— Я бомбил командный центр, топливный склад, казармы… и кое-что еще. Сейчас уже не помню. А почему вы спросили?

— Да просто любопытно.

— Да? Так вот, мистер Фанини, забудьте обо всем. Как я уже говорил, мне запрещено рассказывать об этом.

— Да, разумеется.

Самолет летел на высоте семь с половиной тысяч футов. Сатеруэйт снизил скорость, и двигатели стали шуметь чуть тише.

— Будете звонить своему другу, который живет на Лонг-Айленде? — поинтересовался Халил.

— Да, наверное, позвоню.

— Вместе служили в армии?

— Да. Сейчас он директор Музея авиации. Возможно, если утром у нас будет время, я заскочу к нему. Можете составить мне компанию, если хотите, я покажу вам свой старый F-111 — в музее есть один экземпляр.

— Это было бы интересно.

— Конечно. Я сам уже много лет не видел ни одного такого самолета.

— Хотите посмотреть на него и вспомнить прошлое?

— Да.

Халил взглянул в окно и подумал: какая ирония судьбы. Он только что прибыл оттуда, где убил товарища этого пилота, и вот сейчас пилот везет его туда, где он убьет еще одного. Интересно, оценил бы пилот эту иронию?

Асад Халил откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Солнце уже начало садиться, и он прочитал про себя положенные молитвы, а вслух тихо сказал:

— Господи, благослови мой джихад, ослепи моих врагов, отдай их в мои руки… Аллах велик.

— Вы что-то сказали? — спросил Сатеруэйт.

— Просто поблагодарил Бога за хороший день и попросил его благословить мою поездку в Америку.

— Да? А попросите его оказать и мне пару услуг.

— Я попросил. Он вам поможет.

Глава 40

Когда такси отъехало от здания ФБР на Федерал-Плаза, Кейт спросила:

— На этот раз зайдешь ко мне? Или тебе хочется спать?

В ее словах прозвучала легкая издевка, а может, даже и вызов моему мужскому самолюбию. Эта женщина поняла, какие кнопки следует нажимать.

— Зайду, — буркнул я.

Мы ехали молча, движение было умеренным, а улицы сверкали от падающего апрельского снега. Когда мы подъехали к дому Кейт, я расплатился с водителем, в общую сумму вошла и поездка из аэропорта Кеннеди, и время ожидания у здания ФБР. А еще мне пришлось нести ее чемодан. Что ни говори, а секс не бывает совершенно бесплатным.