Тупиковое звено, стр. 28

— Это я так, — пробормотала она. — Просто традиция такая: раз на море, нужно искупаться.

— Ах, традиция… — Филипп кивнул белокурой головой, но понимания на его наивной физиономии не прибавилось.

— К сожалению, не все зависит от наших желаний. — Она зевнула и посмотрела на часы. — Однако время… Если у вас нет особых идей, рекомендую немедленно отправляться на боковую.

— Да-да, конечно. Хотя мне и нелегко будет уснуть. — Фраза прозвучала просяще, но Даша решительно пресекла всякие попытки.

— Спать, спать и еще раз спать. Завтра с утра мы успеем только собрать вещи и добежать до аэропорта.

Глава 13

1

Мисхор встречал восхитительной солнечной погодой и гостеприимством опустевших после летней лихорадки ресторанов.

Нежный загорелый юноша обслуживал их, как родных.

Поддавшись на его неторопливые уговоры, а скорее всего, на гибкие контуры фигуры, месье Кервель заказал почти все меню. Он решил свободное от поисков время посвятить дегустации местной кухни.

— Фи-фи, ваш желудок может не выдержать, — решила честно предупредить его Даша. — Нет, вы не подумайте, продукты скорее всего свежие, но способ их приготовления может вас несколько вывести из равновесия.

— В самом деле? — Филипп придирчиво оглядывал появляющиеся блюда. — Вы их уже ели? Вам они не понравились?

— Я их ем уже лет двадцать, и мне они нравятся. Очень не похоже на французскую кухню. То есть совсем. Но решать, конечно, вам. С фесталом сейчас проблем нет.

Месье Кервель осторожно наколол что-то маленькое из ближайшей мисочки, понюхал, попробовал губами, облизнулся, после чего долгое перекатывал во рту.

— Интересно. — Он сунул кусочек целиком а рот. — Нет, это изумительно! — И причмокнул губами. — Какой дикий и грубый вкус! Здесь чувствуется разгул низменных страстей и примитивных верований. Это почти животный вкус, это как секс с тремя моряками после долгой отлучки…

— Тише, Фи-Фи, тише, прошу вас — Дашу его аллегории несколько лишали аппетита, кроме того, ее нервировало нескрываемое внимание официантов. — Это всего-навсего мидии в сметане.

— Мидии, жареные с луком и политые сметаной! Невозможно вообразить! Только грубый и страстный народ может такое создать. Это пищевой примитивизм, вы понимаете, Ди-ди?

— И что? — Даша в самом деле опасалась скандала.

Вряд ли крымчане будут счастливы прослыть грубыми и примитивными. Вот насчет секса с тремя моряками еще туда-сюда, но пищевыми дикарями…

А месье Кервель продолжал тыкать вилкой во все миски по очереди и трепетать от все более грубых вкусов.

— Мои Due, да это же целое направление! Представьте, мы тратим сотни тысяч на рисунки и поделки примитивистов, украшаем ими свои гостиные, офисы, но никому еще в голову не пришло собирать примитивную кухню. Вы только представьте, Ди-ди, какие можно устраивать party. Это будет бесподобно. Решено: отныне я собираю местные рецепты.

— Будете вино? — Даша старалась увести разговор в сторону.

— Это вино пить невозможно, — с непонятной радостью сообщил Филипп. — Оно отвратительно.

— Не надо было заказывать сухое вино. В Крыму никто не заказывает сухие вина, тем более белые. Здесь специализируются на десертных.

— Да, но я не могу с морепродуктами пить сладкое вино!

— Тогда попросите еще минеральной воды.

— Нет! — Месье Кервель посмотрел долгим взглядом на застывшего в выжидательной позе официанта. — Мы будем пить водку!

— Водку?! — Даше стало совсем плохо. У сводного дяди и так с головой какие-то катаклизмы происходят, так еще и водка.

А тот расходился все больше и больше.

— Только теперь я понял, почему русские пьют водку. Она помогает раскрыть истинный вкус их продуктов. Понимаете, жирная грубая пища и вино! Это нонсенс. Но водка! — Он закрыл глаза и зачмокал: — Водка! Она нивелирует напряжение продуктов, она смягчает и, словно кислота, снимает пленку, открывая истинный вкус…

Даша жевала мидии, в которых хрустел песок, и с бессильным отчаянием думала, что худшего помощника ей вряд ли удалось бы сыскать на всем белом свете.

2

Тем временем Роман Скуратов отчитывал сестру-хозяйку за перерасход чистого белья.

— …Роман Георгич, — пыталась оправдаться немолодая загорелая женщина с усталым лицом, — так они же требуют. А что я могу? Они скандалят…

— Раз положено менять каждые четыре дня, значит, так и меняй. Мало чего они будут хотеть! Сегодня им чистое белье каждый день, а завтра кофе в постель?

— А они говорят, что в Турции за такие деньги…

— В Турции! — Одно только упоминание географического соседа, отбирающего львиную долю обеспеченных клиентов, выводило заведующего по хозяйственной части из себя. — То-то они сюда и приехали, что в Турции дешевле! Да здесь за эти деньги мы им и белье меняем каждый день, да еще и лечим. Попробовал бы он чихнуть в Турции задаром. Без штанов бы остался… Здесь и климат, и процедуры. Зачем им простыни?

— Ну не знаю. — Сестра-хозяйка развела руками. — Вот вы им сами и скажите.

— Так, может, Степанова, я за тебя и работать стану? — Роман Георгиевич решил сорвать злость на подчиненной. — Только как ты тогда туалетную бумагу воровать станешь?

Женщина мгновенно съежилась, сквозь несмываемый загар проступили красные жилки.

— Это не я брала. Мне зачем? У меня муж хорошо зарабатывает, да и дети помогают. Вы меня хоть раз поймали? Это Верка Даниленко…

— Я не буду сейчас выяснять, кто из вас что крадет, но запомни, Степанова, перерасходованное белье будешь стирать сама. — И, не дослушав, направился к санаторному корпусу.

— Роман Георгиевич! — На крыльцо выскочила смешная девчушка лет восемнадцати с короткими ножками и неожиданно массивными для ее талии и возраста бедрами. — Вас яка женщина к телефону кличет. Сестра, чи шо…

— Какая еще сестра? Валька ведь уже была. — Завхоз вскинул голову.

— Та я не поняла… Може, родственница яка? — Девчушка, казалось, огорчилась. — Так вы подойдете?

— Родственница, говоришь? — Сколько же у него развелось этих родственников как начальником стал!

— А звонок междугородний?

— Да не… местный, кажись…

«Значит еще и задарма хотят — места-то сейчас свободного навалом. Шиш им».

— Подойду, Анюта, сейчас.

Не торопясь, Скуратов поднялся по ступенькам, обернулся, окинул взглядом свое санаторное хозяйство, будто желая продемонстрировать, что устал от вечных просьб и плясать ни под чью дуду не намерен, и лишь затем направился в свой кабинет. — Трубка лежала, покорно дожидаясь крепкой задубевшей от работы руки.

— Я слушаю.

— Роман Георгиевич?

По выговору Скуратов безошибочно узнал москвичку. До чего ж они наглые, эти столичные жители — даже после сезона все норовят по знакомству себе отдых устроить.

— Слушаю, кто это?

— Вы меня не знаете. Хотя мы с вами в некотором роде родственники.

— И в каком же это роде? — Роман Георгиевич пододвинул стул и присел.

— В самом прямом.

На душе вдруг стало неспокойно. «Сын-то, Толька, во Владимире учится, а тут барышня молодая звонит из тех же краев. Неужто, подлец, дитя сотворил? Говорил ему, барану, держи свое хозяйство на привязи… А ну как сейчас начнет деньги тянуть? Кругом голытьба так и шарит, где бы кусок пожирнее урвать. Ах, дурак, Толька, вот дурак…»

— Роман Георгиевич, мы не могли бы сейчас встретиться? Я вам все расскажу.

— Встретиться? — «Интересно, Лялька сейчас на работе? Ох, чует мое сердце — быть ей бабкой!» Он помолчал. — Что ж, можно и встретиться. Вы где остановились?

— В Ялте. В гостинице «Ореанда». Но в данный момент нахожусь в Мисхоре. В ресторане рядом с городским пляжем. Чудесный вид.

«Вот-те номер. В „Ореанде“ бедные родственники не останавливаются. Но богатым-то чего может быть от него надо?»

— Алло, Роман Георгиевич, вы слышите меня?