Квартеронка, стр. 122

Я был легко одет, и ночная сырость не давала мне уснуть, однако, будь у меня перина из гагачьего пуха, я всё равно не сомкнул бы глаз.

Д'Отвиль великодушно предложил мне свой плащ, но я отказался. Он тоже был одет в лёгкую полотняную одежду, но не это явилось причиной моего отказа. Даже если бы я сильно страдал от холода, я не принял бы услуги от него. Я начинал его опасаться.

Аврора вскоре уснула. При свете зарниц я видел, что глаза её закрыты, а её спокойное, ровное дыхание свидетельствовало о том, что она спит. Это тоже огорчило меня. Я ждал каждой новой зарницы, чтобы взглянуть на неё. Каждый раз, как вспышка света озаряла её прелестное лицо, я вглядывался в её черты со смешанным чувством любви и боли. О, может ли коварство скрываться под этой прекрасной внешностью? Может ли таиться обман в этой благородной душе? Разве я не уверен, что она любит меня?

Как бы то ни было, у меня теперь отрезаны пути к отступлению. Я должен довести до конца начатую игру хотя бы ценой моей жизни или моего счастья. Я должен думать только о той цели, которая привела меня сюда.

Когда я немного успокоился, я опять принялся думать о том, как нам выбраться. Лишь только рассветёт, я снова пойду на поиски лошадей, постараюсь найти их по следам и поймать, а затем спрячу в лесу, где нам придётся укрываться до следующего вечера.

А если мы не найдём лошадей?

Долгое время я не мог решить, как нам тогда поступить. Наконец мне пришёл в голову новый, вполне осуществимый план, и я поспешил поделиться им с д'Отвилем, который тоже не спал. Мой план был так прост, что я удивлялся, как не додумался до этого раньше. Д'Отвиль отправится в Бринджерс, наймёт новых лошадей или экипаж и на следующий вечер встретит нас на береговой дороге.

Что могло быть проще? В Бринджерсе ничего не стоило нанять лошадей, а тем более экипаж. Д'Отвиля там не знают, и, конечно, никто не заподозрит, что он связан со мной. Я не сомневался, что в похищении квартеронки станут обвинять меня. Гайар, во всяком случае, это подумает — значит, разыскивать будут меня одного. Д'Отвиль согласился, что так и нужно сделать, если мы не найдём сбежавших лошадей; договорившись о подробностях, мы уже с меньшей тревогой стали дожидаться рассвета.

Наконец рассвело. Первые бледные лучи медленно проникали сквозь густые вершины деревьев, но всё же было настолько светло, что мы могли возобновить поиски. Аврора осталась на месте, а мы с д'Отвилем снова разошлись в разные стороны. Он направился в глубину леса, а я — к дороге.

Вскоре я подошёл к изгороди, окружавшей поля Гайара, ибо мы всё ещё находились очень близко от его плантации. Затем я двинулся вдоль изгороди к тому месту, где просёлочная дорога углублялась в лес. Я решил снова проделать путь, по которому мы ехали прошлой ночью, так как думал, что лошади могли убежать по знакомой дороге.

И я оказался прав. Когда я подошёл к этому месту, я увидел на земле следы подков двух лошадей, направлявшихся к реке. Там же виднелись и следы, оставленные нами прошлой ночью. Я сравнил: несомненно, это были одни и те же лошади. У одной из них была сломана подкова, и я с первого взгляда узнал её след. Я заметил ещё одну подробность: рядом с отпечатками подков виднелись полосы, прочерченные обломками сучьев, к которым были привязаны повода. Это подтвердило мои догадки о том, что лошади сами сорвались с привязи.

Теперь вопрос был в том, далеко ли они убежали. Стоит ли мне идти за ними и пытаться их поймать? Уже совсем рассвело, и это было бы очень опасно. Гайар и его люди уже, наверно, давно на ногах и рыщут по окрестностям. Отдельные группы, конечно, скачут вдоль береговой дороги и обшаривают просёлки между плантациями. На каждом шагу я могу встретить кого-нибудь из его шайки.

По следам лошадей было видно, что они неслись во весь опор. Они нигде не останавливались, чтобы пощипать траву. Вероятнее всего, они выскочили на береговую дорогу и помчались прямо в город. Лошади были наёмные и, наверно, хорошо знали дорогу домой. Кроме того, это были мексиканские мустанги, которым нередко случается после долгого путешествия возвращаться домой без седоков.

Пытаться догнать их значило бы бессмысленно подвергать себя опасности: я сразу отказался от этой мысли и повернул обратно к лесу.

Подходя к нашему лагерю, я старался ступать неслышно — мне стыдно сознаться, из каких побуждений: в моём сердце шевелились недостойные чувства.

Мне послышались звуки голосов.

«Боже мой! Опять д'Отвиль поспел раньше меня!»

Несколько секунд я боролся с собой, но не устоял и стал приближаться к ним, крадучись, как вор.

«Д'Отвиль снова оживлённо и дружески разговаривает с ней! Они стоят так близко, что лица их почти соприкасаются. Как они поглощены разговором! Они говорят очень тихо, они шепчутся, как влюблённые! О Боже!»

В эту минуту я вспомнил сцену на пристани. Вспомнил, что на юноше был такой же плащ и что он был небольшого роста…

Это он стоял передо мной! Теперь загадка объяснилась. Я был лишь ширмой, жалкой игрушкой в руках этой кокетки!

Вот он, настоящий возлюбленпый Авроры!

Я остановился как поражённый громом. Острая боль пронзила сердце, будто отравленная стрела впилась глубоко в мою грудь и застряла в ней, терзая меня. Ноги у меня подкосились, и я чуть не потерял сознание.

«Она что-то вынула из-за корсажа. Она что-то протягивает ему! Залог любви!.. Нет, я ошибся. Это — бумаги, те самые, что она взяла с конторки у Гайара. Что это значит? Здесь скрыта какая-то тайна. О! Я потребую объяснений у вас обоих! Я всё узнаю! Терпение, сердце! Терпение!»

Д'Отвиль взял бумаги и спрятал их под блузу. Затем он повернулся, и взгляд его упал на меня.

— А, мсье! — воскликнул он, направляясь ко мне. — Ну, как дела? Вы не нашли лошадей?

Я сделал над собой усилие и ответил спокойно:

— Только их следы.

Но даже произнося эту короткую фразу, голос мой дрогнул от волнения.

Д'Отвиль должен был заметить моё состояние, однако не показал и виду.

— Только следы, мсье? Куда же они вели?

— К береговой дороге. Больше нечего рассчитывать на них.

— Значит, мне надо сейчас же отправляться в Бринджерс?