Чисто семейное дело, стр. 21

Несмотря на несомненный будущий успех журнала и свободные взгляды, Сол вежливо, но твердо отказался от заманчивого предложения и покинул сального редактора, даже не доев салат.

Работа в подпольном коммунистическом издании представилась ему еще более нелепой альтернативой, и, не найдя подходящего предложения, он собрал вещички, сел на попутную машину и отправился в Швецию просить национальное убежище.

2

В Швеции работы для молодого журналиста не было вообще. Однако через некоторое время, благодаря случайности, Солу предоставилась возможность написать пару статей о коллекции летней одежды начинающего модельера-авангардиста.

Трудно сказать, чей талант в конце концов оказался сильнее, но о них заговорили: на авангардиста посыпались заказы, а Ольсена приняли в штат популярного модного журнала.

Так, неожиданно для себя, без всякой моральной подготовки, Сол попал в призрачный мир красоты, дорогих духов и нетрадиционных половых отношений.

Некоторое время бывший советский студент находился на верху блаженства — мало того, что он имел работу, так еще какую! Красивым было все вокруг — женщины, мужчины, лица среднего пола и лица без пола вообще. Здесь красиво ходили, красиво ели и красиво дышали. Количество положительных эмоций с каждым днем нарастало как снежный ком, пока наконец не достигло своей критической массы. У Соломона Ольсена напрочь пропала острота восприятия. Как прекрасного, так и всего остального.

Окружающий мир непостижимым образом трансформировался: все чаще он испытывал головокружение от того, что не может отличить реальное лицо манекенщицы от ее глянцевой копии на обложке. При взгляде на красоток Сол начал ловить себя на мысли, что ему безумно хочется тайком, с руки, подкормить несчастных девушек, которые были так худы, что могли входить и выходить из комнаты, даже не открывая дверей, и все неохотнее отправлялся он на представление новых коллекций, где маячили одни и те же нейлоновые улыбки, силиконовые груди, губы и бог весть что там еще было искусственного.

При появлении красивой женщины журналист начинал вздрагивать, а некрасивых поблизости не было. Мужчинам, связанным с искусством и модой, он просто не доверял, пойди знай, что у них там на уме… В результате все свободные вечера Соломон коротал в одиночестве или в компании соседа, тихого алкоголика, признающего только джин, Шнитке и немецкие порнофильмы. И если против джина Ольсен ничего не имел, то Шнитке в сочетании с порнухой вызывал у него желудочный спазм, так что со временем пришлось отказаться и от последнего собеседника.

Чувство неудовлетворенности все сильнее точило тонкую журналистскую душу, начались депрессии, бессонницы, а за ними череда врачей. Одни говорили о кризисе среднего возраста, другие о влиянии планет и тяжелых металлов, третьи просто слушали, автоматически кивая головой и с трудом сдерживая зевоту.

Только однажды ночью, проснувшись от бешеного стука сердца, Соломон наконец понял, чего ему не хватает.

Адреналина! Того стимулятора, без которого не проходил и единый день советского человека. Того естественного наркотика, который мы получали с первых секунд нашего рождения, сначала с молоком матери, потом в вагонах метро, очередях, дома, на работе, в отпуске и в гробу — словом везде, постоянно и в любых количествах.

Однако если на просторах бывшей родины получить очередной заряд бодрости не составляло ни малейшего труда — достаточно было произнести заветную фразу: «Вы здесь не стояли», то в ментоловой атмосфере шведского темперамента и эфемерной изысканности работы получить необходимое было совсем непросто. Чтобы выжить, нужно было срочно найти заменитель.

Решение пришло само. Скандал, та леденящая кровь, шокирующая сенсация, которая мгновенно заполняет первые полосы газет, принося не только славу, но и пленящее чувство опасности, азарта, необходимого хорошему журналисту как солнце, воздух и вода вместе взятые. Так настоящий альпинист спит и видит свою вершину, точно так же истинный рыцарь пера и чернил ждет своего звездного часа — сенсационного журналистского расследования. И кто бы мог подумать, что здесь, в небольшом австрийском городке, на заурядной конференции, ему удастся поймать удачу за хвост!

3

Весело насвистывая, Ольсен достал из мини-бара маленькую бутылочку шампанского и налил себе любимому.

«Главное не спешить, — размышлял он, — пусть сначала Рыжая пришлет информацию, и тогда, после конференции, сразу же в Москву. Ну а если все подтвердится, ха! — он согнул руку в локте, — это будет самая громкая сенсация за последнее десятилетие. Начнется новая жизнь Сола Ольсена, а он, будьте уверены, не упустит свой шанс!»

В дверь номера громко постучали.

— Treten Sie bitte ein! [8] — гаркнул журналист. — Wer da? [9]

— Здорово, Соломоша! — чуть хрипловатый женский голос заставил его встать и удивленно подойти к двери.

На пороге стояла стройная брюнетка. Отвыкший на западе от женской боевой раскраски Сол внутренне вздрогнул: косметики на лице незнакомки было, пожалуй, многовато. Утром женщина могла так выглядеть только в двух случаях: если улетала на карнавал в Рио-де-Жанейро или только что прилетела из России. Окончательный удар по его рафинированным эстетическим чувствам нанес ярко-красный синтетический костюм и бежевые кружевные перчатки.

Тем не менее, сделав широкий жест, он вежливо пригласил незнакомку зайти в номер:

— Проходите, рад встретить землячку. Какими судьбами?

— Ты не узнаешь меня? — Она плюхнулась в кресло. — Ну и жара, сегодня, вся жопа мокрая.

Сол потерял дар речи. Скрывая замешательство, он глотнул шампанского.

— Ну так что, не узнаешь? Да и хрен с ним, плесни лучше и мне чего-нибудь.

Ольсен впервые в жизни растерялся, не зная, что ответить странной гостье. Сто процентов, что они никогда знакомы не были — такое чудо запомнилось бы надолго. Выставить ее? Но шестое журналистское чувство подсказывало ему: визит дамы в красном не просто выходка распущенной особы, она пришла к нему с чем-то.

— Да, вчера немного переборщил, башка трещит, сегодня я и маму родную не узнаю, — он попробовал перенять ее стиль, — чего будешь пить — покрепче или полегче?

— Я более крепкое запиваю более слабым, — хихикнула особа, — доставай все, что есть.

И видимо, не доверяя его хлебосольности, сама открыла дверцу мини-бара.

— Что за бредовая идея пипеточными нормами людей поить? — она вытащила крошечные бутылочки и выставила их на столе. — Скотч, Баллентайн… ерунда какая-то. Лучше бы поставили бутылку водки — и хлопот меньше, и людям приятнее. А, Соломоша?

Журналист развел руками, по-прежнему не зная, как реагировать на выходки странной гостьи, и одновременно прикидывая, во сколько ему обойдется ее нежданный визит. Бутылочки, конечно, маленькие, но в гостинице они стоят дороже, чем большие в магазине, и если сейчас эта чокнутая их выжрет, то счет за гостиницу заметно вырастет, и печально, если неоправданно, ибо в последнем случае редакция его хлебосольство оплачивать не будет.

— Наливай, не стесняйся, — тем не менее мужественно стиснув зубы, произнес Сол, — так каким ветром тебя сюда занесло?

Представить себе, что незнакомка является членом ассоциации молодых дизайнеров и стилистов, он просто не мог, швы на ее пиджаке не оставляли на этот счет никаких сомнений. А бежевые, в тон туфлям, перчатки скорее всего являлись не элегантным аксессуаром, а удобной возможностью не следить за ногтями.

— Да так, мотаюсь туда-сюда, — рассеянно ответила дама, осматривая комнату.

— Ты что-то ищешь?

— Смотрю, мне набрехали. Вот немцы паскуды.

— Это Австрия, — осторожно заметил он, — и в чем же тебя обманули?

— Немцы, австрийцы — одно слово, фашистские рожи. Компьютера-то у тебя нету.